Леонардо да Винчи - Алексей Гастев

Оглядывая жизнь замечательного человека в целости из некоторого отдаления и обдумывая его репутацию и славу, какими они представлялись его современникам и устанавливались и изменялись впоследствии, задаешься вопросом: почему дурное о великих людях быстрее распространяется и всевозможным порочащим выдумкам охотнее верят, нежели предположениям, могущим еще укрепить величие подобного человека? Вместе с тем, когда в его записях справедливо усматривается пророческое видение какой-нибудь научной истины, отваживающихся на это исследователей упрекают за легкомыслие и поспешность. Но что не решаются оспаривать наиболее придирчивые и строгие, так это огромность снаряда или метафорической верши, протянутой через вселенную.

Где не живет пламя, там не живет животное, которое дышит. Стихия огня непрерывно поглощает воздух, который частично питает ее, и оказалась бы в соприкосновении с пустотой, если бы последующий воздух не помогал ее заполнить.

Есть нечто самоубийственное в том, если кто-нибудь долгое время решается быть в заповедной области неизвестного, поскольку возмущенные наглым, бесцеремонным вмешательством стихии пытаются ему отомстить. Принадлежащее земле железо погубило миланского Коня, когда гасконским арбалетчикам удалось его разрушить с помощью железных наконечников стрел, а вода, увлажнившая стену трапезной монастыря делла Грацие, ускорила разрушение «Вечери». Теперь следовало ожидать каких-нибудь козней от стихии огня, жаром которого воспользовался Леонардо, приступая к живописи в зале Совета в палаццо Веккио во Флоренции.

При разногласии толкователей, важнейшим отличием способа, описанного в немногих словах римским историком Плинием, следует считать равномерное быстрое распределение расплавленной смеси под грунт, куда входят мастика, известь и греческая смола. Хотя Плиний не указывает пропорций состава и каких-либо других подробностей, скоро после Леонардо и, как видно, по его примеру подобная же смесь хорошо удалась венецианцу фра Себастиано, отличнейшему живописцу, которого папа Климент сделал хранителем печати, а печать свинцовая, почему он известен как дель Пьомбо. О Себастиано рассказывают, что он любил размышлять и рассуждать и занимался этим целыми днями, лишь бы не работать; если же он брался за что-нибудь, это ему стоило бесконечных душевных мук. Отсюда видно, что изобретатели, как Леонардо, создают не только машины или способы живописи, но и похожих на себя людей, однако более удачливых. Но одно дело покрыть указанной расплавленной смесью сравнительно малую площадь – ведь фра Себастиано прославился портретами, которые этим способом писал на камне, и совсем другое – громаднейшая стена, где живописцу предоставлено место высотой в восемь локтей и шириной немногим меньше сорока, и во время грунтовки он выбивается из сил, чтобы поспеть, пока смесь не остыла, хотя подвижные леса и проворство помощника отчасти его выручают.

Для «Битвы за знамя» была предназначена средняя треть, а остальное отложено на неопределенное будущее – может быть, магистраты не желали спугнуть нетерпеливого мастера чрезмерностью замысла. Однако же на что они надеялись, то не сбылось, а сделанное погибло. Стихия огня поначалу вредила недостаточным действием, и стена наверху оказалась плохо высушена. Но это своевременно не обнаружилось, когда же Леонардо пытался сушить штукатурку под живописью и развел сильный огонь, краска стала чернеть и пошла пузырями, а грунт расплавился и потек. С другой стороны, Вазари обвиняет Мастера, что он-де приготовил слишком грубую смесь, которая по мере того, как работа продолжалась, сама по себе стала стекать и тут все нарушилось. Говорили еще, что торговцы поставили порченое масло, и Леонардо им пользовался для приготовления красок; но это выходит наружу десятилетиями или того медленней, а здесь речь идет, по-видимому, о какой-то внезапной порче. Ссылаются также на недостаток света наверху, откуда погибель распространялась, когда Савонарола стал первым лицом в республике Иисуса Христа, как он желал, чтобы называлась Флоренция, из-за его нетерпения при переделке залы Совета был допущен просчет, и не только стороннему зрителю невозможно было заметить начавшееся разрушение живописи, но и Мастер не обязательно обнаружил его вовремя, чтобы приостановить.

Но так или иначе, от 6 июня 1505 года, отмеченного неблагоприятными знамениями, до отъезда в Милан спустя год, а именно 30 мая 1506-го, Леонардо столько успел, что во Флоренции если собирались два-три человека поговорить о вещах, не касающихся живописи, то в ходе беседы само собой так получалось, что сворачивали к этим cavalli, или лошадям, как попросту другой раз называли произведение Мастера в зале Совета. При этом решительно все, также и недоброжелатели, соглашались, что, говоря словами Вазари, никто не может с ним сравниваться в отношении потрясающей или ужасной, terribile, глубины мысли.

«Даже Рафаэль, – замечает биограф, – если в чем-либо к нему приблизился больше, чем любой другой живописец, так это в прелести своего колорита». Урбинец оказался из первых, снимавших копию с живописи в зале Совета; в числе других копий эта сохраняется еще и теперь, опровергая широко распространившуюся неправду, будто бы Леонардо лучше успевал в рисунке и приготовленную композицию затем портил, заканчивая ее красками. Чтобы судить об этом справедливо, надо иметь в виду, что живопись с ее законченностью и тщательным выполнением бывает другой раз не иначе как покрывалом, умаляющим прямое сильное действие в духе Леонардо, когда изумительная округлость лошадиного крупа, выведенная тончайшим сфумато, утрачивает в тяжести и силе, а крики и вопли сражающихся воинов глушатся, и издали, с порога залы Совета, композицию можно принять за громоздящиеся облака.

Точно так накануне вторжения в Италию короля Карла жители Ареццо принимали облака за вооруженных всадников, только теперь происходило обратное, и серая масть лошадей как бы показывала облака в дневном освещении, тогда как фиолетовое, багровое и красное одежды, шапок и лиц окрашивало их подобно склонившемуся к горизонту вечернему солнцу. К тому же аретинцы отчетливо слышали раскаты грома, которые вольно им было принимать за удары барабанов, в то время как здесь более ужасными оказываются тишина и вынужденное молчание, будто бы неизвестная уничтожающая и препятствующая сила внезапно прервала ярость звука вместе с другими невидимыми истечениями. Но если воды полнящейся обильными дождями реки удерживаемы плотиной, они, бывает, отыскивают возможность обойти поставленное препятствие. Не обнаружилась ли такая возможность близко к верхней границе отведенной Мастеру площади, где от действия жара огня или от другой причины грунт стронулся и потек? И не способствовало ли несчастью особенное внутреннее напряжение, напоминая таким образом о необходимости свободной циркуляции духовных токов, чтобы они могли изливаться и заполнить пространство перед картиною?

83

Большая птица начнет свой первый полет со спины исполинского лебедя, наполняя вселенную изумлением, наполняя молвой о себе все писания, вечной славой гнезду, где она родилась.

Поведением человек оказывается иной раз сходным с кошкою, которая, если дверь закрывается перед ее носом, непременно желает проникнуть в недоступное помещение, когда же добивается этого, тотчас желает обратного. Начавшиеся, условно говоря, 30 мая 1506 года времена, условно, поскольку судьба не разделяет порученную ей жизнь на главы, но тут все происходит сфумато, рассеянно, некоторые исследователи называют временами скитаний. Однако это название не так удачно: Леонардо скорее предпочитал воображаемые путешествия тропинками познания, хотя его склонностям домоседа не потворствовала судьба, вынуждавшая его к большей решимости в перемене места, чем ему ото свойственно. Если же у него с Флоренцией снова не сладилось, тут виноваты отчасти неуважение и отвратительная скупость гонфалоньера, однажды велевшего уплатить художнику медными деньгами, так как других будто бы не было в кассе. Когда Леонардо возмутился и не стал их принимать, говоря, что он не грошовый художник, эти полные достоинства слова передали гонфалоньеру Содерини, тот страшно разгневался, топал ногами и кричал.

Тем временем наместник французского короля в Милане маршал Карл де Шомон частыми настойчивыми просьбами и скрытыми в них угрозами вынуждал магистратов отпустить Леонардо в Ломбардию; и тут как быв предвидении надвигающейся необходимости уступить могущественному просителю гонфалоньер, покуда он мог с легкостью это сделать, причинил живописцу еще неприятность, обвинив его в присвоении денег за несделанную работу и не взявши в расчет аргументы, свидетельствующие о невозможности ее продолжения. Чтобы рассчитаться с казною, Леонардо пришлось набирать деньги у друзей, также возмутившихся наглостью гонфалоньера.