Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Ну, что вы сердитесь? Тетя! – я бережно обнял ее за талию.

По телу Марион прошла дрожь, она прижалась ко мне – и поспешно отпрянула.

– Потому что дура, – объявила тетка. – Конечно, поезжай. Ничего с тобой не случится.

Она сходила к себе в спальню, вынесла электронный ключ-карту и вдобавок вручила кредитку с сотней стелларов – как она выразилась, на дорожные расходы.

– Тетя, вы бесподобны и божественны!

– Неужто?

– Клянусь! – Я валял дурака и скоморошничал, но для Марион не жалко было расстараться.

Она просияла и от полноты чувств расцеловала меня в обе щеки. Плясавший у меня внутри Бес Солнечного Зайца вошел в раж: я подхватил тетушку на руки и закружил, а затем помчал по коридорам, по лестнице на первый этаж, через вестибюль и выскочил на сбегавшие по склону холма ступени. Ее накидка сбилась, явив полуобнаженную грудь в жемчугах, и тетка с визгом прикрывалась руками. Сцена была еще та.

Лестница к подножию холма длинная, и пока я мчал вниз, успел задаться разными вопросами и честно на них ответить. И не порадовался. Во-первых, проказливый Лен Техада ведет себя чересчур вольно. Во-вторых, очаровательная тетушка перестала воспринимать его как сына родной сестры, а видит в племяннике ту «промелькнувшую звезду», шалопутного проходимца, которого, как сказал шериф Кристи, любила всю жизнь. И стоящая меж ними стеночка кровного родства шатается и грозит рухнуть, если эти двое не образумятся.

– Кто-то приехал, – сказала вдруг Марион, прекратив визжать.

Я поднял взгляд от ступенек, по которым скакал горным козлом. Внизу на площадке стояла длинная, отливающая бронзой «корона». Дверцы были закрыты и как будто задраены наглухо; стекла зеркально отсвечивали, скрывая водителя и пассажиров.

– Перед кем я вас скомпрометировал, милая тетя? – Я поставил Марион на ноги.

Она поправила накидку на груди, прикрыла всю роскошь.

– Боюсь, милый Ленни, ты подпортил репутацию самому себе. Скорей всего, это Юлька; у нее свободный доступ на территорию.

– Тогда идемте встречать гостей, – взяв тетку под руку, я повел ее вниз.

«Корона» молчаливо ждала. Наконец, когда мы ступили на последний марш лестницы, открылись задние дверцы, и вылезли двое плечистых парней. Что ребята вооружены, было ясно как день. Это за мной. Арестовать. Подписан договор о выдаче… Я покрылся холодным потом.

– Привет, мальчики, – улыбнулась Марион.

– Доброе утро, мадам.

– Юлькины телохранители, – пояснила тетка.

Тут и сама Юлька выпорхнула.

– Доброе утро, тетя Марион!

– Здравствуй, солнышко!

Они расцеловались, и Юлька обернулась ко мне. Темные с рыжиной волосы блестели на солнце, серые глаза лучились. Сегодня на ней был тигровый глаз: золотисто-коричневые бусы в три нитки, браслеты на обеих руках и отделанный кабошонами пояс на платье. Лишь перстень на левой руке был не в масть, с серебряной печаткой.

– Что скажете о камнях?

– На вас они чудно смотрятся.

– А почему ехидно улыбаетесь?

– Это не ехидство, а восхищение. – Мне было смешно. От тигрового глаза в ладонях начинается свербеж и невыносимо хочется чесаться – даже будь позволено, Юльку в таких украшениях не обнимешь.

– Так ты, надеюсь, не поедешь? – воспрянула духом тетушка, полагая, что ради Юльки я позабуду о доме на озере.

– Поедет-поедет! – замахала рукой гостья. – Лен, я везу вас на экскурсию. Покажу, как обрабатывают изабельки.

– Прошу прощения. – Меня заело. С какой стати миллионерская дочка мной распоряжается? – Сегодня у меня другие планы.

– Какие же?

– Он надумал ехать в дом, где убили отца и мать, – объяснила Марион.

Юлька вдумчиво оглядела меня своими серыми прозрачными глазами.

– Можно, я с вами?

– Женщине там делать нечего. В доме произошло двойное убийство; стены в засохшей крови. И что скажет ваш жених?

– Господи! Да ничего не скажет. Я ему не отчитываюсь.

Откуда-то донесся едва слышный писк. Я закрутил головой. Хрюндель, свалившийся с моего плеча и позабытый в пылу забав с Марион, черным клубочком катился по ступеням. Извинившись перед дамами, я побежал вверх. Мой верный друг подковылял на ослабевших лапах и завалился набок. Он тяжело дышал, ребрышки под шерсткой так и прыгали. Мне стало стыдно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Горе луковое. Пойдем. – Я понес его вниз.

Тем временем тетушка с гостьей успели сговориться.

– Лен, – начала Марион, – возьми Юльку с собой. Мне будет спокойней.

– Телохранителем взять, что ли?

– Нет, – прыснула Юлька. – Но мои мальчики тоже поедут.

– Вы шутите, милая. Они меня прикончат выстрелом в затылок, не успев выехать за ворота.

– Мальчиков посадим во вторую машину. Ну что, Лен? Я вас уговорила? Уговорила! – объявила плутовка, не дав мне рта раскрыть. – Тетя Марион, мы быстренько съездим и тут же вернемся.

Тетушка поднесла к губам перстень со встроенным передатчиком:

– Будьте добры, машину для Ленвара к Южной лестнице.

Вот так они меня и одолели.

Я уже успел ознакомиться с картой и уверенно двинулся по Морскому шоссе, затем по кольцевой дороге вокруг Летного и наконец повернул на дорогу без названия, под номером 2. Она ведет прямиком к озеру, где стоит дом. Места в тех краях хороши – волнистый рельеф, песчаные почвы, на которых растут синие сосны. Это название, на самом же деле хвоя у них сизая, а стволы янтарные, с желтыми натеками смолы. Кроны раскидистые, богатые; иглы длинные и невероятно густые. Сердце защемило: я в детстве обожал эти сосны, и в последние годы мне так не хватало аромата их смолы и хвои…

Мобиль с телохранителями как на привязи катил следом; Хрюндель спал, а Юлька сидела, заключив коленки в кольцо рук. Коленки у нее красивые; руки тоже.

– Я знаю, о чем вы думаете, – заговорила она. – Будто меня Герман подослал, чтоб упросить вас на него работать.

Думал я в тот момент о другом, но спорить не стал.

– А он всерьез огорчился, что вы отказались, – продолжала Юлька. – Вы ему понравились.

– Лучше б я понравился вам.

– Нет уж! – вскрикнула она, будто ее шилом ткнули.

– Что так? – Я был уязвлен. – Объясните, пожалуйста.

– Объясню. Вчера вы полминуты беседовали с моей тетей.

– Было дело, – подтвердил я, вспомнив лунную Ольгу.

– И после этого бедная тетя заболела. Заболела вами – она влюбилась. Она сама не своя! – В Юлькином голосе звенело обвинение.

– Влюбилась за полминуты? Ну, тетушка резва.

– Не надо иронизировать, – осадила Юлька. – Вы это знаете. Не можете не знать!

– Позвольте, милая. Откуда?

– А почему вас кошки любят? – взъелась она. – Почему мужчины на дух не переносят? А камни вы почему руками чувствуете?

– Это разные вещи.

– Все ваши экстрасенсорные и прочие способности одного порядка.

– Вас Герман научил?

– Какая разница! Ну, он. Но ведь он прав?

– Ничуть. Я не заметил, чтобы женщины, с которыми мне довелось общаться, сходу влюблялись. Вот вы, например.

Дорога поднялась на вершину холма, и вдалеке блеснуло озеро в сизоватой оправе лесов.

– Тетя говорит: она погибла в тот миг, когда вы поцеловали ей руку. Она плачет, бедная! – Юлька бросила на меня негодующий взгляд. – Женщины из-за вас теряют голову в момент физического контакта.

Я подавил усмешку.

– Милая девушка, поделитесь: чтобы влюбить в себя известную очаровательную особу, я непременно должен поцеловать ей руку или довольно украдкой коснуться бедра?

– Я вам коснусь! Даже не думайте.

Я покатился со смеху. Надо же подобное измыслить. Женщины всегда ко мне хорошо относились – но это не повод, чтобы пороть такую чушь.

Мы спустились с холма и ехали по ровному участку пустынного шоссе. По сторонам бежали приветливые, такие родные сосны; утреннее солнце добавляло их сизым кронам яркой синевы.

– Милая Юлька, – заговорил я со всей торжественностью, на какую оказался способен, – позвольте, я докажу, что вы заблуждаетесь?

И протянул руку, думая коснуться Юлькиных пальцев; на запястьях у нее были браслеты, а тигровый глаз не потрогаешь – после будешь чесаться, как блохастый… Бац! Двигатель заглох, заклинило колеса, машина дернулась и пошла юзом. Нас обоих бросило вперед, и тут же сомкнулись объятия системы безопасности, не дали приложиться о лобовое стекло.