Круг - Матс Страндберг

— Что бы мы ни делали, делать это нужно быстро, — говорит Анна-Карин. — Теперь Максу известно, что Мину его рассекретила.

Ее слова не сразу проникают в сознание.

Всю осень и зиму они жили в ожидании этого момента. Они упражнялись, готовились. И вот ожиданию пришел конец. Времени на подготовку больше нет. И, глядя на остальных Избранных, Мину думает: готов ли кто-то из них к встрече с Максом, уже убившим двух человек?

— Вы знаете, что я думаю, — говорит Линнея. — Такие, как он, не имеют права жить. Он выбрал, на чьей он стороне.

— Я согласна, — отзывается Ида.

— Он человек, — напоминает Николаус.

— Вот именно, — соглашается Линнея. — Он всего-навсего человек. Значит, есть способ убить его, даже если он отмечен демонами.

— Сказано: не убий, — говорит Николаус.

— Око за око, зуб за зуб, — парирует Линнея.

— Давайте оставим в покое Библию! Мы не можем пойти и убить его, — говорит Мину.

— У тебя нет права голоса, — говорит Линнея. — У тебя к нему чувства.

Мину только открывает рот, чтобы возразить, как из-за стола поднимается Анна-Карин и впивается взглядом в Линнею.

— Я никогда не соглашусь с предложением убить человека, — говорит она. — Нам нельзя переходить эту границу.

— Два-два, — констатирует Линнея. — Все зависит от тебя, Ванесса.

Какой абсурд, думает Мину. Они сидят и голосуют: идти на убийство или нет.

— Я согласна с Анной-Карин, — говорит Ванесса.

Линнея смотрит в стол.

— Ну ладно. Значит, говорить больше не о чем, — цедит она сквозь зубы.

— О, как прекрасно, что мы снова друзья, — ехидно произносит Ида через некоторое время. — Интересно, только меня шокировало то, что Мину целовалась с учителем?

Вдруг кот издает пронзительное мяуканье и стремительно, как черная молния, исчезает в гостиной.

В следующую секунду голова Иды падает на грудь, как будто она увидела внизу что-то чрезвычайно интересное.

Через Мину словно проходит электрический разряд. Она помнит его с той ночи в парке. Ночи, с которой все началось.

Стул Иды медленно, со скрипом выдвигается из-за стола. Ножки стула оставляют длинные отметины на деревянном полу.

За столом воцаряется мертвая тишина. Все смотрят на Иду.

Стул резко останавливается. Дыхание Иды похоже на едва различимое облако дыма. И потом она как будто… делается выше?

Нет, понимает Мину. Стул парит в воздухе.

— Она снова здесь, — бормочет Николаус.

Голова Иды поднимается, она смотрит на них расширенными зрачками. Тонкая струйка эктоплазмы стекает из угла рта.

— Дочери мои. Я рада видеть вас, — говорит Ида тем мягким теплым голосом, который не принадлежит ей. — Но вы до сих пор не доверяете друг другу, и это очень серьезно. Чтобы победить, вы должны целиком и полностью доверять друг другу.

Она смотрит на них одну за другой, и Мину кажется, что она чуть дольше задерживает взгляд на Линнее.

— Вы должны вместе выйти на борьбу с врагом. Вы должны стоять единым фронтом. Только тогда вы будете способны одержать победу. Круг — вот ваш ответ. Круг — вот ваше оружие.

— Ты должна сказать им что-то еще!

Это говорит Николаус. Он подходит к Иде. Его рука протянута, как будто он хочет коснуться ее, но не осмеливается. Ида встречает его взгляд.

— Это все, что я могу сказать, — отвечает она. — И это все, что вам нужно.

— Кто ты? — спрашивает Мину. — Ты — она? Та ведьма из семнадцатого века?

Ида смотрит на Мину.

— Да. Но сейчас не время задавать вопросы, — отвечает она, и Мину слышит ее голос в своей голове.

Отпусти.

Ида смотрит прямо на нее своими огромными зрачками.

Все зависит от этого, Мину. Отпусти.

Слабый запах дыма окутывает комнату.

55

Вторая кровать в больничной палате теперь пуста и аккуратно заправлена. Они здесь одни. Анна-Карин, мама, дедушка.

Моя семья, думает Анна-Карин.

Мамины руки барабанят по железной спинке дедушкиной кровати. Очевидно, что скоро маме приспичит курить. Она уже успела пожаловаться на то, что здесь нигде нет курительных комнат. Или хотя бы балкона. И что теперь ей придется тащиться до главного входа.

Анна-Карин смотрит на ее толстые короткие пальцы, на которых до сих пор видны следы от кипятка. И вдруг пальцы останавливаются.

На какое-то мгновение Анне-Карин кажется, что она случайно заставила маму остановиться. Она испуганно косится на ее лицо, но мама выглядит как обычно.

Анна-Карин не может оторвать от нее взгляда. Возможно, они видят друг друга в последний раз. Риск того, что Анна-Карин не переживет эту ночь, слишком велик.

Мама ерзает на стуле.

— Что с тобой сегодня? — спрашивает она.

— Ничего.

— Да? Ну ладно, пойду затянусь, — говорит мама, поднимаясь.

Когда она исчезает за дверью, дедушка открывает глаза. Как будто он все это время притворялся, что спит. Он улыбается Анне-Карин всем лицом.

— Герда! Это ты? — спрашивает он.

— Нет, дедушка. Это я. Анна-Карин. Твоя внучка.

Он, кажется, не слышит ее. Вместо ответа он слабо машет ей, чтобы наклонилась поближе. Анна-Карин склоняется над ним. Дедушка смотрит на нее изучающе.

— Вот и настало время, так ведь? — говорит он. — Война пришла?

Анна-Карин кивает. Да, пришла.

После того как средневековая ведьма покинула тело Иды, Мину придумала для них план действий. Анне-Карин отведена главная роль. В то, что этот план сработает, никто особо не верит, и Мину знает об этом. Но им нужно немедля остановить Макса.

Дедушка моргает от яркого света. Он просит воды, и Анна-Карин подносит ему чашку с носиком из голубой пластмассы, осторожно наклоняя ее к его рту, как будто поит маленького ребенка.

— Я хотел бы быть молодым, надеть униформу, — говорит дедушка мечтательно. — Я был так мал, когда все началось. Мой отец ушел на войну…

— Не думай сейчас об этом, — отвечает Анна-Карин. — Просто постарайся поправиться и вернуться домой.

— Я не воинственный человек, ты же знаешь, Герда, — продолжает дедушка. — Но я и не какой-нибудь пацифист. Некоторые войны необходимы. Есть такие вещи, за которые стоит сражаться. Тогда единственно верное решение — рискнуть жизнью ради правого дела.

— Я знаю, — отвечает Анна-Карин.

— Медведь всего опаснее, когда его загонишь в угол. Помни это, — говорит дедушка.

— Я запомню.

Кажется, он сказал все, что хотел. Его тело обмякает, и он снова закрывает глаза. Анна-Карин берет его руки в свои и осторожно держит, пока дедушка не заснет.

— До свидания, дедушка, — шепчет она. — Я тебя люблю.

* * *

За стеклом машины раскинулось замерзшее озеро Дамшён. Вилле остановил автомобиль у самого берега. Сегодня оттепель, конькобежцы не осмеливаются выйти на лед.

Ванесса видит свое лицо в боковом зеркале. Оно изменилось. Не то чтобы у нее появились морщины или еще что-то в этом роде, но она стала выглядеть старше. Повзрослела. В ее взгляде есть теперь что-то, чего она раньше не замечала.

Ванесса немного опускает стекло и вдыхает влажный мягкий воздух, говорящий о том, что весна уже близко. Тихо. Только ветер слабо шуршит кронами деревьев.

— Я уже скучаю по тебе, — говорит Вилле.

— Так я же здесь.

— Ты знаешь, о чем я.

Как только Сирпа пришла вчера вечером домой, Ванесса объявила, что возвращается к маме. Сирпа явно обрадовалась, хотя очень старалась это скрыть.

Вилле только что помог Ванессе отвезти домой сумки с вещами.

Ванесса знает: Вилле боится, как бы она не бросила его. Но он и понятия не имеет о том, что сегодня, возможно, последний день ее жизни.

«Над тобой по-прежнему висит n'Geadal».

Ванесса смотрит в окно. Летом они с Вилле любят сидеть здесь у костра, спрятавшись от всех. Сейчас эта рощица — лишь несколько низких деревьев с голыми ветками. Так много случилось с той ночи кроваво-красной луны. Но завтра утром всему придет конец. Вечером они пойдут к Максу. Как бы этот поход ни закончился, он будет последним.

Вилле прерывает мысли Ванессы, крепко взяв ее за руку.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он.

— Ни о чем особенном.

Не может же она сказать ему, что думает, увидит ли еще когда-нибудь это место летом?

— Я знаю, ты на меня сердишься, — говорит Вилле. — Но я стараюсь. Мне только нужно понять, чем я хочу заниматься. Наверно, таким, как я, было легче в прежние времена, когда выбирать было не из чего. Ну, знаешь, когда человек типа всю жизнь работал в шахте.

Ванесса поворачивается к Вилле и горячо сжимает его руку в ответ.

— Да уж, славное было времечко, — шутит она. — Если бы мы жили тогда, я бы, скорее всего, умерла у плиты, помешивая похлебку и рожая нашего одиннадцатого ребенка.

Она пытается смеяться, но Вилле смотрит на нее серьезно.