Загадочные страницы истории XX века - Вадим Кожинов

Но, говоря обо всем этом, нельзя умолчать о поистине острейшей проблеме. Несмотря на то, что миф о прогрессе в последнее время заметно дискредитировался, он все же остается достоянием большинства (или, пожалуй, даже подавляющего большинства) “цивилизованных” людей. Ведь как уже сказано, вера в прогресс явилась заменой веры в Бога, а люди не могут жить вообще без веры. И масса людей проникнута всецело иллюзорным убеждением, что, “усовершенствуя” существующее общество, они — или хотя бы их дети — обретут подлинное удовлетворение и счастье.

Особенно опасны, конечно, многообразные идеологи, которые убеждены не только в том, что эта цель достижима, но и в том, что они знают, как ее достичь. При этом на первый план выходит, естественно, даже не задача созидания более совершенного общественного устройства, но предварительная радикальная переделка или даже полная ликвидация существующего устройства.

Теперь мы можем вернуться непосредственно к нашей теме. В начале XX века в России исключительно активно выступали бесчисленные “прогрессисты”, — как либеральные, стремившиеся кардинально реформировать русское общество, так и революционные, убежденные в необходимости его полнейшего разрушения (что уже как бы само по себе обеспечит благо России). Своих противников они называли “реакционерами” (то есть буквально “противодействующими”); слово это, в сущности, стало бранным и непосредственно соседствовало с кличкой “черносотенец”.

Конечно, среди “реакционеров” были разные люди (ниже об этом еще пойдет речь). Но сосредоточимся на наиболее значительных из них, — тех, кого сами “прогрессисты” подчас стеснялись назвать “реакционерами” (и тем более “черносотенцами”), предпочитая не столь резкое обозначение “консерватор”, то есть “охранитель” . (кстати, этот русский эквивалент слова “консерватор” был намного более “бранным”: “охранитель” как бы смыкался с “царской охранкой”).

К “реакционерам” причисляли тех, кто ясно понимал иллюзорность идеи прогресса, отчетливо видел, что ослабление и разрушение вековых устоев России приведут к неисчислимым бедам и страданиям и в конце концов фатально “разочаруют” даже и самих “прогрессистов”. Уже шла речь о поразительной силе предвидения, которой обладали “реакционеры”. Дело в том, что “прогрессисты”, порабощенные своим мифом, заведомо не могли прозреть реальный ход истории. Их взгляд в будущее был как бы заслонен их собственными легковесными прожектами и неизбежно оказывался поверхностным и примитивным.

И, конечно, не только предвидение, как таковое, но и вообще духовная глубина и богатство чаще всего органически связаны с так называемыми “правыми” убеждениями. Начать уместно с имени величайшего ученого конца XIX — начала XX века Д. И. Менделеева, который в зрелые свои годы исповедовал прочные “правые” убеждения. Об этом любопытно вспоминал один из его весьма “либеральных” учеников — В. И. Вернадский. Сказав о заведомо “консервативных (слово “реакционных” Вернадский употребить не захотел, но достаточно и “охранительных”. — В.К.) политических взглядах” Д. И. Менделеева, он вместе с тем свидетельствовал: “.. ярко и красиво, образно и сильно рисовал он перед нами бесконечную область точного знания, его значение в жизни и в развитии человечества… Мы как бы освобождались от тисков, входили в новый, чудный мир… Дмитрий Иванович, подымая нас и возбуждая глубочайшие стремления человеческой личности к знанию и его активному приложению, в очень многих возбуждал такие логические выводы и построения, которые были далеки от него самого”.8

Здесь мы в очередной раз сталкиваемся с мнимым — навязанным либеральным мифом — “противоречием” между “консерватизмом” и глубиной и богатством духовной культуры. В советское время была популярна даже своего рода “концепция” так называемого вопрекизма, с помощью коей пытались доказывать, что исповедовавшие безусловно “консервативные” и “реакционные” убеждения великие мыслители, писатели, деятели науки — такие, как Кант, Гегель, Гете, Карлейль, Бальзак, Достоевский, — достигли величия в силу некоего парадокса — “вопреки” своим взглядам. Но эта искусственная “концепция” попросту несерьезна, и дело, конечно, обстоит прямо противоположным образом.

“Превосходство” консерватизма особенно ясно выступает тогда, когда речь идет о предвидении будущего (о чем уже говорилось). Русские “правые” с самого начала Революции и, более того, еще в XIX веке с удивительной прозорливостью предсказали ее результаты. И вполне очевидно следующее: противостоявшие “правым” деятели и идеологи исходили из заведомо несостоятельного и, более того, по сути дела, примитивного миропонимания, согласно которому можно-де, отринув и разрушив вековые устои бытия России, более или менее быстро обрести некую если и не райскую, то уж во всяком случае принципиально более благодатную жизнь; при этом они были убеждены, чтоих ум и их воля вполне годятся для осуществления сей затеи . И одной из главных причин их прискорбного и в конечном счете рокового для России и для них самих заблуждения был недостаток подлинной культуры самосознания — культуры, заключающейся не в обилии знаний и не в интеллектуальных навыках, но в истинно глубоком переживании исторического бытия — прошедшего и современного; если выразиться кратко, “либералы” были нередко умные, но не мудрые деятели. Позволительно утверждать, что простые крестьяне и рабочие, вступавшие в “черносотенные” организации (а “простолюдины” вступали туда десятками и даже сотнями тысяч, — о чем ниже), были мудрее либеральных профессоров типа кадета С. А. Муромцева и радикальных публицистов вроде “народного социалиста” А. В. Пешехонова.

Для создания более ясного представления о существе проблемы целесообразно напомнить о российском политическом и партийном “спектре” начала века:

— “левые” партии: социал-демократы (из которых в 1903 году выделились большевики); социалисты-революционеры (эсеры) и близкие к ним трудовики и народные социалисты; анархисты различного толка;

— “центристские”: конституционные демократы (кадеты) и так или иначе примыкавшие к ним мирнообновленцы и прогрессисты; более “правые” (но все же либеральные) — октябристы;

— “правые”: различные организации “черносотенцев” и более “умеренная” партия националистов.

Если проследить пути виднейших деятелей культуры, так или иначе сближавшихся с существовавшими тогда партиями, выяснится, что те из них, которые были способны обрести наиболее глубокую духовную культуру, двигались “слева направо”, — и это было в сущности постепенным обретением мудрости. Так, знаменитые позднее мыслители Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк начали свой путь в социал-демократической партии; как ни странно звучит это теперь, они в свои молодые годы были членами той самой РСДРП, в которой одновременно с ними состояли В. И. Ленин и Л. Д. Троцкий. Струве, о чем уже говорилось даже был автором Манифеста РСДРП, принятого на Первом съезде партии в 1898 году (кстати, позднее в РСДРП побывал и видный мыслитель следующего поколения — Г. П. Федотов).

Впоследствии, в 1908 году, Бердяев, споря с В. В. Розановым, объяснял свою причастность к РСДРП именно молодостью, незрелостью, — над чем тут же поиздевался его бывший товарищ по партии Троцкий, написавший в фельетоне “Аристотель и Часослов”, что Бердяев “ищет для “левости” объяснения в … физиологии возраста. Молодо-зелено, говорит он на эту тему…”. И Троцкий “заклеймил” Бердяева таким “афоризмом”: “Русский человек до тридцати лет — радикал, а затем каналья”. 9

Кстати С. Н. Булгаков также называл свой социал-демократизм “болезнью юности”. Здесь невозможно обсуждать соотношение “радикализма” и возраста, но скажу все же, что дело, очевидно, в проблеме созревания духа, а отнюдь не “физиологии”. В. В. Розанов был, по его собственному признанию, вполне “левым” до 22-23-х лет; однако многие достаточно известные и, без сомнения, неглупые люди ухитрялись сохранять крайнюю “левизну” до седых волос; напомню уже сказанное о качественном различии ума и мудрости.

В отличие от ума, мудрость способна преодолевать тяжкое давление среды, мнений большинства, в конце концов, самой эпохи. Никуда не денешься от того факта, что в начале XX века только не очень уж значительное меньшинство деятелей культуры смогло устоять перед своего рода гипнозом революционности или хотя бы недальновидного прогрессизма и либерализма; даже иные наиболее глубокие люди, как Александр Блок, жили словно на грани этого гипноза и действительного прозрения. Тем не менее близко знавшая поэта “либералка” З. Н. Гиппиус с полным основанием написала, что “если на Блока наклеивать ярлык… то все же ни с каким другим, кроме “черносотенного”, к нему подойти было нельзя… Длинная статья Блока, напечатанная в виде предисловия к изданию сочинений Ап. Григорьева, до такой степени огорчила и пронзила меня, что показалось невозможным молчать… Блок… с величайшей резкостью обрушивался как на старую интеллигенцию с ее “заветами”, погубившую будто бы Ап. Григорьева… так и на нетерпимость новой по отношению Розанова. Кстати, восхвалялись “Новое время” и Суворин-старик”. 10