Айпад (детская волшебная повесть) - Алексей Лукшин

– И что же ты такого наделал, что тебя родители начнут журить?

– Что, а вот что! Мы с тобой – взрослые ребята. И вместо того, чтобы поздороваться, как это принято, мы взяли и испугали Римму Леонидовну. Я стоял рядом, значит, тоже принимал участие. Не остановил тебя.

– Как думаешь, она, твоя Римма Леонидовна, к нашей волшебной школе отношения не имеет?

– Не имеет, точно тебе говорю. Она даже и слышать не могла про вас. Она и не знает, что волшебники существуют на самом деле. Это я тебе обещаю. И клянусь. Пусть мои руки бородавками покроются. Или Настька с параллельного класса больше на меня никогда не взглянет, если я тебя обманываю.

– Какие бородавки? Какая Каська? – снова не расслышал Моцарт незнакомое имя.

– Не Каська, а Настька. То есть Настя, это настоящее её имя.

– Послушай, объясни мне, что всё это значит!

– А то и значит, – сказал вслух Гошка, который догадался, что Моцарту незнакомы некоторые условности мира, в котором живёт он, Гошан. И он решил объяснить Моцарту, как следует понимать те или иные вещи. – Ну, например, если я тебя обманываю, значит, мои руки должны покрыться бородавками. Ну, как бы в отместку. А я потом куда с такими руками, бородавочными? Со мной дружить никто не будет. Все догадаются, что я кого-то обманул, раз мои руки в бородавках.

Моцарт внимательно слушал и о чём-то сосредоточенно думал.

– А Настя кто? Что тебе за дело, если она на тебя смотреть не будет? – спросил Моцарт, прищурив хитрые глаза на любопытном лице.

– Ты Настьку не тронь! – взволновался Гошка.

– Я не трогаю. Я лишь спрашиваю, – ответил Моцарт и специально принял равнодушный вид.

Волшебник решил: «Раз так, то и вовсе спрашивать не буду. Не хочет говорить – пусть не говорит. Тем более, не он первый затеял этот разговор».

Какое-то время они шли молча. Гошка решил, что Моцарт, конечно, прав, и решил извиниться перед ним.

– Ладно, Моцарт-Бах. Это всё клятва виновата. Клятву просто так не дают.

– Ты, Гошан, сам говоришь, а потом мне запрещаешь об этом говорить. А я, может, хотел тебе помочь. Разве плохо, если я другу помочь хочу? – голос у Моцарта немного задрожал оттого, что он действительно хотел помочь другу, если ему нужна была его помощь.

– Просто мне Настька нравится. И если я клятву не сдержу, то вроде бы соглашаюсь и готов к тому, что Настька не будет на меня смотреть.

Моцарт выслушал внимательно, пару минут подумал и говорит:

– А хочешь, сделаю так, что она на тебя будет смотреть всегда и никогда не отвернётся. В любое время, всегда-всегда.

– И чего ты сделаешь? Фотокарточку мою ей в телефон по блютуз перешлёшь? Или у вас волшебников какой-то другой способ есть?

Моцарт не понял, о чём говорил Гошан.

– Если ты хочешь, чтобы она всегда на тебя смотрела, то это легко! Раз, и готово.

Гошан тоже не стразу понял, что имеет в виду Моцарт, но испугался снова, как бы Моцарт не сделал чего-нибудь лишнего.

– Да, Моцарт. Сейчас есть программа, «Скайп» называется. В ней можно человека всегда видеть. Даже если ты на другом конце света. Но это совсем не то. Просто мне нравится, когда она меня смотрит. И вообще, – признался Гошка Моцарту, – она мне нравится больше всех девчонок из нашей школы.

Моцарт услышал слова Гошки и, чтобы правильно понимать, спросил его:

– А она, Настька, знает об этом?

– О чём? – не поняв, переспросил Гошка.

– Что она тебе нравится?

– Вот это я не знаю. Я ведь ей никогда об этом не говорил… – признался Гошка.

– А ты скажи! – перебил его Моцарт.

– Я как-то стесняюсь. У нас, кажется, мальчишки есть и лучше меня. Взять того же Слюнтика или Балбеса. Чем они хуже? – попытался объяснить Гошка.

– Эх, как у вас всё запутано! – честно поделился своим мнением Моцарт. – Нравишься, не нравишься. Но всё равно у вас прекрасный мир.

– Почему? – удивился Гошка, потому что ему-то казалось, что говорит он об очень даже понятных вещах. И что тут можно не понимать? – А у вас разве не так?

– Нет, Гошан. У нас не так. У нас у каждого своё предназначение. Мы только с виду на вас похожи. А так у нас всё по-другому. И игры не такие. И занятия, не похожие на ваши. И отношения совсем-совсем не как у вас.

Дальше опечаленный Моцарт шёл молча. Гошка, поглядев на пригорюнившегося друга, решил, что не так-то волшебники и счастливы. Раньше Гоша думал, что волшебники могут всё, а потому они должны быть самыми счастливыми людьми на свете. Но, по словам Моцарта, оказалось, что это не совсем так.

Гошан обнял Моцарта за плечо, как старого закадычного друга, и прижал по-дружески к себе.

– Не боись, Моцарт-Бах! Теперь, когда настоящие друзья рядом, всё станет как нельзя лучше, – он посмотрел на Моцарта, который немного повеселел после этих слов. – Хочешь, я тебя с девчонками из нашего класса познакомлю? А ты сам выберешь, с какой дружить. Только Чуньчу смотри не выбери, а то тебя все засмеют. Скажут: «Волшебник, а вкуса нет».

Моцарт обрадовался такому предложению. Он с каждой часом, проведённым с Гошей, испытывал к тому всё больше и больше уважения и симпатии.

Они шли какое-то время молча, после чего Гошка, будто опомнившись, сказал:

– Послушай, Моцарт, а не лучше будет, если мы с тобой договоримся никому не рассказывать, что ты волшебник? – и выжидающе посмотрел на Моцарта.

Но сам Гошан думал совсем другое: «Я бы точно не выдержал и всем рассказал о своих способностях, чтобы все знали и только обо мне бы и говорили». Он ждал, что ответит Моцарт.

– Гош, а зачем мне говорить? Да и какой я волшебник, я же только учусь на него. И настоящими волшебниками станут не все из нашей школы. Когда наступят экзамены, те, кто не понравится главным учителям и директору, будут лишены возможности совершать волшебные штучки. Конечно, можно и дальше пойти учиться, и тогда способности останутся.

– Постой, – вмешался Гошка, – так ты не всегда будешь волшебником?

– Нет, всегда. Только полномочиями наделяют не всех. Эх, Гошан, давай сначала познакомимся поближе, я тебе про нашу страну расскажу, про обычаи. Потом посоветуюсь со своими ребятами и, может, сделаем так, что и тебя к нам пригласим в волшебную школу. Всё можно, только надо меньше рассказывать об этом. Это правило. Чем меньше рассказываешь, тем больше шансов, что получится.

– У нас, Моцарт, это называется: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь».

– Вот видишь. У вас тоже есть правила, которых надо придерживаться.

Гошка приостановил шаг.

– Знаешь, Моцарт, а если я к тебе, ну, к вам в страну попаду, я тоже потом волшебником стану?

– Вряд ли. Ты не знаешь никаких ритуалов. Для этого тебе надо много чего пройти, учиться, много знать. Ну, например, выучить несколько иностранных языков. Освоить несколько видов спорта, изучить разные формулы.

– Да уж, – вздохнул Гошка, – нелёгкое дело – быть волшебником.

– Ну, это совсем не сложно. Но помнить много чего нужно.

– Моцарт, а разве нельзя загадать, чтобы ты всё помнил и ничего не забывал, – Гошка подумал, что он нашёл выход из положения для Моцарта, который забывал, как правильно совершать свои чудеса.

– Нет, так не получится. Ты же сам не сможешь себя вылечить от некоторых болезней. Тебе нужны врачи. Всякое же бывает. Вот и у нас, у волшебников, не всё так просто. Волшебство на себя не распространяется.

– Скажи, а если я захочу узнать, что потом будет, ну, например, через пять лет или через десять. Я могу узнать? Вот у тебя спрошу, а ты мне возьмёшь и скажешь, – Гошан аж притопнул на месте от восторга, что сейчас, наконец, он узнает много чего интересного.

– Я могу узнать, что дальше будет. Но тогда закрываются все чакры, и становится невозможным повлиять на ход событий. Это у нас в школе все знают. Поэтому у нас этим никто не занимается. Это у нас наподобие вашей грамматики, – Моцарт с удовольствием об этом рассказывал, потому что этот предмет он хорошо усвоил и помнил его до сих пор на «отлично». И более того, Гошан проявил чрезмерное любопытство, которое Моцарту было под силу удовлетворить.

– А как это, когда закрываются чакры? – задал снова вопрос Гошка.

– Очень просто. Всё, что ты узнаёшь, приобретает мёртвую жизнь, – как о своих пяти пальцах рассказывал Моцарт.

– Что за мёртвая жизнь? Ну-ка, ну-ка! Поясни мне, – осторожно коснулся этой темы Гошан. Он сам любил рассказывать страшные истории и запоминал все, которые слышал. Потому что при случае их пересказывал другим, а знал он их много. И хоть в историях мертвецы часто ходят и разговаривают, в жизни, как он знал, такого не встречалось. А отец ему говорил, что страшные истории придумали для того, чтобы пугать и чтобы люди знали, что может быть, если они неправильно будут себя вести. – Так что это за мёртвая жизнь?

– Ничего особенного, – удивился Моцарт Гошкиному интересу. – Мёртвая жизнь, мёртвая жизнь, это, это… – придумывал сравнение Моцарт. – Как книги у вас. То есть то, что написано, и это все знают. И то, что уже было, и уже все знают, разве можно на это повлиять? Разве только по-разному рассказать, – Моцарту стало радостно оттого, что ему так легко удалось объяснить другу странное значение Мёртвой жизни.