Дама с букетом гвоздик - Арчибальд Джозеф Кронин

страстью старой леди.

Она упрямо и безжалостно заставляла Кэтрин раскладывать с ней пасьянс во время визитов дочери на выходные. Мэдден вопросительно взглянул на Кэтрин и, возможно все поняв по ее лицу, убежденно сказал:

– Ваша дочь выглядит ужасно усталой, миссис Лоример. Как насчет того, чтобы сыграть со мной?

– Хм! Кэтрин всегда устает, когда приходится что-то сделать для своей старой матери.

– Нет, но я бы хотел сыграть, – сказал Мэдден. – И позвольте заметить, что я довольно силен в этой игре.

– О, неужели и правда силен? – отозвалась миссис Лоример, предвкушая битву. – Мне это нравится! Что ж, поехали, и я задам вам хорошую трепку.

Она взглянула на часы:

– У нас есть добрых полчаса. В восемь по радио идет великолепная пьеса – «Черная жемчужина». Мы должны ее послушать!

Они сели за покрытый зеленым сукном стол перед камином, а Кэтрин, радуясь передышке, устроилась на диване и с растущим интересом стала наблюдать за игрой. По долгому опыту она знала, что если только Мэдден не полностью отрицательный персонаж, то его ждут проблемы, и довольно серьезные.

Начала миссис Лоример неплохо. Ей выпало снятие колоды, и она сдала хорошую карту. Очки были аккуратно надеты на ее нос, а пакет с сахарным миндалем удобно покоился под рукой. Она выиграла подряд несколько сдач и, удовлетворенно вздохнув, откинулась на спинку стула, а Мэдден тем временем сносил всего по нескольку карт и проигрывал. Миссис Лоример снова выиграла подряд несколько сдач, и ее везение продолжалось еще какое-то время. Но потом ей вдруг перестало фартить, и Мэдден, уверенно выиграв несколько сдач, вырвался в лидеры.

В этот момент, как и ожидала Кэтрин, ее мать начала жульничать. На самом деле у старой леди была одна ужасная слабость. Она не могла вынести проигрыш. Никогда, никогда. Во что бы то ни стало и любой ценой она должна была побеждать. Будет ли после этого пятно на ее совести, не имело значения – факт оставался фактом: вместо того чтобы страдать от позора поражения, она беспардонно и безоглядно шла на обман.

Мэдден, конечно, сразу заметил жульничество, а Кэтрин в ожидании развязки не отрывала темных глаз от игроков. Если бы Мэдден запротестовал, случился бы скандал; если бы он ничего не сказал, он бы оказался притворщиком. Но Мэдден, похоже, придерживался другой тактики. С торжественным видом он начал подыгрывать старой леди, сначала незаметно, а затем все очевиднее, возвращая ей хорошие карты вместо плохих, глупо проваливая свои сдачи и вообще подстрекая ее ко все более и более явному мошенничеству. Поначалу миссис Лоример посмеивалась и принимала «божьи дары», но постепенно выражение ее лица стало меняться. Она бросила на Мэддена пару недоверчивых взглядов, а затем внезапно, когда была на волосок от выигрыша, запнулась, смутилась и покраснела.

– Что это вы так смотрите на меня? – запальчиво спросила она.

– Ну и ну, миссис Лоример, – с серьезным видом ответил Мэдден, – я просто восхищался вашей игрой. Я объездил все Штаты, всю Европу и так далее, и нигде раньше не видал такой игры.

– Что-что? – воскликнула она.

– Да, мэм. – В его голосе появились нотки южанина. – Это самая убойная игра в карты, какую я только видел с тех пор, как родился.

Ее поблескивающие глаза чуть не вылезли из орбит. Она сделала долгий, воинственный вдох и выпрямилась, готовая уничтожить Мэддена. А затем, совершенно неожиданно, засмеялась. Она безудержно смеялась, рассыпав карты и уронив пакет с миндалем. Кэтрин никогда раньше не видела, чтобы она так смеялась.

– О боже, о боже! – выдохнула она наконец. – Смешнее не придумаешь. «Самая убойная игра в карты» – ты слышала, Кэтрин? С тех пор, как он родился…

– Ну почему же, действительно, мэм, – продолжал он. – Я уверен, что…

Но она, безвольно раскачиваясь в кресле и обессилев от смеха, со слезами, катящимися по щекам, едва могла поднять руку, дабы он замолчал.

– Не надо, – сквозь одышку выговорила она, – сейчас умру. Это слишком смешно, мой дорогой юноша. «Самая убойная игра в карты» – а я все время обманывала вас!

Это было великолепно, – возможно, стены этой душной маленькой гостиной не слышали лучшей шутки. Но когда все закончилось, пожилая леди, вздрогнув, опомнилась.

– О господи! – вытирая слезы, заявила она, взглянув на часы. – Как бы не пропустить пьесу по радио!

С неожиданным для ее лет проворством она подскочила к радиоприемнику и включила его.

Секундная неопределенность, затем приемник ожил. Пьеса уже началась. Звучал голос девушки.

Мэдден быстро взглянул на Кэтрин и наткнулся на встречный взгляд. В то же мгновение глаза старой миссис Лоример широко раскрылись, перебегая с Кэтрин на Мэддена. Девушка продолжала говорить.

– Этого не может быть, – внезапно сказал Мэдден.

Ну конечно, этого не могло быть. Нэнси лежала в постели с высокой температурой. Нэнси ни словом не обмолвилась о радио. Нэнси была больна и не могла встать.

– Ну, я вам скажу! – воскликнула старая леди с неподдельным изумлением.

– Видимо, это какая-то ошибка, – растерянно сказала Кэтрин.

Но ошибки не было. Голос, так отчетливо доносившийся из эфира, был голосом Нэнси.

Глава 3

Весь тот день Нэнси пробыла в постели, голова у нее раскалывалась, руки и ноги ломило. Она терпеть не могла лежать и оттого была еще более взвинчена. Ее не слишком беспокоило «Солнце в Аркадии», поскольку с пьесой все шло хорошо и на выходные не было назначено ни одной репетиции, но ее натура возмущалась даже этим временным вмешательством болезни в ее отлично организованную маленькую личную жизнь. Нэнси действительно был свойствен некоторый эгоизм, который порой являлся причиной ее раздражительности, когда все шло не так, как ей хотелось. Возможно, хотя Кэтрин это отрицала, любовь окружающих слегка испортила Нэнси. Слишком многое, чем ее одаривали, она принимала как должное. Объясняя эту черту Нэнси, кто-то сказал, что ей еще предстоит повзрослеть.

Сегодня, однако, она бы возразила, что вела себя безупречно. Каждые четыре часа она добросовестно принимала хинин, а кроме того, соблюдала диету, ограниченную горячими жидкостями, которыми ее щедро снабжала миссис Бакстер, ежедневно приходящая горничная. До полудня, обложившись подушками, Нэнси написала несколько писем, которые долгое время откладывала. Выполнив свой долг, она предалась приятным мыслям о Мэддене, пока не заснула примерно на час. Потом взяла книгу, лежавшую возле кровати, и попыталась сосредоточиться на ней.

Книга эта была неожиданным выбором для столь откровенно больного существа, которому было бы разумнее отвлечься какой-нибудь стремительной детективной историей или, скажем, безобидно-пустоватой повестушкой. Ибо это были пьесы Уильяма Шекспира. Беглый взгляд на окружающие книжные полки многое объяснял. Почти целиком они