Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раскопки
Не зря мы верим картотекам —В них нашей общности печать.Палеозой с двадцатым векомМы вместе будем изучать.
Красноречив итог раскопок,И все же чуточку уныл:Был человек и хил, и робок,А все-таки задирист был.
Он то кремневый наконечник,То ядерный лелеял след, —Погрязший в частностях сердечник,Несущий мощный мозг скелет.
Типичная, казалось, особь…Так почему же, почемуНе можем мы открытий россыпьВсецело приписать ему.
Как будто из иного мираОн вдохновенье прозревал:Свеча горела, пела лира…Он мог! Но что-то прозевал.
И прозябал на полигонахОн в обезьяньей кутерьме,И видел звезды на погонах,А не в большой вселенской тьме.
Использовал он сто наречий,Вступив на свой порочный круг…Но скрипка очень человечий,Понятный всем рождала звук.
Казалось, он погряз в машинах,Казалось, он зашел в тупик.Но сохранялся на вершинахЕго корней простой язык.
И каждый жил в отдельной клетке,Презрев содружество пещер…Но это все же были предки,Как питекантроп, например.
Небезопасно отрекатьсяОт растворившихся во мгле…Как тысяча иллюминаций,Свеча горела на столе.
Обряды
Я все еще сомнением объята,А значит, рано общий сбор трубить…Первопричину древнего обрядаУже давно успели позабыть.
Давно обряд не исцеляет раны,Удачу на охоте не сулит.Но в бубны бьют сановные шаманы,И я танцую, как шаман велит.
Мне не помеха умное неверье,Я самый стадный зверь среди зверей.Могла бы я уйти и хлопнуть дверью,Но в древнем мире не было дверей.
Привычно на стене рисую тигра,Его пронзив магической стрелой,Потом прощаюсь вежливо.И тихоДве двери закрываю за собой.
И шарф тугой петлей стянул на шее,Покорно руки прячу в рукава.…Бессмысленны, как жертвоприношенье,Во благо убиенные слова.
«Мы все давно узнали, что – почем…»
Мы все давно узнали, что – почем,Какой ценою можно быть неправым.Мы делаем Историю. По главам.И в ней самих себя не узнаем.
Самим себе когда-то сдавшись в плен,Речами, как цепями, мы бряцаем,И честно все на свете отрицаем,Не предлагая ничего взамен.
А там – за гранью этой суеты —Опять рассвет, и солнце из-за тучи,И азбуку какой-то мальчик учит,И вечным пчелам дарят мед цветы,
И девочка сбегает босикомК реке, чтобы умыться и напиться,И тянет то дымком, то молоком,И плачут птицы!
Эрудиция
Раскованность, раскованностьНенужная моя,И знаний сфабрикованностьИз сгинувшего дня.
В мозгу их упакованностьКомпактную храня,Прикованность, прикованностьТитана – не огня.
Ведь рассуждая без затей,Я знаю, что не ПрометейОгня похитил жар.
А он, страдающий зазря,Столетья видит, как заряРодит лесной пожар.
«Все смещено во времени…»
Все смещено во времени. И времяНас разделяет мраморной стеной.И Вы навечно остаетесь с теми —Ушедшими, Вы вовсе не со мной.
Вы смотрите в упор. И все же мимоСкользит Ваш взгляд. Но я при нем как страж:И взгляд, и Вы мне так необходимы,Что этого в словах не передашь.
Тепло руки, стихи и ожиданье —Все словно в восемнадцать лет. Меж темУже явилось горестное знанье,Которое является не всем.
И мне не быть хозяйкой в Вашем доме,Насторожен, устойчив дом, как дот.По Вашим фотографиям в альбомеМеня другая, словно гид, ведет.
И отделяет Вас, и отдаляет,И так оберегает от меня,Как будто временем повелевает,Не оставляя мне от Вас ни дня.
Сострадание
Страданье или состраданье —В чем человеческая суть?Мы разобщенные созданья,И каждому намечен путь.
Лишь боль едина в мирозданье,Она меняет нас чуть-чуть…Христовых мук переизданье —Как пуля в Пушкинскую грудь.
Но, может, сможем мы опятьИ бескорыстно сострадать,Не унижая безразличьем.
Одна слеза – и, может быть,Мы равнодушьем не убитьСумеем с подлинным величьем.
К вопросу о бессмертии
Монах корпел в уединенной кельеНад перечнем минующих минут.Ночами, словно мать над колыбелью,Он пестовал свой бесконечный труд.
А светский франт раскованность бездельяКоварным рифмам отдавал на суд,Не связанный тщеславием и целью,Слова сплетал он, как венки плетут.
Перебирая, словно четки, даты,Мы узнаем, что жил монах когда-то,Что келью заменил ему архив.
А вертопраха ветреное слово,Как старое вино, волнует снова:Он современник, он поныне жив!
Королева
Люди, люди… Мы делим сдуруБесконечный путь на отрезки.Четвертуем литературуС важным видом, по-королевски.
Но судьбой, то гневной, то странной,Мы нащупываем мерило:Я сама с королевой АннойВ тесной комнатке говорила.
Всех веков и времен поэтыСоставляют ее державу.Страх презрела она и наветы,Долгий путь и вечную славу.
Память сердца, как навык детства —То паденье, то восхожденье…Не воюет ее королевство,Но выигрывает сраженья.
Справа бьют, подражают слева…О, великая сила слова…Не лежит моя королеваПод крестом своим в Комарово,
А в пространстве четырехмерномСнова строчки она находит.К ней опять по ночам, наверно,Сероглазый король приходит.
«Зачем нам тень Булгакова тревожить…»
Зачем нам тень Булгакова тревожить,Цветаеву провозглашать святой?..Их было столько, кто прошел сквозь стройДоносов и шпицрутенов острожных.
Центральный государственный архивРазительно похож на колумбарий.Здесь боги спят. Но каждый бог, как парий,Почил, оставить имя позабыв.
Они зовут, но мы не слышим их,Не видим звездных душ протуберанцы…А Пастернак и Мандельштам – посланцыСтраны теней на празднике живых.
«И полыхнула в полдуши догадка…»
И полыхнула в полдуши догадка,Вполсилы, вполнакала, в полстроки.О логика! Холодная печатка,Пустое повторение руки.
Ты смотришь, но твои глазницы пусты,Как будто в дом покинутый стучусь.Поэзия! Высокое искусство,Бессмертная подделка смертных чувств.
И ты легко переступаешь черезМир, сданный на хранение стихам,И не болит искусственная челюсть,Положенная вечером в стакан.
А я, не став беспомощней и злее,Вновь безымянно растворюсь в толпе.Не удивляйся! Я тебя жалею:Еще страдать в бессмертии тебе.
Там, в вечности, такая ностальгия,Что отомрет спасительная ложь,И хоть давно распалась на стихи я,Ты бронзовые губы разомкнешь.
И позовешь, и назовешь впервыеТо имя, что мучительно скрывал,И, как морщины, трещины кривыеПокроют потрясенный пьедестал.
Но прошлое, как это имя, кратко,А вечность благодатна для тоски…Во времени забытая перчаткаТеряет очертания руки.
Триптих
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Навстречу мечте - Евгения Владимировна Суворова - Биографии и Мемуары / Прочие приключения / Путешествия и география
- Что было и что не было - Сергей Рафальский - Биографии и Мемуары
- Рассудку вопреки (вариант первых глав романа Мы идём в Индию) - Всеволод Иванов - Биографии и Мемуары
- XX век авиации - Александр Больных - Биографии и Мемуары
- Мои ужасные радости. История моей жизни - Энцо Феррари - Биографии и Мемуары / Спорт / Менеджмент и кадры / Публицистика
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Былого слышу шаг - Егор Владимирович Яковлев - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Алла Пугачева. Встречи с рождественской феей - Глеб Скороходов - Биографии и Мемуары
- Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов - Биографии и Мемуары / История