Михаил Илларионович Кутузов - полководец и дипломат - Евгений Тарле

Вот почему Кутузову нужна была, и притом как можно скорее. Дунайская армия на его левом фланге, на который, как он предвидел еще за несколько дней до прибытия на театр военных действий, непременно будет направлен самый страшный удар правого фланга Наполеона.

Приближался момент, когда главнокомандующий должен был удостовериться, что царский любимец Чичагов ни малейшего внимания не обратит на просьбу своего предшественника по командованию Дунайской армией и что если можно ждать сколько-нибудь существенной помощи и увеличения численного состава защищавшей московскую дорогу армии, то почти исключительно от московского и смоленского ополчений.

Как бы мы ни старались дать здесь лишь самую сжатую, самую общую характеристику полководческих достижений Кутузова, но, говоря о Бородине, мы допустили бы совсем непозволительное упущение, если бы не обратили внимания читателя на следующее. На авансцене истории в этот грозный момент стояли друг против друга два противника, оба отдававшие себе отчет в неимоверном значении того, что поставлено на карту. Оба делали все усилия, чтобы в решающий момент получить численное превосходство. Но один из них - Наполеон, которому достаточно приказать, чтобы все, что зависит от людской воли, было немедленно и беспрекословно исполнено. А другой - Кутузов, которого, правда, царь «всемилостивейше» назначил якобы неограниченным повелителем и распорядителем всех действующих против Наполеона русских во оруженных сил, оказывался на каждом шагу скованным, затрудненным и стесненным именно в этом гнетуще важном вопросе о численности армии. Он требует, чтобы ему как можно скорее дали новоформируемые полки, и получает от Александра следующее: «Касательно упоминаемого вами распоряжения о присоединении от князя Лобанова-Ростовского новоформируемых полков, я нахожу оное к исполнению невозможным».

Кутузов знал, что, кроме двух армий, Багратиона и Барклая, которые поступили под его личное непосредственное командование 19 августа в Цареве-Займище, у него имеются еще три армии: Тормасова, Чичагова и Витгенштейна, - которые формально обязаны ему повиноваться столь же беспрекословно и безотлагательно, как, например, повиновались Наполеону его маршалы. Да, формально, но не фактически. Кутузов знал, что повелевать ими может и будет царь, а он сам может не приказывать им, но только увещевать и уговаривать, чтобы они поскорее шли к нему спасать Москву и Россию. Вот что он пишет Тормасову: «Вы согласиться со мной изволите, что в настоящие критические для России минуты, тогда как неприятель находится в сердце России, в предмет действий ваших не может уже входить защищение и сохранение отдаленных наших Польских провинций». Этот призыв остался гласом вопиющего в пустыне: армию Тормасова соединили с армией Чичагова и отдали под начальство Чичагова. Чичагову Кутузов писал: «Прибыв в армию, я нашел неприятеля в сердце древней России, так сказать под Москвою. Настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой, а потому не имею нужды изъяснять, что сохранение некоторых отдаленных польских провинций ни в какое сравнение с спасением древней столицы Москвы и самих внутренних губерний не входит».

Чичагов и не подумал немедленно откликнуться на призыв. Интереснее всего вышло с третьей (из этих бывших «на отлете» от главных кутузовских сил) армией - Витгенштейна. «Данного Кутузовым графу Витгенштейну повеления в делах не отыскалось», - деликатно замечает решительно ни в чем и никогда не укоряющий Александра Михайловский-Данилевский.

Нужна была бородинская победа, нужно было победоносное, истребляющее французскую армию непрерывное контрнаступление с четырехдневным ужасающим разгромом лучших наполеоновских корпусов под Красным, нужен был гигантски возросший авторитет первого и уж совсем бесспорного победителя Наполеона, чтобы Кутузов получил фактическую возможность взять под свою властную руку все без исключения «западные» русские войска и чтобы Александр убедился, что он уже не может вполне свободно мешать Чичагову и Витгенштейну выполнять повеления главнокомандующего. Тормасов, лишившись командования своей (3-й обсервационной) армией, прибыл в главную квартиру и доблестно служил и помогал Кутузову.

Путы, препятствия, западни и интриги всякого рода, бесцеремонное, дерзкое вмешательство царя в военные распоряжения, поощрявшееся сверху непослушание генералов - все это превозмогли две могучие силы: беспредельная вера народа и армии в Кутузова и несравненные дарования этого истинного корифея русской стратегии и тактики. Русская армия отходила на восток, но она отходила с боями, нанося противнику тяжелые потери.

Но до лучезарных дней полного торжества армии пришлось пережить еще очень много: нужно было простоять долгий августовский день по колена в крови на Бородинском поле, шагать прочь от столицы, оглядываясь на далекую пылающую Москву, нужно было в самых суровых условиях в долгом контрнаступлении провожать незваных гостей штыком и пулей.

Цифровые показания, дающиеся в материалах Военно-ученого архива. («Отечественная война 1812 г.», т. XVI. Боевые действия в 1812 г., № 129), таковы: «В сей день российская армия имела под ружьем: линейного войска с артиллериею 95 тысяч, казаков - 7 тыс., московского ополчения - 7 тыс. и смоленского - 3 тыс. Всего под ружьем 112 тыс. человек». При этой армии было 640 артиллерийских орудий. У Наполеона числилось в день Бородина войска с артиллерией более 185 тысяч. Но как молодая гвардия (20 тысяч человек), так и старая гвардия с ее кавалерией (10 тысяч человек) находились все время в резерве и в сражении непосредственно участия не принимали.

Во французских источниках признают, что непосредственное участие в бою, если даже совсем не считать старую и молодую гвардию, с французской стороны принимало около 135-140 тысяч человек. Следует заметить, что сам Кутузов в своем первом же донесении царю после прибытия в Царево-Займище считал, что у Наполеона не то, что 185 тысяч, но даже и 165 тысяч быть не могло, а численность русской армии в этот момент он исчислял в 95 734 человека. Но уже за несколько дней, прошедших от Царева-Займища до Бородина, к русской армии присоединились из резервного корпуса Милорадовича 15 589 человек и еще «собранных из разных мест 2 000 человек», так что русская армия возросла до 113 323 человек. Сверх того, как извещал Александр Кутузова, должно было прибыть еще около 7 тысяч человек.

Фактически, однако, готовых к бою, вполне обученных вооруженных регулярных сил у Кутузова под Бородином некоторые исследователи считают, едва ли точно, не 120, а в лучшем случае около 105 тысяч человек, если совсем не принимать во внимание в этом подсчете ополченцев и вспомнить, что казачий отряд в 7 тысяч человек вовсе не был введен в бой. Но ополченцы 1812 г. показали себя людьми, боеспособность которых оказалась выше всяких похвал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});