Военная тайна - Аркадий Гайдар

- Они не кусаются, - успокоил ее Алька. - Они только прыгают. И ты очень испугалась?

- Очень испугалась, - к великому удовольствию Альки, подтвердила Натка и потащила его в умывальную комнату.

- Алька, - спросила Натка, когда, умывшись, вышли они на террасу, скажи мне, пожалуйста, что ты за человек?

- Человек? - удивленно переспросил Алька. - Ну, просто человек. Я да папа. - И, серьезно поглядев на нее, он спросил: - А ты что за человек? Я тебя узнаю. Это ты с нами в вагоне ехала.

- Алька, - спросила Натка, - почему это ты да папа? А почему ваша мама не приехала?

- Мамы нет, - ответил Алька.

И Натка пожалела о том, что задала этот неосторожный вопрос.

- Мамы нет, - повторил Алька, и Натке показалось, что, подозревая ее в чем-то, он посмотрел на нее недоверчиво и почти враждебно.

- Алька, - быстро сказала Натка, поднимая его на руки и показывая на море, - посмотри, какой быстрый, большой корабль.

- Это сторожевое судно, - ответил Алька. - Я его видел еще вчера.

- Почему сторожевое? Может быть, обыкновенное?

- Это сторожевое. Ты не спорь. Так мне папа сказал, а он лучше тебя знает.

В этот день готовились к первому лагерному костру, и Натка повела Альку к октябрятам.

На лужайке босой пионер Василюк, забравшись на спину согнувшегося Баранкина, учил легонькую и ловкую башкирку Эмине вспрыгивать на плечи с развернутым красным флагом.

- Ты не так прыгаешь, Эмка, - терпеливо повторял Василюк. - Ты когда прыгнешь, то стой спокойно, а не дрыгай ногами. Ты дрыгнешь - я колыхнусь, и полетим мы с тобой прямо Баранкину на голову. Эх, ты! Ну, и как мне с тобой сговориться? - огорчился он, увидав, что Эмине не понимает ни слова. - Ну ладно, беги. Потом Юлай придет, он уж тебе по-вашему объяснит.

Эмине спрыгнула и, заметив Альку, остановилась и с любопытством разглядывала этого маленького, незнакомого ей человека.

- Пионер? - смело спросила она, указывая на его красный галстук.

- Пионер, - ответил Алька и протянул ей цветную картинку с мчавшимся всадником. - Это белый, - хитро прищуриваясь и указывая пальцем на всадника, попробовал обмануть ее Алька. - Это белый. Это царь.

- Это красный, - еще хитрее улыбнувшись, ответила Эмине. - Это Буденный.

- Это белый, - настойчиво повторил Алька, указывая на саблю. Вот сабля.

- Это красный, - твердо повторила Эмине, указывая на серую папаху. Вот звезда!

И, рассмеявшись, оба очень довольные, что хорошо поняли друг друга, они вприпрыжку понеслись к кустам, откуда доносилось нестройное пение октябрят.

Проводив Альку к октябрятам, Натка повернула я сосновой роще и натолкнулась на звеньевого третьего звена Иоську. В одной руке Иоська тащил что-то длинное, свернутое в трубочку, а в другой - маленький, крепко завязанный узелок.

- Ты откуда? Куда?

- В клуб бегал, - быстро и неохотно ответил Иоська, подпрыгивая и увертливо пряча узелок за спину. - В клуб за плакатами. Мы сейчас рассказ будем читать о танках.

- Иоська, - удивилась Натка, - почему же это о танках, когда у тебя сегодня по плану не танки, а памятка пионеру-автодоровцу?

- Памятку потом. Мы сегодня с купанья шли - глядим, четыре танка ползут. Интересно! Я скорей в библиотеку. Давай, думаю, сегодня, пока интересно, будем читать о танках.

- Ну ладно, Иоська. Это хорошо. А что это ты в узелке за спиной прячешь?

- Это? Это орехи, - с отчаянием заговорил Иоська, еще нетерпеливей подпрыгивая и отскакивая от Натки. - Это я такую игру придумал. Мне инструктор написал семь вопросов о танках. Ну вот, кто угадает, а кто не угадает...

- Да ты хоть скажи, откуда орехи-то взял?

Но тут увертливый Иоська подпрыгнул так высоко, как будто бы камни очень сильно прижгли ему голые пятки, и, замотав головой, не дожидаясь расспросов, он юркнул в кусты.

...Из-за подготовки к костру перепутались и разорвались все звенья. Певцы ушли в хоровой кружок, гимнасты - на спортивную площадку, танцоры - в клуб. И, пользуясь этой веселой суматохой, никем не замеченные, двое ребят скрылись потихоньку из лагеря.

Добравшись по глухой тропке до развалин маленькой крепости, они вытащили клубок тонкой бечевы и огарок стеариновой свечки. Раздвигая заросли густой душистой полыни, они пробрались к небольшой черной дыре у подножия дряхлой башенки.

Ярко жгло полуденное солнце, и от этого пахнувшее сыростью отверстие казалось еще более черным и загадочным.

- А что, если у нас бечевы не хватит, тогда как? - спросил Владик, привязывая свечку к концу длинной палки. - А что, если вдруг под ногами обрыв? Я, знаешь, Толька, где-то читал такое, что вот идешь... идешь подземным ходом, вдруг - бац, и летишь ты в пропасть. А внизу, в этой пропасти, разные гадюки... змеи...

- Какие еще змеи? - переспросил Толька, поглядывая на сырую черную дыру. - И что ты, Владик, всегда какую-нибудь ерунду придумаешь? То тебе порошком натереться, то тебе змеи. Ты лучше бы свечку покрепче привязал, а то слетит свечка, вот тебе и будут змеи.

- А что, Толька, - обматывая свечку, задумчиво продолжал Владик, - а что, если мы спустимся, вдруг обвалится башня и останемся мы с тобой запертыми в подземных ходах? Я где-то тоже такое читал. Сначала они свечи поели, потом башмаки, потом ремни, а потом, кажется, и друг друга сожрали. Очень интересная книга.

- И что ты, Владик, всегда какую-то ерунду читаешь? - совсем уже унылым голосом спросил Толька и опять покосился на черную дыру.

- Лезем! - оборвал его Владик. - Мало ли что я говорю! Это я тебя, дурака, дразню.

Он зажег свечу и осторожно спустил ноги на покатый каменистый вход.

Толька, держа в руках клубок с разматывающейся бечевой, полез вслед за ним.

Потихоньку ощупывая каждый камешек, они прошли метров пять. Здесь ход круто сворачивал направо. Оглянувшись еще раз на просвет, они решительно повернули вправо. Но, к своему разочарованию, они очутились в небольшом затхлом подвальчике, заваленном мусором и щебнем. Никакого подземного хода не было.

- Тоже крепость! - рассердился Толька. - А все, Владик, ты. Полезем да полезем. Ну, вот тебе и полезли. Идем лучше назад, а то я ногой в какую-то дрянь наступил.

Они выбрались из погреба и, цепляясь за уступы, залезли на поросшую кустами башенку. Отсюда было видно море - огромное и пустынное.

Опустившись на траву, ребята притихли и, щурясь от солнца, лежали долго и молча.

- Толька! - спросил вдруг Владик, и, как всегда, когда он придумывал что-нибудь интересное, глаза его заблестели. - А что, Толька, если бы налетели аэропланы, надвинулись танки, орудия, собрались бы белые со всего света, и разбили бы они Красную Армию, и поставили бы они все по-старому? Мы бы с тобой тогда как?

- Еще что! - равнодушно ответил Толька, который уже привык к странным фантазиям своего товарища.

- И разбили бы они Красную Армию, - упрямо и дерзко продолжал Владик, перевешали бы коммунистов, перекидали бы в тюрьмы комсомольцев, разогнали бы всех пионеров, тогда бы мы с тобой как?

- Еще что! - уже с раздражением повторил Толька, потому что даже он, привыкший к выдумкам Владика, нашел эти слова очень уж оскорбительными и невероятными. - Так бы наши им и поддались! Ты знаешь, какая у нас Красная Армия? У нас советская... На весь мир. У нас у самих танки. Глупый ты, дурак. И сам ты все знаешь, а сам нарочно спрашивает, спрашивает...

Толька покраснел и, презрительно фыркнув, отвернулся от Владика.

- Ну и пусть глупый! Пусть знаю, - спокойнее продолжал Владик. - Ну, а если бы? Тогда бы мы с тобой как?

- Тогда бы и придумали, - вздохнул Толька.

- Что там придумывать? - быстро заговорил Владик. - Ушли бы мы с тобой в горы, в леса. Собрали бы отряд, и всю жизнь, до самой смерти, нападали бы мы на белых и не изменили, не сдались бы никогда. Никогда! - повторил он, прищуривая блестящие серые глаза.

Это становилось интересным. Толька приподнялся на локтях и повернулся к Владику.

- Так бы всю жизнь одни и прожили в лесах? - спросил он, подвигаясь поближе.

- Зачем одни? Иногда бы мы с тобой переодевались и пробирались потихоньку в город за приказами. Потом к рабочим. Ведь всех рабочих они все равно не перевешают. Кто же тогда работать будет - сами буржуи, что ли? Потом во время восстания бросились бы все мы к городу, грохнули бы бомбами в полицию, в белогвардейский штаб, в ворота тюрьмы, во дворцы к генералам, к губернаторам. Смелее, товарищи! Пусть грохает.

- Что-то уж очень много грохает! - засомневался Толька. - Так, пожалуй, и все дома закачаются.

- Пусть качаются, - ответил Владик. - Так им и надо.

- Тише, Владик! - зашипел вдруг Толька и стиснул локоть товарища. Смотри, Владик, кто это?

Из-за кустов вышел незнакомый чернобородый человек.

В руках он держал что-то продолговатое, завернутое в бумагу. По-видимому, он очень торопился. Оглядываясь по сторонам, он постоял некоторое время не двигаясь, потом уверенно раздвинул кустарники и исчез в черной дыре, из которой еще только совсем недавно выбрались ребятишки.