Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Городские ворота растворились. Консул во главе своих легионов вступил в столицу. Однако Марий с насмешкой напомнил, что он, Марий, объявлен вне закона, и отказался вступить в город, пока закон не разрешит ему этого. Граждане спешно собрались на форуме, чтобы отменить прежнее постановление. Итак, Марий вступил в город, и вместе с его появлением начался террор. Было решено не выбирать отдельных жертв, а предать смерти всех видных лиц из партии оптиматов и конфисковать их имущество. Городские ворота были закрыты. Пять дней и пять ночей беспрерывно продолжалась бойня. Но и потом ежедневно еще убивали отдельных скрывшихся или позабытых лиц. Целые месяцы продолжалась кровавая расправа во всей Италии. Первой жертвой пал консул Гней Октавий. Он неоднократно высказывался, что лучше умереть, чем сделать малейшую уступку людям, не признающим закона. Верный своему принципу, он и теперь отказался искать спасения в бегстве. В консульском облачении он ожидал на Яникуле прибытия убийц, которые не заставили себя ждать. Среди убитых были Луций Цезарь (консул 664 г. [90 г.]), прославившийся победой при Ацеррах; его брат Гай, который своим несвоевременным честолюбием вызвал смуту Сульпиция и был известен как оратор, поэт и приятный собеседник; Марк Антоний (консул 655 г. [99 г.]), после смерти Луция Красса бесспорно первый юрист своего времени; Публий Красс (консул 657 г. [97 г.]), который отличился в испанской и союзнических войнах и еще во время осады Рима. Вообще погибло множество самых видных членов правительственной партии. Среди них алчные сыщики особенно усердно преследовали богатых. Особенно плачевной была смерть Луция Мерулы, который вопреки своему желанию стал преемником Цинны. По этому поводу он был обвинен в уголовном преступлении и вызван в комиции. Чтобы избежать неминуемого осуждения, Луций Мерула перерезал себе артерии. Сняв с головы жреческую повязку, как это требовалось от умирающего фламина, Луций Мерула испустил дух у алтаря великого Юпитера, жрецом которого он был. Еще более плачевной была смерть Квинта Катула (консула 652 г. [102 г.]), который некогда, в более счастливые дни своей жизни, участвовал в самой блестящей победе и самом блестящем триумфе того же Мария. Теперь на все мольбы родственников своего старого соратника Марий давал краткий ответ: «Он должен умереть!».

Зачинщиком всех этих злодеяний был Гай Марий. Он указывал жертвы и назначал палачей; лишь в исключительных случаях, как по отношению к Меруле и Катулу, соблюдались некоторые правовые формы. Не раз один взгляд Мария или молчание, которым он встречал приветствовавших его, равнялись смертному приговору, и последний всегда тотчас же приводился в исполнение. Жажда мести Мария не утолялась даже после смерти жертвы. Он запрещал хоронить трупы. Он приказывал выставлять головы убитых сенаторов у ораторской трибуны на форуме; впрочем, в этом отношении его предшественником был Сулла. В некоторых случаях Марий приказывал волочить трупы убитых по форуму; труп Гая Цезаря он приказал пронзить еще раз мечом на могиле Квинта Вария, который, как можно думать, был некогда привлечен Цезарем к суду. С трудом удалось отговорить Мария от намерения лично отправиться в убежище, где был найден Антоний, и собственноручно заколоть его. Человека, который принес голову Антония, когда Марий сидел за столом, Марий публично обнял. Палачами служили для Мария, главным образом, его легионы из рабов, особенно отряд ардиеев. Справляя сатурналии своей свободы, они грабили дома своих прежних господ и убивали и насиловали всех, кто попадался им под руку. Даже товарищей Мария приводил в отчаяние этот безумный террор. Серторий умолял консула во что бы то ни стало положить конец этому; Цинна тоже был испуган. Однако в такие времена безумие само становится силой, люди бросаются в пропасть, чтобы спастись от головокружения. Нелегко было обуздать свирепого старика и его банду, и меньше всего хватало для этого мужества у Цинны. Напротив, он даже выбрал Мария на следующий год своим сотоварищем по консулату. Режим террора наводил ужас на умеренных сторонников победившей партии немногим меньше, чем на побежденную партию. Только капиталисты не были недовольны тем, что наконец чужая рука взялась основательно унизить гордых олигархов, причем капиталистам досталась лучшая часть добычи благодаря обширным конфискациям и аукционам; в эти дни террора капиталисты получили в народе прозвище мародеров.

Виновнику этого террора, престарелому Гаю Марию, судьба послала исполнение обоих его главнейших желаний. Он отомстил всей своре аристократов, которая отравляла ему радость побед и подливала горечь к его поражениям. За каждый булавочный укол он мог отплатить ударом кинжала. Кроме того он в следующем году еще раз становился консулом. Теперь наконец осуществилась его мечта о седьмом консульстве, которое предсказал ему оракул и которого он добивался в течение тринадцати лет. Боги ниспослали ему то, чего он желал. Однако и теперь еще, как в древних сказаниях, они роковой иронией ввергали человека в гибель, исполняя его желания. В первые свои консульства Марий был гордостью своих сограждан, в шестом — он сделался их посмешищем, а теперь, на своем седьмом консульстве, он был обременен проклятием всех партий и ненавистью всего народа. Марий от природы человек прямой, способный и честный, был заклеймен, как безумный глава гнусной банды разбойников. Он сам, кажется, чувствовал это. Дни проходили словно в опьянении, а по ночам он не находил успокоения во сне и должен был пить, чтобы забыться.

Марий заболел горячкой. Во время болезни, продолжавшейся семь дней, он бредил, что одерживает в Малой Азии победы, лавры которых были предназначены Сулле. Он умер 13 января 668 г. [86 г.] семидесяти с лишком лет, обладая всем тем, что он считал могуществом и почетом, умер естественной смертью. Немезида, как видно, капризна и не всегда отплачивает кровью за кровь. Впрочем, разве не являлось возмездием то, что при известии о смерти прославленного спасителя народа Рим и Италия вздохнули чуть ли не с большим облегчением, чем при известии о победе на Раудийских полях?

И после смерти Мария произошло еще несколько фактов, напоминавших время террора. Так например, Гай Фимбрия, больше всех других запятнавший свои руки в крови во время мариевских убийств, пытался убить на похоронах Мария всеми почитаемого и пощаженного даже Марием великого понтифика Квинта Сцеволу (консула 659 г. [95 г.]). По выздоровлении Сцеволы Фимбрия подверг его уголовному преследованию за то, что, как острил Фимбрия, Сцевола не дал себя убить. Но в общем оргии убийств прекратились. Под предлогом выплаты жалованья Серторий собрал бандитов Мария, окружил их своими надежными кельтскими войсками и приказал перебить их. Число их определяли по меньшей мере в 4 тысячи.

С террором пришла тирания. Цинна не только в течение четырех лет (667—670) [87—84 гг.] возглавлял государство в качестве консула; но он постоянно сам себя назначал, а также своих сотоварищей и не спрашивал согласия народа. Эти демократы словно с умышленным пренебрежением устраняли суверенное народное собрание. Ни прежде, ни потом ни один из вождей партии популяров не пользовался такой абсолютной властью в Италии и в большей части провинций, не пользовался ею так долго и почти беспрепятственно, как Цинна. Однако и ничье правление не имело столь ничтожного и бесплодного характера. Конечно, вернулись к закону, предложенному Сульпицием и впоследствии внесенному самим Цинной, закону, по которому новым гражданам и вольноотпущенникам предоставлялось такое же право голоса, как и всем полноправным гражданам; постановлением сената (670) [84 г.] этот закон был формально утвержден. Назначены были цензоры (668) [86 г.], которые должны были во исполнение нового закона распределить всех италиков по 35 гражданским округам. При этом по воле случая за недостатком подходящих кандидатов выбран был в цензоры тот самый Филипп, который в качестве консула 663 г. [91 г.] провалил план Друза о даровании италикам права голоса; теперь этот Филипп должен был вносить италиков в списки граждан. Разумеется, теперь были отменены реакционные учреждения, введенные Суллой в 666 г. [88 г.]. Кое-что было сделано в угоду пролетариату; так например, вероятно, были отменены ограничения раздач хлеба, введенные несколько лет тому назад; так, по предложению народного трибуна Марка Юния Брута, весной 671 г. [83 г.] приступили к задуманному Гаем Гракхом основанию колонии в Капуе; так, Луций Валерий Флакк Младший провел закон о долгах, по которому все частные долги сокращались до ¼ капитальной суммы, и должник освобождался от уплаты остальных трех четвертей. Однако эти меры, единственные созидательные меры во время всего правления Цинны, были все без исключения продиктованы потребностями момента. В основе их — и это, пожалуй, самое ужасное во всей катастрофе — лежал не какой-либо хотя бы и неправильный план, а вообще не было никакого политического плана. Угождали черни, но в то же время без малейшей надобности раздражали ее бесцельным нарушением законного порядка выборов. Могли бы найти опору в партии капиталистов, но нанесли ей чрезвычайно чувствительный удар изданием закона о долгах. В сущности опорой режима были, без всякого с его стороны содействия, новые граждане. Пользовались их поддержкой, но не позаботились урегулировать странное положение самнитов, которые номинально стали теперь римскими гражданами, а на деле же, очевидно, считали настоящей целью борьбы свою территориальную независимость и не складывали оружия, готовясь защищать ее от всех и каждого. Убивали видных сенаторов, как бешеных собак, но палец о палец не ударили, чтобы преобразовать сенат в интересах правительства или хотя бы терроризировать его надолго, так что правительство не могло положиться и на сенат. Для Гая Гракха свержение олигархии не означало того, что новый властитель на своем созданном им самим троне может вести себя так, как обычно ведут себя коронованные ничтожества. Но Цинна возвысился не силой своей воли, а благодаря чистой случайности. Удивительно ли, что он оставался там, куда занесла его волна революции, пока новая волна не смела его?