Без буржуев - Игорь Ефимов

Зато в течение этого же периода необычайно быстро увеличивается численность народов Средней Азии и, отчасти, Кавказа. Причин тому много: улучшение медицинского обслуживания, снизившее детскую смертность, высокий процент сельского населения (не так давит городская теснота), теплый климат, национальные традиции, не допускающие сдерживать рост семьи, оставляющие его на волю Бога. (В основном — Аллаха.) Сюда же следует отнести и быстрое улучшение жизненного уровня этих народов, которое — да не прогневаются они на меня — происходит оттого, что они обогнали северных «братьев» по уровню коррупции, то есть по скорости отъедания от общегосударственного пирога. Темпы роста народов, населяющих Европейскую часть Союза, остаются крайне медленными, вдвое уступая темпам роста дореволюционного времени. Но особенно грустно и поучительно выглядят три нижних графы таблицы. Для двух культурных народов — латышей и эстонцев — тиски социалистических порядков оказались непосильными, и за 75 лет истории увеличение их численности оказалось равным нулю. Причем это нельзя даже свалить на какие-то их прибалтийские особенности. Ибо тут же рядом этнически близкие к ним финны, трижды (в 1918, 1939 и 1944) отбивавшиеся от восточных «освободителей», терявшие людей и территории, но все же отстоявшие свою землю от социализма, смогли, благодаря этому, за тот же период увеличить свою численность почти вдвое.

Чем платят за выбор

На историческом пути каждого народа бывают подъемы и спуски, бывают ровные участки, свернуть с которых кажется невозможно, но бывают и поворотные точки, развилки, где все висит на волоске, где народ держит судьбу в своих руках, и где в результате противоборства различных внутренних сил совершается выбор, надолго определяющий его дальнейший путь.

В русской истории последний такой поворотный момент выпал на год 1917-й.

В течение девяти месяцев — с февраля по октябрь — народы, населявшие Российскую империю, могли выбирать свободно в широком спектре предлагаемых политических возможностей, а потом еще в течение трех лет отстаивать свой выбор с оружием в руках.

Здесь не место в сотый, в тысячный раз обсуждать совершившийся выбор, вспоминать всю кровь, горе и слезы, которыми он был впоследствии оплачен. Не место так же и гадать, когда такой же поворотный момент возникнет для нас снова. Но если какой-то народ вообще имеет право чему-то учить другие народы, то нечеловеческие страдания, перенесенные русскими за последние 60 лет, дают им безусловное право сказать тем, кто оказался сейчас у такой же развилки: мы знаем, что вас ждет, если вы изберете социализм.

Да, вам удастся покончить с уличными беспорядками, с политическим терроризмом, с утомительной забастовочной борьбой. Ослабнет тревога за завтрашний день, за судьбу своей страны, за судьбы мира, за судьбу своей души и многие другие виды тревоги. Утихнут страдания, причиняемые завистью и открытым неравенством. Преступления, подлости и низости, совершаемые в вашей среде сейчас, не уменьшатся числом, но перестанут выглядеть столь гнусно, ибо будут делаться уже людьми несвободными, а с них спрос невелик. Насилия и злоупотребления властей утратят свою отталкивающую обнаженность, спрячутся под покровом безгласности. Висящие повсюду рекламы товаров заменятся объявлениями с предложением рабочих мест, и мелькающее там и тут слово «требуются» наполнит вас приятным чувством своей нужности обществу, соплеменникам.

Но при всем том, даже если вы каким-то чудом сумеете избежать на пути к социализму страшных и кровавых смут, которых никому еще избежать не удавалось, в конце вас неминуемо ждет бедность.

А бедность — это не только постоянная нехватка тех или иных продуктов, не только низкое качество вещей, хамство обслуживания, вечные очереди, унизительная погоня за дефицитом. Это еще миллионы крупных и мелких трагедий. Родственники, возненавидевшие друг друга из-за того, что десятилетиями пришлось жить в одной комнате. Влюбленные, которые расстались, потому что не нашли жилья. Родители, тоскующие о неродившихся детях, — не могут себе позволить, обоим надо служить. Шофер, погибший от недосыпа и плохого состояния дорог. Старик, умерший до времени из-за нехватки лекарств. Рабочий, искалеченный на производстве из-за штурмовой лихорадки.

Это еще и почва для произрастания тысяч всевозможных нельзя.

Нельзя жить без прописки, нельзя жить без службы, нельзя поселиться там, где понравится, нельзя купить клочок земли, нельзя завести собственное дело.

Нельзя соединиться с другими людьми для достижения какой-нибудь общей цели — отремонтировать церковь, провести научную конференцию, помочь гонимым.

Если душе твоей открылось что-то, с чем бы ты хотел обратиться к миру, можешь шептать на ухо нескольким друзьям, но категорически нельзя воспользоваться печатным станком, радиоустановкой, городской площадью, даже поляной в лесу.

Нельзя ездить за границу. Если же удастся пристроиться к какой-нибудь туристской группе или делегации, то нельзя взять с собой денег на нужные тебе вещи и уж тем более нельзя взять семью — остаются заложниками.

Нельзя читать такие-то книги, смотреть такие-то фильмы, слушать такие-то радиостанции.

Нельзя учить своих детей любить то, что ты любишь, и верить в то, во что веришь, если это не совпадает с сегодняшней идеологической линией, — не то их могут отнять у тебя.

А пуще всего нельзя возмутиться в открытую против хоть одного из этих бесчисленных нельзя — в этом случае тебя либо лишат всякого заработка, либо упрячут в лагерно-тюремно-психушечный архипелаг, чтобы ты научился ценить и ту свободу, которую имеешь.

И если какой-нибудь народ, подошедший сейчас к моменту выбора — португальцы, итальянцы, испанцы, французы, или те, чья очередь наступит позже, — зная весь наш опыт, самоуверенно отмахнутся от него, дадут себя завлечь в сторону обещанных передовым учением молочных рек и кисельных берегов, их постигнет та же участь.

Что же касается нашей собственной судьбы, нашего будущего, нам не остается пока ничего иного, как собирать по осколкам свою недавнюю историю, спасать ее от забвения, анализировать, обобщать и прилагать все усилия, чтобы не дать нашему народу — в который уже раз — закрыть глаза на пройденный путь, на скорбные тени прошлого, на истинную картину настоящего.

Нынешний участок нашего исторического пути похож на дорогу в горах: слева — стена тоталитаризма, справа — пропасть анархии, свернуть как будто некуда. Но ничто на свете не длится вечно. Рано или поздно пейзаж начнет меняться, и впереди вновь забрезжит развилка, новый поворотный момент. Все, что мы как народ можем сейчас делать, это готовиться к нему, чтобы он не застал нас врасплох, чтобы не оказались мы столь же политически и граждански незрелыми, как оказывались раньше.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});