В донесениях не сообщалось... - Сергей Михеенков

Я где-то там переночевала. Утром пришла. А начальница спрашивает меня: «А откуда ж ты родом?» Видимо, по говору моему почувствовала свою родину. Я ей: так и так, Смоленской области. Мы ж тогда, в начале войны, не Калужской, а Смоленской области писались. «Ой! Ты ж моя землячка!» Звали ее Валентиной Евтихьевной. Фамилию забыла.

Взяла она меня на работу. А потом и говорит: «Катюх! Давай мы тебя на курсы шоферов пошлем?» Я и согласилась.

Курсы ускоренные. Стажировались на грузовике ЗИС. Машина большая. Помню, начнем заводить мотор: ребята-курсанты крутят-крутят ручку, никак не провернут. Я им: «А ну-ка, дайте я попробую!» Подхожу. Шофер, который обучал нас вождению, смотрит, посмеивается. А я дробненькая, с виду — так себе. Но рука у меня крепкая, натренированная. На молокозаводе я крутила сепаратор. Это сейчас везде электромоторы. А тогда все делали вручную. Сепаратор тяжелый был. Вот взяла я ручку, раз-другой крутанула посильней да порезче, мотор и завелся. Шофер смеется. И ребята все удивляются: «Ну и Катюха!»

Через два месяца — на фронт.

Дали мне полуторку. Старенькую. Всю пробитую пулями. В кабине, на сиденье, кровь присохшая… Сказали: вот, мол, тебе машина, снимай мотор, ремонтируй. Разобрала я машину, все гайки поотвинтила. Мне механик помогал. Почистила клапана, поршни. Кое-что поменяли.

Собрали мы эту машиненку. Села я за руль. Поехала. Едет моя машина, слушается!

Сперва возле гаража ездила. Разные задания выполняла. А потом, когда немца погнали, стали посылать меня и к передовой.

Вот, помню, под Минском…

Наши переправу делали, а я им доски подвозила. Саперам. Туда — доски, а обратно — раненых.

Шел уже сорок четвертый год. Наш батальон был в составе 2-го Белорусского фронта Рокоссовского.

Проснулись утром. Меня посылают на передовую. Я уже человек опытный. Девчата, подруги мои, в слезы: «Ой, Катюха, больше мы тебя не увидим!» Прощаемся. А я передовой не боялась. Я будто знала, что меня не убьют.

Девчат в гараже у нас было много. А водителей только четверо: я, двое тульских и одна из Рязани. Но ездили они неважно, и их далеко посылать боялись. Я ж ездила всюду, куда пошлют.

Вот, значит, под Минском…

На передовой нагрузили мне в кузов раненых. Стонут. Все в бинтах, в крови. А тут налетел самолет. Стал бомбить. Бомбы рвутся совсем рядом. Санитарки, которые сопровождали раненых, мне кричат: «Давай быстрее уезжай! А то сейчас разбомбит!» Я им: «Никуда мы не поедем. Машина замаскирована. Он нас не видит. Улетит, тогда и поедем. А на открытом он нас сразу прихватит».

Немец пролетел, нас не заметил. И мы благополучно выехали в тыл.

Бывало, выедешь к передовой. Ребята, бойцы наши, в бой идут. Кричат: «Сестра! Прощай!» Не с кем им попрощаться, вот со мной и прощались. Знали, что многим сейчас…

Раз так забралась на кабину, посмотреть, как они там воюют. Стою. Гляжу, а один, с которым я только что разговаривала, вдруг упал, и к нему санитары подбежали. А меня пожилой боец ухватил за ноги — и долой: «Ты что?! Тебя сейчас снайпер так и сымет!»

Другой раз едешь по дороге, глядишь, машина разбитая стоит. Или догорает. Кругом воронки. Значит, разбомбили. Иногда так и своих встречала, знакомые машины. Немецкие самолеты любили за машинами гоняться. Ни патронов, ни бомб не жалели.

А я ни разу ни под бомбежку, ни под обстрел не попала. Мне в батальоне все удивлялись. Комбат, бывало, пошлет куда-нибудь, откуда уже несколько машин не вернулось, а сам, видать, переживает, что меня, девушку, под пули отправил. Ждет. А я, глядишь, вот она, и вернулась невредимая. Он мне: «Ну, Катюха! Какая же ты везучая!» В гараже узнаю: в батальоне опять большие потери.

А мне и правда везло.

Накануне войны я видела сон. И помню его всю жизнь. Проснулась и говорю матери: «Мам! Я сегодня с Богом летала!» — «Ну, еще чище…» А мы ведь тогда в деревне не знали проводов. Это потом — столбы, провода, радио, электричество… Сон же мой был такой. Будто ко мне подлетает кто-то и говорит: «Полетели со мной!» — «Куда?» — «Увидишь куда». И я полетела. Лечу — по проводам! «ОЙ! — кричу. — Задену! Упаду!» — «Не упадешь. Лети! Ничего не бойся!» А лететь мне хорошо, сладко, приятно, хоть и страшно немножко. «А с кем я лечу?» — «Со мной». — «А кто ты?» — «Я, — говорит, — Бог». Я пытаюсь на него посмотреть, какой же он, Бог? Но не вижу. Не могу разглядеть его. «Какой же ты?» — говорю. «Смотри какой!» — говорит и показался на мгновение. И увидела я его — маленький, как блошка. А мы все летим, летим. «Теперь я не вернусь», — говорю ему. А мне уже домой хочется. «Ничего, — говорит, — вернешься».

Вот такой сон. И всю войну я пролетала, как блошка, и нигде меня не задело. Я и сама порой удивлялась. Ведь не раз могла бы и погибнуть.

Однажды отправили меня в отряд минеров. Поехала. А я ж не знала, где мины, где нет. Приезжаю к минерам. Они посмотрели на меня удивленно и говорят: «А как ты ехала?» — «Вот, — говорю, — по этой дороге». — «Да она ж заминирована!» Правда, один раз, перед мостком, что-то взорвалось позади. Но ничего, машина цела.

Лихо я ездила на своей полуторке! Комбата все, бывало, просила пересадить меня на легковую машину. А он увидел раз, как я гоняю, и говорит: «Нет, Катюха, езди-ка ты лучше на полуторке». А мне ж хотелось еще быстрее ездить! Легковые-то быстрее ездили.

У тех саперов, к которым я по минам приехала, были раненые. Я их повезла в тыл. Подъехала к мостику через ручей. Перед мостиком мне бойцы постучали в кабину: «Потише едь!» Нет, думаю, что вы мне ни говорите, а тише я не поеду. Как все равно мне кто подсказывал. Разогнала я машину и прямо перелетела тот мостик! Позади разорвалась мина. Никого не задело. Раненые мои кричат: «Гони скорее! Обстрел!» А я остановилась и говорю им: «Обстрел окончен. Теперь не бойтесь. Это противопехотная мина была».

Так я и летала всю войну на своей машиненке. И все пули, все осколки — мимо меня…

Однажды, когда немца прогнали из Минска, комбат наш, Роман Антонович, и говорит мне. «Катюх, поехали в Минск. Я хочу домой заехать, родных повидать. Живы ли, хоть узнаю».

А войска наши наступают, все дороги забиты. Вперед идут. Едем и мы. А тут у меня сигнал заклинило. Едем, а сигнал не отключается. Замкнуло где-то. Я комбату: «Роман Антонович, разрешите остановиться. Я сейчас быстро отремонтирую сигнал и поедем дальше». А он: «Нет, Катюха, теперь уж гони!» Так, с сигналом, до его дома и доехали.

Встретил комбат своего отца, сестер. Выскочили все, обняли его. А я ремонтирую машину и смотрю на них. Думаю: эх, мне бы сейчас домой! Хоть на минуточку! Маму повидать, отца, сестру, братьев… Так радостно мне было смотреть на комбата и его семью!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});