Смертельная любовь - Кристи Агата

Джиллиан кивнула, и у нее в глазах мелькнули слезы.

– Он попросил меня сделать для него одну вещь. Сегодня годовщина дня нашей первой встречи. Он попросил меня остаться сегодня дома и послушать концерт по радио, а не выходить куда-нибудь с Чарли. И я сказала… ну конечно, я очень тронута и всегда буду вспоминать его с благодарностью.

Мистер Саттерсуэйт озадаченно кивнул. Он редко ошибался в своих оценках человеческой натуры, а, по его мнению, Филип Истни не был способен на такие сентиментальности. Видимо, молодой человек был более банален, чем показался с первого раза, да и Джиллиан, по-видимому, считала, что просьба вполне в духе ее отвергнутого ухажера. Мистер Саттерсуэйт был слегка – совсем чуть-чуть – разочарован. Он сам был сентиментален и знал за собой эту слабость, но о других людях предпочитал думать лучше, чем они были на самом деле. Кроме того, его возраст как раз подходил для сентиментальности – в современном мире ей не было места.

Он попросил Джиллиан спеть, и она согласилась. Мистер Саттерсуэйт даже сделал ей комплимент, хотя сразу же понял, что певицей она была никудышней. Любой успех, который к ней мог прийти в выбранной профессии, был бы в первую очередь связан с ее внешностью, а не с певческими данными.

Мистер Саттерсуэйт не жаждал вновь встречаться с Бернсом, поэтому собрался уходить. Именно в этот момент он обратил внимание на украшение, стоявшее на камине, которое выделялось среди всего остального, как драгоценный камень на фоне кучи мусора.

Это был необычный бокал из тонкого зеленого стекла, изящно стоявший на длинной ножке. На самом его краю помещалось нечто похожее на мыльный пузырь – шар, сделанный из переливающегося стекла.

Джиллиан заметила, на что он так внимательно смотрит.

– А, это еще один подарок от Фила. Мне он кажется красивым. Фил работает на какой-то стекольной фабрике.

– Очень красивая вещь, – произнес мистер Саттерсуэйт с трепетом. – Стеклодувы Мурано[11] могли бы гордиться таким.

Он ушел, чувствуя, как его любопытство к Филипу Истни возросло. Очень любопытный молодой человек. А все-таки девушка с прекрасным лицом предпочла ему Чарли Бернса… Какая странная и необъяснимая штука жизнь.

Мистеру Саттерсуэйту только что пришло в голову, что из-за невероятной красоты Джиллиан Уэст его встреча с мистером Кином прошла не так, как всегда. Обычно каждая встреча с этим таинственным человеком заканчивалась для мистера Саттерсуэйта каким-то странным и неожиданным происшествием. И, видимо, надеясь еще раз встретиться с этим олицетворением тайны, мистер Саттерсуэйт направил свои стопы в ресторан «Арлекин», где когда-то давно он уже встречался с мистером Кином и который мистер Кин, по его собственным словам, часто посещал.

Мистер Саттерсуэйт с надеждой прошелся по залам ресторана, но нигде не увидел смуглого улыбающегося лица мистера Кина. Вместо этого он наткнулся на Филипа Истни, одиноко сидящего за небольшим столиком.

Ресторан был полон, поэтому мистер Саттерсуэйт уселся напротив молодого человека. Он неожиданно почувствовал странное ликование, как будто принимал участие в захватывающих дух событиях. И он действительно принимал участие в чем-то, чего еще не понимал до конца. Смысл сказанного мистером Кином в опере стал ему понятен. Перед ним действительно разворачивалась драма, важную роль в которой предстояло сыграть именно ему, мистеру Саттерсуэйту. И он обязан вступить вовремя и не перепутать слова.

Он сел напротив Филипа Истни с ощущением, что принимает участие в чем-то неизбежном. Они легко разговорились, потому что Истни надо было выговориться. А мистер Саттерсуэйт был, как и всегда, внимательным и сочувствующим слушателем. Они говорили о войне, взрывчатых веществах, отравляющих газах. В последних Истни разбирался просто прекрасно, потому что большую часть войны занимался их производством. Мистер Саттерсуэйт нашел, что он действительно интересный собеседник.

Есть один газ, рассказал Истни, который так никогда и не применялся. Военные действия прекратились слишком быстро, а с ним связывались большие надежды. Всего один вдох – и человек превращается в труп. Рассказывал он все это с большим энтузиазмом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Разбив таким образом лед, мистер Саттерсуэйт постепенно переключился на музыку. Тонкое лицо Истни осветилось. Он заговорил со страстью и раскрепощенностью настоящего ценителя. Они обсудили Йошбима, которого молодой человек очень ценил. Оба согласились, что в мире нет ничего лучше хорошего тенора. Еще мальчиком Истни довелось слушать Карузо, и он никак не мог забыть этого.

– А вы знаете, что Карузо голосом разбивал стеклянные бокалы? – спросил он у Саттерсуэйта.

– Я всегда считал, что это сказка, – улыбнулся мистер Саттерсуэйт.

– Нет, это святая правда, я в этом уверен. Дело в том, что это вполне возможно – все дело в резонансе.

И он углубился в технические детали. Глаза его горели, а лицо раскраснелось. Было видно, что он захвачен предметом разговора, и мистер Саттерсуэйт заметил, что в вопросе он разбирается не хуже профессионала. Он понял, что говорит с обладателем выдающегося ума, который вполне мог принадлежать гению. Блестящему, эксцентричному, не выбравшему еще, по какому пути идти, но, несомненно, гению.

Мистер Саттерсуэйт подумал о Чарли Бернсе и еще раз удивился решению Джиллиан Уэст.

С удивлением он понял, как уже поздно, и попросил принести счет. Истни смотрел на него с извиняющимся видом.

– Мне стыдно, что я так разболтался, – сказал он. – Но вас привел сюда счастливый случай. Мне сегодня надо было выговориться.

Он издал странный смешок и замолчал. Глаза его продолжали блестеть от какого-то подавленного возбуждения, но выглядел он трагично.

– Я получил очень большое удовольствие, – произнес мистер Саттерсуэйт. – Для меня беседа была чрезвычайно интересной и познавательной.

Он поклонился своим смешным изысканным поклоном и вышел из ресторана. Ночь была теплой, и пока он медленно шел по улице, в голову ему пришла странная идея. Ему показалось, что он не один, что кто-то идет рядом с ним. Напрасно он пытался уговорить себя, что все это глупости, – ощущение не исчезало. Кто-то в темноте шел рядом с ним по тихой темной улице – кто-то, кого он не мог видеть. Мистер Саттерсуэйт задумался, почему он вдруг так ясно представил себе фигуру мистера Кина? Теперь он чувствовал, что это мистер Кин идет рядом с ним, и в то же время его глаза говорили о том, что он ошибается, что он совершенно один.

Но мысль о мистере Кине никуда не исчезала, а превратилась в нечто большее: в навязчивую идею, что должно произойти что-то ужасное. Он, Саттерсуэйт, должен что-то сделать, и сделать очень быстро. Что-то шло из рук вон плохо, и только в его силах было все исправить.

Это чувство было настолько сильным, что мистер Саттерсуэйт перестал с ним бороться. Вместо этого он закрыл глаза и попытался мысленно приблизить к себе образ мистера Кина. Если бы он только мог задать ему вопрос… Но не успела эта мысль прийти ему в голову, как он понял, что ошибается. Не было никакого смысла спрашивать мистера Кина о чем-нибудь. «Все нити в ваших руках», – наверняка ответит ему тот.

Нити… Какие нити? Он тщательно проанализировал свои мысли и ощущения. Это постоянное чувство тревоги. Откуда оно взялось?

Перед его глазами мгновенно возник образ – образ Джиллиан Уэст, в одиночестве слушающей радио. Мистер Саттерсуэйт дал пенни мальчишке-газетчику и схватил газету. Там немедленно нашел расписание радиопрограмм и с интересом заметил, что сегодня будут передавать концерт Йошбима. Он будет петь «Сальве Димора» из Фауста, а потом народные песни: «Пастух», «Рыбка», «Олененок» и так далее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мистер Саттерсуэйт сложил газету – знание того, что Джиллиан собирается слушать, сделало ее образ четче. В одиночестве…

Странная просьба со стороны Филипа Истни. Совсем на него не похоже. В нем ведь совсем нет сентиментальности. Он был человеком необузданных страстей, может быть, даже опасным…