Наследница Роксоланы - Эмине Хелваджи

– Меня, вообще-то, Айше зовут, – сказала дочь шахзаде. Без милостивой улыбки, без покровительственного тона. Как равной.

– Джанбал, – все сразу поняв, девочка назвала свое полное имя. – Для тебя Бал.

– Джанбек, – так же просто сказал ее брат. – Для тебя Бек.

И смутился.

– Ну, можешь и меня, и его просто Джан звать. – Бал лукаво покосилась на дочь шахзаде. – Но тогда и откликнемся мы вместе, а не только тот из нас, кто прямо сейчас тебе нужен.

– Оба вы мне нужны, – с такой же лукавинкой ответила Айше. И отвернулась. Отчего-то у нее вдруг защипало в носу.

Потом они все втроем сели на край бассейна и, сняв туфли, свесили ноги в воду. Айше потянулась было погладить Пардино, но огромный кот неуследимо-плавным движением отодвинулся, глянув на новую подругу своих юных хозяев без враждебности, но строго.

Ей еще надлежало заслужить это высокое право: прикасаться к нему.

– В чифтлыке[2] у нас бассейн еще лучше, – глядя прямо перед собой, сообщил Бек. – Без мрамора, но гораздо больше. И глубокий, в два отцовских роста.

– Ты что, ныряешь в него? – фыркнула Айше.

– А как же! – двуголосо ответили близнецы, посмотрев на нее с искренним удивлением.

– Я тот наш хауз под водой четыре раза переплываю, – похвасталась Бал. – А брат раньше столько же, но теперь на полбассейна меня обгоняет. Ныряем вместе, до противоположной стенки – оттолкнуться, не всплывая, – еще раз… второй, третий… Ну и на четвертый я выныриваю все-таки у самой стенки, а ему дыхания хватает, чтобы еще аж до середины донырнуть.

– Вот погоди, через год я тебя на целый переплыв обгоню, не на половину! – шутливо пригрозил мальчик.

– Да, наверное, – с сожалением признала сестра. – Дурное дело нехитрое…

Айше промолчала, не зная, что сказать по этому поводу. Для нее купание – это толпа служанок вокруг (одна принимает платье, другая рубашку и так далее, но вообще-то, чтобы на них всех хватило, дочери шахзаде следовало бы носить в десять раз больше одежд, чем на самом деле), массажистки, специальная девушка для флаконов с благовониями, другая – для притираний… для купальных простыней еще несколько девушек… опытная пожилая чесальщица волос… А сама-то разве что по грудь в бассейн входишь, позволяя этой толпе женщин совершать над тобой священнодейство омовения, умащения и так далее.

У дальнего края большого дворцового бассейна, может, и вправду больше чем с головой глубина (с бортика понять трудно: вся вода тут, даже для семьи шахзаде, из реки Ешиль-Ирмак, а она мутновата и не меняет своих обыкновений ни для кого, будь он хоть султан). Но туда Айше как-то ни разу и не добралась.

Попробовать, что ли, сегодня во время вечернего омовения?

– А ты сколько раз под водой переплывешь хауз? – словно прочитав ее мысли, поинтересовалась Бал. – Вот этот, маленький?

– Не знаю… – чуть виновато ответила Айше.

– Спорим, я – больше, чем ты, а Бек тем паче! – Бал азартно вскочила, потянулась к шнуровке вóрота. – Ну, давай!

– Джан… – Брат дернул ее за рукав.

– Тут всего-то десять шагов от края до края! – Девочка, отмахнувшись от него, нетерпеливо переступала босыми ногами по мраморному бортику. Она уже сбросила верхнюю безрукавку и теперь возилась с застежками платья. – Или хочешь не по прямой, а наискось попробовать, из угла в угол? Все равно не очень, но хоть как мул против ишака… Тесно здесь у вас, во дворце, – пожаловалась она.

– Джан! – повторил Бек уже громче.

– Купальных простыней у нас не водится, но можно потом расстелить рубахи и посидеть на них, пока обсохнем. Или Пардино обнять: он пока тебе это не очень позволит, но мы его уговорим. Его шерсть лучше всякого полотенца!

– Джан!!!

Сестра непонимающе оглянулась сперва на Бека, свекольно-красного, затем на Айше, тоже до ушей налившуюся багрянцем, и ойкнула. А потом захихикала.

Миг спустя они смеялись уже все трое. Как сверстники. Как ровня друг другу.

Как друзья.

* * *

– Да, с вами не соскучишься, – признала Айше, когда они наконец умолкли, обессилев от хохота.

– А то! – задорно подтвердила Бал.

Дочь шахзаде снова опустила босые ступни в бассейн, поболтала ногами в теплой воде. Какое счастье, что вокруг – Амасья, а не Истанбул, великий город, султан среди столиц мира! Тамошний гарем она, вообще-то, по малолетству помнила плохо, но вот год назад пришлось с матерью побывать в столице столиц – и, тоже не все понимая, главное ощутила безошибочно: словно по лезвиям кинжалов меж ядовитых змей ступаешь.

Потому что она – дочь шахзаде Мустафы: того, которому быть следующим султаном. Какие бы козни ни строила роксоланка-Хюррем, да будет проклята ее утроба!

В Амасье можно спокойно ходить по отцовскому дворцу, не очень-то задумываясь, где проходит граница между гаремом и селямлыком, мужской половиной. Равно как и о том, что во внутридворцовом жилье отцовского телохранителя деления на мужскую и женскую половины как-то вообще не заметно.

И с детьми этого телохранителя можно дружить, даже если он всего лишь чифтчи.

– А вы своему отцу на пахоте помогали? – спросила Айше специально для того, чтобы закрепить эту мысль. И тут же испугалась, что ее слова, наоборот, покажутся обидными.

– Ты что, думаешь, в чифтлыке только пахать и можно? – Бал явно не обиделась, и Айше с облегчением перевела дух.

– Ну… А что еще?

– Да много чего. Наша семья никогда не была так бедна, чтобы самим за волами ходить. Отец, когда здесь поселился, сразу пару работников нанял, да еще у нас доля в кюрекчи-орта, лодочной артели была… да и есть до сих пор. Там сейчас заправляет старший брат Ламии, а раньше их отец верховодствовал, только он умер в позапрошлом году. А главный владелец все равно наш отец, Аджарат! Из пяти больших ладей, что там сейчас в ходу, три на наши деньги выстроены, вот! И полторы водяной мельницы у нас есть. Одна – целиком наша, а другой мы пополам с Мохаммедом туршуджу[3] владеем.

– То есть вы больше на реке росли, чем за плугом? – уточнила Айше.

– Дался тебе этот плуг! – ответила девочка по-прежнему без обиды, но с досадой; дочери шахзаде даже пришлось напомнить себе, что она сейчас говорит не со служанкой, а с новой подругой… с первой в своей жизни настоящей подругой. – Я же говорю, мы с самого начала богатые были. Даже мамины украшения не пришлось продавать, у нее они до сих пор остались…

Тут Джанбал покосилась на брата и, наверное, вспомнила о чем-то. К Айше вновь повернулась уже с виноватым видом: