Благословенный (СИ) - Сербинова Марина

Касевес задержался еще на неделю, поймав за день до планируемого отъезда умоляющий взгляд Кэрол.

Она специально взяла отпуск, чтобы не отставлять его одного, и они целые дни проводили вместе, гуляли с детьми или, оставив их на попечение няни, только вдвоем. Уильям чувствовал себя хорошо, и выглядел так же. На вопросы Кэрол отвечал, что сердце его почти не беспокоит, и в принципе он говорил правду. Задержав свой отъезд, он позвонил Рэю, чтобы предупредить. Разговаривал он при Кэрол и Патрике, и, поймав ее лихорадочно блестевший взгляд, заметив, что она как будто изо всех сил прислушивается, чтобы услышать в трубке голос Рэя, Уильям, прикрыв трубку ладонью, с улыбкой прошептал:

— Поговоришь с ним?

Кэрол побледнела, потом покраснела, на лице ее отразились все муки ада и отчаянная борьба с собой. Порывисто поднявшись, она мотнула головой и выскочила из комнаты. Зато в трубку вцепился Патрик, подпрыгивая от радости и нетерпения на месте.

— Я! Я хочу с ним поговорить! Рэй!!! Это я, Рик! Почему ты к нам не приезжаешь? Ты нас забыл?

Уильям вышел, предоставив мальчику свободно пообщаться со своим обожаемым взрослым другом.

Расположившись на кухне за чаем, Касевес и Кэрол слышали, как Патрик возбуждено рассказывает о том, как занимается боксом, о школе и друзьях, весело хохочет, слушая, как что-то говорит ему Рэй. Кэрол сидела молча, подавлено опустив голову.

— Мама? А она убежала. Не-а, не хочет она с тобой разговаривать. Вы что, поссорились? Позвать ее?

Кэрол вздрогнула, вскинув испуганные и вместе с тем загоревшиеся надеждой глаза. Но Патрик ее не позвал и, понизив голос, чтобы его не услышали, о чем-то зашептался со своим собеседником. Кэрол снова опустила голову, еще ниже, чтобы скрыть от Уильяма выступившие на глазах слезы.

Патрик провел у телефона более часа, не в силах расстаться с Рэем, по которому безумно соскучился всем своим детским сердцем, не подозревая, как мучает свою мать, которой все это время приходилось бороться с искушением взять у него трубку и услышать родной голос, томный, мягкий, вкрадчивый, который не слышала, казалось, уже целую вечность. И только когда Патрик положил трубку, она решилась задать Касевесу вопрос, который она уже не в силах была сдерживать.

— Уилл, он… он забыл меня? Я имею в виду… разлюбил?

Старик помолчал, потом поднял на нее серьезный взгляд.

— А зачем ты хочешь это знать? Разве это что-то меняет? Разве если я тебе скажу, что он тебя не разлюбил, ты изменишь свое решение и будешь с ним? Нет. Он не может уехать с вами куда-нибудь на край света в попытке спрятаться от Джека и бросить компанию, к тому же это слишком большой риск.

— Ты не правильно понял… Я спрашиваю потому, что хочу, чтобы он меня забыл. Я переживаю из-за того, что причинила ему боль.

Касевес вздохнул.

— Забыть-то он тебя не забудет, как и ты его. И не разлюбит. Вы ж как родные друг другу, как забыть? А о его иных чувствах… что до них, так мне кажется, он уже поостыл. Мужчина он молодой, страстный, энергичный, а бабы на нем таким количеством виснут, что не до страданий ему по той, что забыл уже, когда видел. Сама понимаешь. Интересуется, конечно, и тобой, и Патриком, но огня того в глазах уже нет. Да что я тебе объясняю, ты его не хуже меня знаешь. Такие легко загораются, да быстро гаснут. В общем, что до тебя, то Рэй наш перегорел.

— Хорошо… я рада, — ответила Кэрол, гадая, правду ли говорит Уилл или просто добивается того, чтобы она не переживала по этому поводу. Старик умел лукавить, если считал, что это нужно. Но сейчас поверить ему было легко, потому что Кэрол слишком хорошо знала Рэя и могла допустить, что когда она перестала мозолить ему глаза, теперь, спустя полтора года, ни разу ее не увидев и утратив, наконец, всякую надежду, он действительно мог «погаснуть» или «перегореть» по отношению к ней, как выразился Уильям. Умом Кэрол пыталась убедить себя, что она этому рада, но сердце наполнилось еще большей тоской и чувством одиночества.

— Почему же он не женится? — опять спросила она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не хочет, значит. Или женщины подходящей не встретил…

— Но Дебора…

— Послушай, Кэрол, что ты его все время женишь на Свон? Она нужна ему, как деловой работник, а не как жена. К тому же, совмещать это нельзя. Или бизнес или любовь — что-нибудь одно, иначе не будет толку ни от того, ни от другого. Думаю, Рэй это прекрасно понимает, к тому же она вряд ли в его вкусе, да и вообще, она уже не молода. Зачем она ему нужна? Если уж брать кого в жены, так молодую, здоровую и полную сил, чтобы нарожала здоровых крепеньких детей.

— Ну, так что, мало здоровых и молодых? Чего он тянет, чего ждет? Ему уже не двадцать лет, и не тридцать! Свон, видите ли, не молода! А он мальчик, что ли? По-моему, они одного возраста! Или женщина за сорок уже старуха, а мужчина — молодой человек, так что ли? — возмутилась Кэрол.

Касевес улыбнулся, смотря на нее лукавыми смеющимися глазами.

— В данном случае, когда речь идет о Рэе, это именно так. Сама не знаешь, что ли? Но дело даже не в этом. Он никогда не женится на такой, как Свон, даже если она будет молода. И вообще, я считаю, что ему и не надо жениться. Зачем? Такие, как мы с ним, не созданы для брака. Мы рождены быть свободными, мы созданы для любви, но не для семьи.

— Но Рэй говорил, что он изменился. И Куртни так сказала.

— Кэрол, ты сама-то в это веришь? По глазам вижу, что нет. И правильно делаешь. Рэй не может измениться, не может запереть себя добровольно в кругу семьи и не поднимать глаз ни на одну женщину, кроме своей жены. Ты сама себе это представляешь? Смеешься! Да, смешно. Я тоже не представляю его таким. Мы знаем, какой он, он не изменится, никогда, потому что он таким рожден, и глупо требовать от него быть другим. Так зачем жениться? Я, например, даже не помышлял об этом, потому что всегда знал, что не смогу быть верным и не выдержу, если со мной постоянно будет одна и та же женщина. И я не жалею, потому что уверен, что даже если бы предпринял попытку завести семью, из этого бы не вышло ничего хорошего. То же и с Рэем, детка. Свобода и независимость — вот счастье таких, как мы.

— Значит, он сейчас счастлив?

— Не знаю. Мне, кажется, что нет.

— Вот видишь! Значит это не то, что ему нужно!

— Он сам не знает, что ему нужно. Знаешь поговорку — хорошо там, где нас нет? Так вот это про него. Был женат, мечтал о свободе, стал свободным — мечтает жениться. А женится, опять будет плакать о свободе. Капризный мальчишка, вот кто он. То это хочу, то другое! Ну его, сам пусть разбирается со своими желаниями! Я его не понимаю, потому что всегда знал, чего хочу и что мне нужно. А он вконец испортился. Даже женщины ему стали все не такие — это уже вообще все границы переходит!

Кэрол рассмеялась.

— А какие же ему женщины нужны?

— Да черт его знает! Морщится да нос воротит, сам, наверное, не знает, что ему надо. В общем, капризничает. Разбаловался слишком женской любовью — и вот, результат. Так бывает. Что-то вроде того, когда перед тобой много прекрасной еды, а тебе тошнит от ее вида, потому что пережрал всего… — Касевес рассмеялся, когда девушка весело расхохоталась.

— Так вам, бабникам, и надо!

— О, жестокая! Ты даже не представляешь, как это ужасно, пресытиться настолько, что стать равнодушным. Это же катастрофа для мужчины, а для таких, как мы — тем более! Но ничего, такое случается, но проходит, по себе знаю. Как бы ты не пережрал, голод все равно появится.

Кэрол хохотала, слушая забавного старика, представляя себе неугомонного сексапильного Рэя равнодушным. Честно говоря, как не напрягала она свое воображение, представить этого она так и не смогла. Наверняка, старый проказник всего лишь шутит, чтобы повеселить ее или избавить от ревности, которую, конечно же, заметил у нее. Пока Касевес гостил у нее, она почти не вспоминала о своих печалях и страхах. Он с удовольствием нянчился с ее детьми, проявляя особую слабость перед близнецами, из-за того, конечно, что они были сыновьями его обожаемого Рэя. И часто с грустью смотрел на них, о чем-то задумавшись. Кэрол догадывалась о его мыслях. Он был очень удручен тем, что ему придется лгать Рэю, скрывая от него то, что для него стало бы самым важным в жизни — его детей. Это была страшная тайна, и Касевес уже ощущал на себе ее невыносимую тяжесть, зная, что никогда Рэй ему этого не простит, если узнает все-таки об этих малышах. Касевес задавался вопросом, имеют ли они с Кэрол право скрывать это от него, лишать того, о чем он мечтал, что сделало бы его счастливым и наполнило бы его жизнь смыслом, которого он не находил вот уже полтора года, впав в черную длительную депрессию, о которой можно было догадаться лишь по его взгляду. Имеют ли право лишать детей родного отца, который бы их, несомненно, безумно любил? Не имеют. Но будут это делать, чтобы защитить невинных малюток от беспощадной ревности Джека Рэндэла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})