Деревянные актёры - Елена Данько

– Значит, я всё-таки буду вырезывать кукол!

Дядя Джузеппе усмехнулся в первый раз за день. Глаза у него стали добрые. Я опять уснул счастливый.

С этого дня я остался жить на чердаке. По утрам я приносил воду из колодца, подметал нашу каморку и, закусив коркой хлеба, усаживался за работу. Хозяин дал мне стамески разной величины и острый ножик с костяной ручкой. Он показал мне, как нужно вырезывать ручки, сжатые в кулачок, – для Пульчинеллы, с раскрытыми ладонями – для Панталоне, с протянутым указательным пальцем – для Доктора. Он сам резал из дерева ловко и быстро. Издали могло показаться – он чистит картошку. А это он вырезывал кукольную головку. Срежет щепку, одну и другую – вот уже две щеки, а между ними торчит нос, ковырнет острием ножа – вот и глазки смотрят.

Дядя Джузеппе не бранился, не кричал, не давал мне подзатыльников, как моя прежняя хозяйка. Но если я работал плохо и делал не то, что нужно, – он отворачивался от меня и с досадой глядел в окно. Казалось, он думал: «Зачем я вожусь с этим безмозглым мальчишкой? Его ничему не научишь!» Тогда я готов был плакать. Я изо всех сил старался работать хорошо.

Иногда к нам приходили уличные кукольники, просили сделать новую куклу или починить старую. Дядя Джузеппе не любил такой работы.

– Разве это кукла? – сказал он однажды, насадив на палец маленькую головку Пульчинеллы, принесенную ему одним из кукольников. – Она не смеется, а только щерит пасть! Вот те – настоящие куклы для театра! – Он кивнул в сторону стенного шкафа.

Те куклы улыбались и хмурились, как живые, – так хорошо были вырезаны их личики.

Как-то раз синьор Гоцци привёл на чердак двух нарядных дам и попросил Джузеппе показать им кукол. Одна дама была молодая, весёлая, с быстрыми чёрными глазками, другая – постарше, с длинным, скучным лицом.

Дядя Джузеппе вывел на нитках маленькую Коломбину и заставил её поклониться гостям. Потом Коломбина пошла вперед, протянув ручки, и шевелила головкой, будто рассказывала что-то. Потом она упала на колени, закрыла лицо ручками и горько заплакала. Её деревянные плечики содрогались от рыданий.

– Ах ты бедняжка! – воскликнул синьор Гоцци и, обернувшись к дамам, сказал: – Право же, это волнует сильнее, чем высокопарные речи без всякого проблеска чувства, которые мы так часто слышим от живых актрис!

– Как? – вскрикнула молодая дама. – Синьор Гоцци хочет, чтобы мы стали деревянными куклами? Это бесчеловечно!

Дамы расхохотались и, шурша платьями, ушли с чердака. Синьор Гоцци последовал за ними. Дядя Джузеппе спрятал Коломбину в шкаф и сказал:

– Как хорошо умеет синьор Гоцци говорить о марионетках!

Дядя Джузеппе очень любил синьора Гоцци. Он становился приветливым, и глаза его светились, когда этот хмурый, сухопарый гость появлялся на нашем пороге. С какой любовью он переплетал рукописи и книги своего друга! Часто по ночам я видел, как он читает их при свете огарка. Его губы шевелились. Наверное, он наизусть заучивал всё написанное, прежде чем отдать работу заказчику.

НАШЕ РЕМЕСЛО

Синьору Гоцци тоже нравилась дружба старого резчика. Я слышал, как он сказал однажды:

– Меня зовут «Молчаливым» и даже «Отшельником», потому что я часто молчу и избегаю людей. Однако это происходит не от моей злобы или мрачности моего характера – ведь я очень склонен к шуткам и весёлым безумством, – а оттого, что мои знакомые слишком серьезны, тупы и не любят шуток. С ними я чувствую себя в оковах. Зато у вас на чердаке, дядя Джузеппе, где в окно видны легкие купола Венеции, где в шкафу живут чудесные деревянные человечки – чистые создания фантазии художника, – мне дышится легко. Я снова чувствую себя поэтом. Кто сказал, что для писания стихов достаточно знать поэтические правила и законы логики? Прежде всего для этого нужно легкое сердце, мой друг!

Синьор Гоцци часто сиживал у нас на табурете, обхватив руками свои костлявые колени, и рассказывал нам разные истории о деревянных актёрах.

Я перескажу вам кое-что из его рассказов, чтобы вы знали, какое древнее и какое почетное наше ремесло – ремесло кукольника.

Марионетки явились на свет в древние времена, – может быть, три, а может быть, четыре тысячи лет назад.

Давным-давно на острове Крите в Эгейском море жил искусный резчик и механик – Дедал. Это он выстроил критскому царю Миносу огромный дворец-лабиринт, в котором было столько зал, дворов и переходов, что, войдя в него, можно было заблудиться и никогда уже не найти дороги обратно.

Дедал вырезывал из дерева удивительные статуи: они ходили, протягивали руки, поводили большими чёрными глазами. Он раскрашивал их лица белилами и румянами, одевал их в пурпурные и шафранные ткани и в серебряные доспехи. Они были прекраснее живых людей и вселяли в народ восторг и ужас.

Дедал замыслил бежать от царя Миноса. Он сделал себе и своему сыну Икару крылья, слепленные из воска и птичьих перьев. Отец и сын полетели за море.

В пути Икар поднялся слишком близко к солнцу, – воск растопился от жары, перья развеялись по ветру. Он упал в море и утонул.

А Дедал благополучно перелетел на чужой берег и пошёл скитаться по разным странам. Он вырезывал из дерева маленькие фигурки. Они могли бегать, танцевать и представлять человеческую жизнь. Их приходилось держать на привязи или запирать в ларцы, иначе они сами собой приходили в движение и убегали. Дедал стал желанным гостем и в царских дворцах, и в пастушьих хижинах.

– Это сказка, – сказал синьор Гоцци, – но в каждой сказке скрыто зерно истины. Марионетки действительно родились на свет давным-давно, и тот, кто их выдумал, был остроумным человеком.

Во всех городах Древней Греции были театры. Кукольники назывались тогда невроспасты – это значит «управляющие нитями». «Неврос» – по-гречески «нить», а «пасти» – «тянуть».

Великий философ Греции Сократ подолгу простаивал перед уличными балаганами, любуясь на кукольные представления. А его ученик Платон уверял, что люди похожи на марионеток: страсти тянут их в разные стороны, как нити тянут марионетку, но человек должен подчинять свою волю только одной нити – золотой нити разума.

У древних римлян было ещё больше кукольных театров, чем в Греции. Живые римские актёры представляли на площадях весёлые комедии. Маленькие деревянные актёры подражали им на своих крошечных сценах. Тогда родились комические маски: буян и забияка Маккус, которого мы теперь зовём Пульчинеллой, добряк и простофиля Паппус – теперешний Панталоне, плутоватые слуги Дзанни – это наши Арлекин и Бригелла – и лукавая служанка Цитерия – по-нашему, Коломбина.

Прошли века, пал Древний Рим. Изменилась жизнь, изменились люди. Мы мало похожи на древних римлян, мы носим не сандалии, а башмаки с пряжками. Но кое-что осталось от старины. Веселые герои древних комедий всё так же забавляют нас и будут забавлять, пока итальянский народ не разлюбит шуток, забав и чудесных приключений! Итальянские марионетки считаются лучшими во всём мире. Помни об этом, мальчик, когда вырезываешь своих кукол, и не посрами свою родину!

Я помнил об этом. Я помнил всё, что рассказывал синьор Гоцци. И у меня голова шла кругом от всех этих удивительных историй. Подумать только – уже тысячи лет тому назад люди делали марионеток и любовались на их представления. Но откуда синьор Гоцци узнал об этом?

– А ты умеешь читать, мальчик? Нет? Дядя Джузеппе, почему же вы не учите его грамоте?

С того дня дядя Джузеппе начал учить меня читать по книгам, которые он переплетал для синьора Гоцци.

ПУЛЬЧИНЕЛЛА ОЖИЛ

Дядя Джузеппе научил меня собирать и скреплять вместе отдельные части кукол. Я вырезал туловище моему Пульчинелле и прикрепил к нему проволочными колечками головку, ручки и ножки. Теперь Пульчинелла мог лежать и сидеть в любой позе, но на ногах не стоял: он ещё не был подвязан на нитки.

– Кукольник должен сам одевать своих кукол, – сказал Джузеппе, вдевая нитку в иглу.

И я стал кроить и сшивать пёстрые лоскутки, не боясь прослыть девчонкой.

Я сделал Пульчинелле широкие белые штаны, балахончик и колпачок.

Подбородок Пульчинеллы гордо торчал из широкой оборки белого воротника. Пришло время подвязать куклу на нитки.

Я выпилил из доски узкий полумесяц, сделал из двух палочек крест и прибил к его верхнему концу полумесяц так, что рога торчали кверху и могли покачиваться, как коромысла весов. От нижнего конца креста я провёл нитку к спине куклы. К двум концам поперечной перекладины я тоже привязал нитки и провёл их к гвоздикам над ушами куклы.

От рогов полумесяца две нитки подошли к коленям куклы. Синьор Джузеппе качнул пальцами полумесяц – раз! – правый рог опустился, ножка топнула о пол, зато поднялся левый рог, и Пульчинелла шагнул левой. Раз-два, раз-два! – он затопал на месте, как солдат на ученье. Мы провели нитки к ручкам и закрепили их на поперечной перекладине рядом с ушными нитками. Пульчинелла ходил, кланялся, подымал руки и садился на подставленный носок моего башмака.