Огни на реке - Николай Дубов

Вот он уже совсем близко. Костя пытается рассмотреть под водой камень, но в темной глубине мелькает какая-то неясная тень и больше ничего не видно.

Ефим Кондратьевич подгребает к бакену, зажигает фонарь и ставит его на макушку бакена. Лодку сразу же относит далеко вниз. В светлых сумерках красный огонек бакена светит вяло и тускло.

Они поднимаются теперь уже под самым берегом, еще выше зажигают несколько красных бакенов, потом переваливают на другую сторону, чтобы, идя вниз, зажечь белые.

- Ну, теперь уже - мы. Да, тато? Теперь уже мы сможем. Правда, Костя?

Нюра решительно берется за весло, и Ефим Кондратьевич уступает. Вниз грести намного легче. Можно даже и не грести совсем, лодка сама идет по течению, только направляй, куда надо. Однако они усердно гребут, и у Кости получается все лучше и лучше. Время от времени он поглядывает на дядю видит ли тот, как здорово у него выходит? Ефим Кондратьевич понимает Костины взгляды и одобрительно кивает.

На обратном пути против течения выгребает сам Ефим Кондратьевич, а усталые ребята отдыхают.

Бакена над Чертовым зубом уже не видно, только над водой покачивается красный огонь, и кажется, что он висит и покачивается прямо в воздухе. Давно притаились где-то редкие чайки, скрылась на ночь шумливая ватага стрижей. Тихо на воде и над водой. Улеглась мелкая рябь, река снова замерла и остекленела. Только звенят капли, падающие с весел, да изредка всплеснет рыба, и на том месте медленно расходятся плавные круги.

Костя рад, что притихла даже неугомонная Нюра. Широко открытыми глазами она смотрит на засыпающую реку, на речные огни и о чем-то думает. У Кости гудят натруженные руки, и он тоже думает. О чем? Обо всем сразу. О том, где теперь мама, - она уже, наверно, в Каховке; о том, как, должно быть, набедокурила Лелька и теперь слушает выговор соседки Марьи Афанасьевны и смотрит на нее совершенно невинными глазами; сколько наловил рыбы Федор, и оправдались ли его надежды на новую блесну, которую он сделал из консервной банки; какой может быть счет у киевского "Динамо" и "Шахтера" - они сегодня играли на стадионе. Макаров - вратарь что надо! В нем Костя уверен, а вот нападающие...

И до чего же здесь тихо! В Киеве так никогда не бывает. И, хотя все это очень интересно, - жить здесь он бы не согласился. Сегодня - то же, что вчера, и завтра - то же, что сегодня. Бакены эти самые. Объехал - зажег, объехал - погасил. И вообще, подумаешь - бакен! То ли дело маяки! Там как ударит шторм, так будь здоров!..

- Ой, Костя! Тато, посмотри, что у него на руках!

На ладонях у Кости вздулись белые волдыри. Два из них давно раздавлены, и там - грязно-красные ранки. Только теперь он чувствует, как горят руки и саднят эти ранки.

- Ничего, до свадьбы далеко, заживет! - говорит Ефим Кондратьевич.

Лодка врезается в песок. Нюра выскакивает первая, а Костя и Ефим Кондратьевич вытаскивают лодку, забирают весла и запасные фонари. Почти совсем уже темно, но звезды на небе еле видны.

- К ненастью, что ли? - поднимает голову Ефим Кондратьевич.

Дужки фонарей режут Косте натруженные руки, и он нетерпеливо переступает с ноги на ногу, дожидаясь, пока дядя заберет у него фонарь. Красный огонь над Чертовым зубом смотрит на Костю и насмешливо подмигивает...

На следующий день никакого ненастья нет, солнце жжет так, что даже небо блекнет от жары. Нюра и Костя поминутно бегают к реке, но, стоит им оказаться на суше, тело мгновенно высыхает, и их снова тянет в воду.

- Эй, лягушата, хватит бултыхаться! - кричит им Ефим Кондратьевич. Совсем уже посинели!

- Ой, что-то вправду холодно стало! - стуча зубами, говорит Нюра. Она срывает листок подорожника и лепит себе на нос. - Чтобы не облез, поясняет она. - А то так и будешь ходить с облупленным носом. У нас одна девочка в классе - так она повязывается, как старушка, и лицо сметаной мажет, чтобы не загореть. Она раз в саду заснула - да? - пришел котенок и всю сметану слизал. Правда, смешно? Ребята над ней смеются и говорят, что в следующий раз придет свинья и съест ее, как бутерброд... А у вас в классе хорошие девочки?

- У нас нет девочек.

- Как так? А куда же они девались?

- Они отдельно, в других школах. Школы для мальчиков и школы для девочек. Понимаешь?

Но Нюра не понимает. Разве плохо, если мальчики и девочки вместе? Это для того, чтобы не дрались? Но вот они же не дерутся, хотя у них и есть Сенька Гузь, его давно следует вздуть, и она его вздует-таки при случае... А вообще вместе же лучше, интереснее! Ого, она мальчишкам ни в чем не уступает! У них в классе только один Миша Цыганенок учится так же, как она. Почему же плохо, если вместе!

Костя ничего объяснить не может, он и сам не знает, зачем так сделано.

- Побежали к Гремячему яру? - предлагает Нюра.

- Побежали. А почему он - Гремячий? - спрашивает Костя уже на бегу.

- Не знаю. Может, потому, что шумит очень, когда вода. Весной или когда дождь, он, знаешь, как скаженный! Ни пройти, ни проехать - так и бурлит, так и бурлит!..

- Ну, ты ж и длинноногая! Никак тебя не догонишь...

- Ого! - счастливо улыбается Нюра. - Я знаешь как бегаю? Меня никто не догонит. Вот когда у нас соревнования - да? - я всегда первое место занимаю! Даже из седьмого меня обогнать не могут... Семен Семеныч, наш физкульт, говорит, что у меня прямо талантливые ноги. А мне смешно - какой же может быть у ног талант? Талант у человека бывает. Да? А у тебя есть талант?.. Вот и я не знаю. У меня, кажется, нету...

ЗНАКОМЬТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!

Гремячий яр никак не оправдывает своего названия. Глубокий овраг с крутыми глинистыми откосами глух и истомлен зноем. На дне змеятся трещины, по откосам только сверху растет редкая трава, а ниже ступеньками падают обрывистые подмывы.

- Во, смотри! - кричит Нюра, сбегая на дно оврага и поднимая вверх руки. - Тут, когда вода бежит, так мне с ручками!

- Это вы тогда как на острове. Ни вы никуда, ни к вам никто.

- Ага! Нет, можно на Лодке, по Днепру, только очень далеко. Или там, выше километров восемь, через яр мост есть, где грейдерная дорога... Полезли? Вот ты сейчас увидишь, - говорит она, карабкаясь на высокий обрыв яра.

Пыхтя и задыхаясь, Костя лезет следом. Он взбирается наверх и замирает.

По косогору сбегают в долину буйные вишняки, лишь кое-где среди них белеют стены хат да высятся темные свечи пирамидальных тополей. Далеко внизу приткнулся к берегу игрушечный домик бакенщика. Желтыми косами, густой тальниковой гривой врезался остров в реку. Над Старицей наклонились, задумались плакучие ивы, бессильно свесили свои косы до земли, а по ней бегут и бегут до самого горизонта зеленые волны хлебов и тают в побледневшем от зноя небе. Струится, дрожит нагретый воздух, и кажется - не кузнечики и сверчки, а самый воздух звенит и поет.

- Ну? Что ж ты молчишь? - нетерпеливо дергает Нюра Костю за руку и заглядывает ему в лицо. - Хорошо, да? Тебе не хочется говорить? Мне тоже... Я как приду сюда, так смотрела бы и смотрела и ничего не говорила...

Но долго молчать она не может и показывает, объясняет Косте все, что видится с крутого обрыва. Делает это Нюра с таким видом, словно всю красоту вокруг создала она сама и теперь с полным правом гордится своей работой.

Из недальней лощинки доносится протяжный свист. Нюра оборачивается и прислушивается.

- Это меня зовут. Ребята. Миша Цыганенок. Он еще и не так может - с переливами!

Она засовывает в рот пальцы и пронзительно свистит.

- А ты умеешь? А ну?.. Ничего! - со знанием дела одобрительно говорит она. - Свистишь доходчиво. Я знаю, девочкам свистеть нехорошо. А если нужно? Для пользы дела? Надо уметь, правда? По-моему, надо все уметь! Да?

Из лощинки появляются и быстро приближаются два подростка, но, увидев рядом с Нюрой незнакомого паренька, замедляют шаги.

- Ну, чего же вы? - кричит им Нюра. - Идите сюда! Вот, знакомьтесь, пожалуйста! - чинно сложив руки, говорит она. - Это наши ребята. Это вот, показывает она на плотного мальчугана с коротко остриженной круглой головой и полным добродушным лицом, - это Тимка-Тимофей. Он толстый и потому ленивый. А еще он - "Нукало".

Ленивый Тимофей нисколько не обижается, а с любопытством смотрит на Нюру, ожидая, что она еще скажет. Но она поворачивается к другому мальчику, небольшого роста, черноглазому и черноволосому. В отличие от своего медлительного товарища, он все время в движении. Даже когда он стоит, кажется, что он страшно торопится.

- Это Миша Цыганенок. Он вовсе не цыганенок, а просто, видишь, черный, мы и зовем его Цыганенком. А это, ребята, - Костя. Мой родной двоюродный брат. Его мама родная сестра...

- Твоего родного папы, - лукаво подсказывает Миша.

- Ну да! - простодушно соглашается Нюра. - Что же вы не знакомитесь?

Ей очень хочется, чтобы они познакомились так, как это делают взрослые: подали руки и сказали: "Очень приятно" или что-нибудь в этом роде, но ребята не собираются подавать руки, а исподлобья молча и внимательно оглядывают друг друга.