Заря приходит из небесных глубин - Морис Дрюон

Памятный день — нам выдали сабли! Поверят ли мне, если я скажу, что был обучен атаковать конным строем? Да-да, тактика Ланна и Мюрата! Да, тяжелый галоп, как при Решоффене! Мы были в восторге, хотя упражнение это небезопасное. Всякий раз кто-то оказывался в санчасти или госпитале, поскольку нам полагалось кричать, выставив саблю наголо, чтобы произвести впечатление на предполагаемого противника, что пугало лошадей и ускоряло их галоп. Нам с трудом удавалось удерживать их в последовательных рядах, и каждый запросто мог оказаться насаженным на клинок скачущего сзади всадника. Но разве не восхищались мы героизмом польских улан, которые в эти недели по-настоящему атаковали, хоть и безрезультатно, немецкие танки? О да! Я и в самом деле познал последнюю из древних войн!

Это упражнение былых времен оказалось полезным по крайней мере одному из моих друзей, Пьеру Шамбри, который во время разгрома 1940 года, оказавшись на мушке у вражеского пехотинца, ринулся на него, выставив саблю вперед. Того это так поразило, что он забыл выстрелить. Шамбри нанес ему удар острием в грудь, а потом, вспомнив, чему нас учили, отпустил рукоятку сабли и выдернул ее за темляк, чтобы не сломать себе запястье.

С людьми случается то, что на них похоже. В самом конце войны, на Атлантическом побережье, где немцы попали в один из «котлов», Шамбри, по-прежнему верхом, примет саблю пришедшего сдаться немецкого офицера. Сцена совершенно символическая для человека, который станет одним из первых наездников Франции, одним из лучших мастеров верховой езды и самых замечательных ее рисовальщиков.

Рамбуйе был очаровательным городком, еще далеким от Парижа и провинциальным, который жил в ритме своего гарнизона. Ресторанчики тут были приятны. Тот, что располагался в гостинице «Козочка», прямо напротив казарм, стал для нас местом сбора в короткие часы увольнительных, в конце дня. Если мне нужно представить себе совершенный образ курсанта, то я вспоминаю облокотившегося о барную стойку Франсиса Моле-Вьевиля, который по результатам учебы станет лучшим из нашего выпуска. Худощавый, сухопарый, любезный и уверенный в себе, этот будущий председатель коллегии адвокатов и член конституционного совета восхищал нас своими сапогами, великолепно облегавшими его петушьи икры, и кожаной сумочкой, в которой помещалось радио. Его портативный приемник казался нам верхом элегантной современности. Благодаря этой вещице Франсис сообщал нам новости.

Несмотря на своих улан, Польша была расчленена. В конце октября Гитлер предложил Франции и Англии план мирного урегулирования. Теперь, когда Польша, нежизнеспособная, по его мнению, нация, была разделена между Германией и Россией, он уже не видел причин для продолжения боевых действий. Даже великодушно не заявлял притязаний на Эльзас и Лотарингию. Его предложение осталось без ответа. Но мы по-прежнему не сдвинулись с места.

Коммунистическая партия во Франции, чья зависимость от Москвы становилась по-настоящему невыносимой, была распущена, и человек тридцать ее депутатов арестованы. Вот и все, что мы совершили для оказания помощи несчастной Польше. Объявили ради нее войну, которую не вели.

Задавался ли наш генеральный штаб вопросом: а не будет ли тактика подвижной, молниеносной войны, так быстро одержавшей верх над Польшей, применена и против нас? Ну нет, это же были поляки. Французская армия — совсем другое дело. У нас ведь есть линия Мажино, эта длинная непреодолимая преграда вдоль немецкой границы. То, что она не доходила до моря, никого не смущало. Продлив ее, пришлось бы обидеть Бельгию. А Бельгия нейтральна. Никогда Гитлер не дерзнет вторгнуться в нее, а если осмелится, ему покажут.

В новостях сообщалось о нескольких боях по ту сторону линии Мажино. В этих стычках все-таки были погибшие.

Плакаты призывали подписываться на военные займы, ничем не занятых солдат старались обеспечить мячами. Вдоль бельгийской границы протянули колючую проволоку. В самом деле, странная война.

VII

По примеру Дизраэли

«У любимой женщины нет возраста». Принадлежала ли эта формула Дизраэли, или же я позаимствовал ее у кого-то другого, или это моя собственная? Впрочем, она не настолько оригинальна, чтобы была большая охота оспаривать ее у кого-либо.

Но уже во второй раз и по-прежнему косвенным образом Андре Моруа предстояло повлиять на мою жизнь.

Написанная им биография Дизраэли, которую я прочитал в то время, — шедевр. Однако Дизраэли женился на женщине, которая была на пятнадцать лет старше его. Да она еще попросила у него целый год на размышление, прежде чем согласиться. Но похоже, их союз был счастливым от начала и до конца, а карьера Дизраэли, и как писателя, и как государственного деятеля, общеизвестна. Когда мы с Женевьевой Грег решили пожениться, этот знаменитый прецедент сыграл свою роль.

Война — время обязательств. Чтобы противостоять смертельному риску, душа ищет абсолютного постоянства и создает себе требования чести. Я еще не знал, что как змея меняет кожу, так и человек в течение своей жизни может несколько раз менять душу.

Этот брак не обошелся без маленькой драмы. И отнюдь не со стороны моей семьи. Отец, который был по-настоящему привязан к моей будущей супруге, хотя и не предвещал ничего хорошего из-за разницы в возрасте между нами, удовлетворился тем, что сказал мне, не без некоторой торжественности: «Друг мой, почитаю своим долгом предупредить тебя, что ты собираешься совершить глупость. Это тебе ничуть не помешает совершить ее, и ты поступишь так, как тебе заблагорассудится. Но что касается меня, то я свой долг выполнил». И больше мы к этому вопросу не возвращались.

От матери я ожидал большого театрального представления на тему: мать, у которой отнимают ее единственного сына, предмет ее исключительной любви, которому она пожертвовала свою жизнь. К моему удивлению, она ничего такого не устроила, примерив на себя совсем другую роль: безупречной, все понимающей матери, согласной на все ради скорейшего счастья сына, которому вот-вот предстоит столкнуться с войной и подвергнуть себя ее опасностям. Думаю, тогда-то в ее воображении и родилась надежда пережить меня. Какие сценические эффекты она могла бы из этого извлечь! Мать героя… Кроме того, подобное самоотречение давало ей преимущество по контрасту с матушкой Женевьевы, другой родительницей, намного превосходившей ее в искусстве семейной трагедии.

Для милейшего Фернана Грега молодой человек без имени, без состояния, крайне юный был, разумеется, совсем не той партией, которую он в идеале желал бы для своей дочери; но мое звание поэта искупало все. Он долго беспокоился, что «милая Лесла», как он ее называл, упорствовала в безбрачии. Видел, как у нее намечаются интересы без будущего. Видел череду блестящих молодых людей, о которых говорили: «Он подошел бы для Леслы». Она же отвечала: «Я жду». И вдруг перестала ждать. Ее охватила романтическая страсть. И она объявила ему, что хочет выйти замуж за его ученика. Ну что ж, улыбнемся жизни и доверимся богам!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});