Точка сложности. Как я работала в Facebook - Рэнди Цукерберг

И тем не менее я никогда не чувствовала себя одинокой, или подавленной, или находящейся не в своей тарелке. Это было восхитительное время. Вскоре после моего появления мы пересекли рубеж в пять миллионов пользователей. Инвестор Питер Тиль организовал для нас корпоратив в «Покосившейся двери» — модном вьетнамском ресторане Сан-Франциско. Помню, как весь наш небольшой коллектив сидел за единственным столиком и чувствовал себя так, словно мы достигли заоблачных высот. Пять миллионов пользователей! Что может быть круче?

Времени на переживания просто не оставалось. С самого первого рабочего дня я работала засучив рукава. В компании трудилось всего несколько десятков человек, и рук не хватало. Каждому нужна была какая-то помощь. Или маленькая услуга. Ну пожалуйста, а?

Меня частенько пытались подкупить кексами. И я была очень даже не против.

Я трудилась везде, где была нужна. Возможность поэкспериментировать с обязанностями и поучаствовать в стартапе доставляла мне истинное наслаждение. На заре предприятия нет ничего необычного в том, чтобы заниматься кучей дел и примерять на себя различные роли. Когда мои дни в «Фейсбуке» подходили к концу, я частенько шутила, что успела поработать во всех отделах, за исключением отдела информационных технологий. Несколько месяцев на моей визитной карточке красовались надписи «воин-самурай» или «ниндзя», поскольку я работала на стольких позициях одновременно, что уместить их все в один список было крайне проблематично.

Так как я ничего не смыслила в программировании, на мою долю выпадала вся остальная работа. Вначале я совмещала роли маркетолога, специалиста по коммерческому развитию и менеджера по продажам. Поскольку маркетинговая кампания на тот момент была самой что ни на есть обыкновенной, мне удавалось помогать еще нескольким отделам. «Фейсбук» по-прежнему был доступен лишь в американских колледжах и университетах, однако сайт имел такой успех, что буквально продвигал себя сам. Фактически мой бюджет на маркетинговую кампанию за первый год работы в «Фейсбуке» составил что-то около сотни долларов. На эти деньги я заказала футболки с логотипом для съемок видео в Нью-Йоркском университете. Вполне возможно, я даже переплатила.

Почти весь первый год я проработала в команде продажников. Я помогала разрабатывать маркетинговые ходы для тех фирм, которые хотели размещать свою рекламу на «Фейсбуке». При моем активном участии выстроилась первая кампания «Снова в школу». Взяв за основу рекламу фирм-компаньонов, мы провели самую масштабную на тот момент маркетинговую кампанию.

Людей в нашей фирме было немного, и мы работали все свое свободное время. Дни плавно перетекали в ночи, а затем и в выходные. Часы в офисе сменялись часами у кого-нибудь дома или в «Старом Профи» — нашем любимом баре в центре Пало-Альто. Коллеги стали закадычными друзьями, а некоторые даже образовали «фейсбуковые парочки».

Ранний состав команды ощущал глубокую сплоченность — нечто подобное чувствуют все, кто упорно трудится бок о бок ради достижения одной общей цели. Конечно, я понимала, что все это ненадолго и однажды каждый пойдет собственным путем, но в тот момент это вызывало восторженный трепет. «Фейсбук» был нашей работой, нашей общностью, нашей личной жизнью — и жизнью вообще. И я любила его.

Мы гордились своей миссией и с гордостью носили «униформу» — фирменные шапки, футболки, кофты. До сих пор ни одна дизайнерская сумка, купленная в минуту моей шопоголической слабости, не собирает столько комплиментов от незнакомцев, сколько моя старая затертая сумка для ноутбука с логотипом «Фейсбука».

В Нью-Йорке все как один проводили жирную разделительную черту между карьерой и личной жизнью. В Калифорнии наша компания воспринималась как одна большая семья.

И все же мой путь вовсе не был усыпан розами. За первый год работы мне довелось столкнуться с двумя серьезными проблемами. Во-первых, в Нью-Йорке те, кто занимался бизнесом или маркетингом, играли главные роли. Но в Кремниевой долине к ним относились, как к надоедливым насекомым. Зато программистов на Западе чтили, точно рок-звезд или богов. Остальные были своего рода обслуживающим персоналом. Тому, кто не умел программировать, нужно было орать во всю глотку, чтобы его услышали.

Второй проблемой стало наше родство с Марком. Хоть я и работала до изнеможения и выкрасила «Фейсбук» в голубой цвет, все это не имело ровно никакого значения. Большинство сотрудников считало меня исключительно сестрой босса и полагало, что я работаю в компании лишь из родственной солидарности. Один из коллег почти год называл меня не иначе как «сестрой Цукера». Новые сотрудники частенько набивались ко мне в друзья, но тут же бросали свои попытки, как только узнавали, что я не имею на Марка никакого влияния.

Нельзя сказать, чтобы Марк пытался как-то облегчить мою участь. На первом собрании, где мы оказались вместе (это было спустя неделю после моего приема на работу), он на глазах у всех порвал в клочки мой отчет, который я передала ему. Несколько недель спустя он прошел насквозь через наш офис открытой планировки и поздоровался со всеми, кроме меня. Когда я позже спросила его, зачем он это сделал, Марк ответил: «Знаешь, честно говоря, я даже не задумался об этом. Наверное, я посчитал, что такое недружелюбное поведение покажет всем, что ты не пользуешься никакими особыми привилегиями».

Спасибо, братец.

Через несколько лет один из моих коллег очень точно охарактеризовал ту ситуацию.

— Знаешь, Рэнди, — сказал он, — уверен, что быть сестрой Марка очень полезно. Это открывает многие двери. Но я тебе не завидую. Женщины в мире высоких технологий должны быть вдвое круче коллег-мужчин, чтобы к ним относились как к равным. А тебе нужно быть круче втрое. И даже тогда люди все равно будут ставить твои успехи под сомнение.

Фамилия действительно открывала передо мной многие двери, и польза ее всегда перевешивала негативные аспекты. Но только открывать двери не слишком результативное занятие, если, конечно, не изменять ход вещей, входя в них.

Присоединившись к «Фейсбуку», я поняла, что впереди — долгий путь и большая черная тень. Меня могли и не оценить по заслугам. Тогда на всю оставшуюся жизнь мне пришлось бы остаться чьей-то там сестрой.

Когда я начала работать в «Фейсбуке», мне было двадцать три года. Выпустившись из Гарварда, я жила в Нью-Йорке и считала, будто знаю все на свете. На самом деле я была всего лишь ребенком и понятия не имела, как поставить себя на новом рабочем месте.

Час славы настал для меня в тот день, когда известный в технологических кругах блогер Роберт Скобл написал статью обо мне под названием «Первая сестра «Фейсбука»». От его внимания не ускользнуло ничто: там были подробности моего детства, рассказ об увлечении театром, музыкой, пением а капелла — и такое внимание мне очень понравилось. Я радовалась обретению собственного веса в Кремниевой долине, создавала пародийные музыкальные видео и загружала их на «Ютьюб», тем самым закрепив за собой репутацию человека, который с удовольствием выпивал коктейль (а может, и три) и хватал микрофон, чтобы спеть на каждом мероприятии, где только было возможно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});