Записки сумасшедшего следователя - Елена Топильская

На следующий день в прокуратуру поступила жалоба этого достойного гражданина, где он писал, что когда его догнали, один из милиционеров со словами: «Ну что, бегун, набегался?» два раза сильно ударил его, лежащего, сапогом в бок, чем причинил переломы двух ребер, и в доказательство прилагал справку из травмпункта с рентгеновским снимком. А в этом уже усматривался состав превышения власти, сопряженного с применением насилия.

Подозревамый милиционер - кстати, исключительно положительно характеризовавшийся по службе и производивший приятное впечатление - на допросе сообщил, что, догнав нетрезвого гражданина, он вежливо помог ему подняться и бережно проводил до машины. На очной ставке оба ее участника с достоинством повторили свои показания: гражданин - что был побит, милиционер - что пальцем его не трогал, не то что сапогом, а ребра могли сломаться и при падении через поребрик. Таким образом, на одной чаше весов Фемиды оказалось слово потерпевшего, на другой - слово стража порядка, а неустранимые противоречия толкуются в пользу подозреваемого. Однако потерпевший очень вовремя вспомнил, что, когда он лежат на сыром газоне, а его пинали в бок, во двор медленно въехала машина, номер которой он разглядел, и просит установить и вызвать водителя этой автомашины, так как он может пролить свет на происшествие.

Я установила и вызвала водителя, который сообщил, что действительно в тот вечер въезжал во двор нужного нам дома, все видел и может подтвердить факт творившегося беззакония. Слова потерпевшего получили весомую поддержку. Но в этот момент, воспользовавшись моей неопытностью, ко мне в кабинет со скорбным лицом вошел замполит отделения милиции и попросил разрешения ознакомиться с материалами дела, чтобы разобраться во всем внутри отделения и примерно наказать виновных. Будь я поумнее, я бы отправила его к прокурору за разрешением и сняла бы с себя ответственность. Я же развесила уши, считая, что мы все делаем общее дело (как один очень грамотный и порядочный опер, который искренне обратился к бандитскому адвокату со словами: «Ведь у нас с вами одна цель - установить истину», на что адвокат со смехом ответил: «Вот уж нет, у меня как раз противоположная цель!»). Замполит тщательно изучил все материалы и откланялся.

А на следующий день ко мне пришел милиционер с сообщением о том, что в отделение обратился гражданин, который как раз в момент происшествия во дворе выходил из парадной того самого дома и видел, как человек бежал от сотрудников милиции и упал, а они вежливо подняли упавшего гражданина и, поддерживая его под руки, повели к машине, при этом, упаси Боже, никто ему никаких ударов не наносил. Итак, с каждой стороны оказалось по беспристрастному свидетелю, один из которых подтверждал правдивость слов милиционера, другой - потерпевшего. При этом отделение милиции принялось порочить нашего свидетеля. Они успели проверить всю его подноготную и ехидно вопрошали, что он делал ночью в чужом дворе, где не живет никто из его знакомых? Свидетель отвечал, что в этот двор въехал, подвозя голосовавшую женщину. К слову сказать, я лично вместе с представителем противоположной стороны - то есть отделения милиции - провела обход тысячеквартирного дома, но женщину, которую он мог подвозить в этот дом, так и не установила. Что, впрочем, не доказывало, что свидетель врал: мало ли по каким причинам женщина не хотела афишировать свой поздний приезд да еще на частной машине.

Я парировала, что их свидетель тоже не живет в этом доме, а они отвечали, что он был в гостях у брата, который там действительно жил. И все бы ничего, но меня смущала личность свидетеля, найденного милицией, - он был приемщиком посуды в пункте, расположенном на территории отделения. А приемка посуды - это золотое дно, и я не раз убеждалась, что, во-первых, не поступившись некоторыми принципами успешно принимать посуду затруднительно, а во-вторых, без дружбы с территориальной милицией на этом посту не обойтись. После того, как мы провели следственный эксперимент по установлению возможности, лежа на газоне, заметить номер движущейся мимо машины, и результат эксперимента убедительно свидетельствовал, что это не просто возможно, но и очень легко, замполит стал кричать, что наш свидетель нечестный, поскольку он всего-навсего фотограф в Доме культуры, а откуда у простого фотографа деньги на машину?! Тогда я сказала: «Наш-то свидетель - фотограф, а ваш вообще - приемщик посуды», на что замполит запальчиво и с гордостью возразил: «Да, он приемщик посуды, но в отличие от вашего жулика-фотографа, честный приемщик посуды!» После этого в обиход прокуратуры прочно и надолго вошло выражение «честный, как приемщик посуды».

Год проработав в прокуратуре, я вышла замуж. В гости приехали родители мужа, было воскресенье. Я подавала торжественный обед, когда зазвонил телефон и прокурор сообщил мне, что в районе три убийства, дежурный следователь не справляется, в связи с чем предложил мне выехать и поработать. Я запрыгала от счастья и стала собираться на выезд. Деликатная свекровь, кстати, выпускница ленинградского юрфака тридцатилетней давности, сразу ничего не сказала, но потом провела со мной воспитательную работу: «Леночка, а ты уверена, что следственная работа - тебе по плечу? Ведь это очень трудно» - и в качестве примера моей безрассудности рассказала про свою однокурсницу, которая мечтала стать именно следователем и стала им, а вскоре начала будить мужа по ночам вопросом: «Кто первый обнаружил труп?» и криками о том, чтобы вещдоки положили под подушку. Поучительная история заканчивалась ссылкой на то, что теперь эта несчастная женщина - пациентка психиатрической больницы. Так сказать, информация к размышлению.

Но меня не могли остановить такие мелочи. Я уже пустилась во все тяжкие, тем более что у меня, судя по всему, получалось. Мои дела проходили в суде на «ура», помощники прокурора по уголовно-судебному надзору не могли нахвалиться на мои обвинительные заключения, прокурор меня ценил, хотя мне казалось, что он надо мной посмеивается. Когда я встречала его в огромном коридоре прокуратуры, мне все время казалось, что он улыбается в сторону. Когда я поделилась с коллегой своими подозрениями о том, что, как мне кажется, прокурор, глядя на меня, почему-то смеется, коллега искренне сказал, что прокурор, по его мнению, смотрит на меня и думает: «Боже, с каким детским садом приходится работать!»

И может быть, он не так уж был неправ. Если следователь проявляет инфантилизм, то в силу специфики нашей работы это особенно бросается в глаза. Сын моей наставницы отслужил в армии, окончил факультет и пришел в прокуратуру работать. Не каждому так повезет, чтобы мама была не просто мама, а еще и здорово рубила в твоей профессии. Поэтому сам Бог велел в сложных случаях консультироваться не с дежурным прокурором, а с собственной мамой. Вот Володя и проконсультировался: выехал на происшествие и сразу столкнулся с затруднением. Но ничего, есть у кого спросить. Он выставил всех фигурантов в коридор, а сам остался в кабинете с огромным зазором под дверью и соответствующей слышимостью и стал звонить по телефону. Сидящие в коридоре люди слышат, как следователь набирает номер и говорит: «Мама, у меня тут такая ситуевина - как ты думаешь, проводить очную ставку или не надо?»

Вообще ему везло на дежурства. Как-то его вызвали на бытовое убийство. Он сидел в квартире, где находился труп, и описывал место происшествия, дав местным операм задание провести поквартирный обход дома. Приходят оперативники и сообщают ему, что обход они провели, ничего интересного в смысле расследования убийства не выяснили, однако во время обхода обнаружилось, что с верхнего этажа выбросилась молодая девушка, чистое самоубийство. Володя, не отвлекаясь от основного осмотра, дает им задание на всякий случай осмотреть комнату, из которой произошло падение, и двор дома, куда девушка упала. Через некоторое время оперативники приходят и докладывают, что двор осмотрели, о самоубийстве девушки ничего нового не выяснилось, но в кустах они нашли разложившийся труп старушки. Володя тут же дал строжайшее указание больше никуда не ходить и ничего не осматривать.

Конечно, моему следственному гению совершенно не соответствовала несерьезная внешность. Когда я работала в составе группы по «глухому» убийству и обзванивала записные книжки потерпевшей, в ста случаях из ста на мои предложения приехать в прокуратуру для допроса собеседники отвечали: «Девочка, повесь трубку и не балуйся». Прослушав звукозапись проведенной мною очной ставки, коллеги сразу метко и убийственно охарактеризовали голос следователя: «„Пионерская зорька" в эфире».

Но если бы только голос! Как-то летом меня вызвали на производственную травму: на строительстве жилого дома на рабочего упала бетонная плита и придавила насмерть. Я приехала в машине кримлаборатории вместе с судебно-медицинским экспертом - солидным, представительным мужчиной лет сорока. Мы с ним вышли из машины. Подбежавшие руководители домостроительного комбината взяли его под руки и повели со словами: «Товарищ следователь, пойдемте, мы вам все покажем». Эксперт объяснил им, что он не следователь, а эксперт. «А где же следователь?» Он указал на меня. Руководящие строители посмотрели на меня долгим взглядом, оценили мои двадцать три года, «конский хвостик» на голове, очечки, босоножки, после чего повернулись к медику и со вздохом сказали: «Товарищ эксперт, пойдемте, мы вам все покажем».