Женское лицо СМЕРШа - Анатолий Терещенко

Есть вина и самого Абакумова, который в последние годы из-за близости к вождю посчитал, что «взял бога за бороду». Он считал по своей простоте и прямолинейности, что у него в жизни есть только два главных понятия — Вождь и его Последователь, а с остальными «последователями» можно не считаться. Вот и получилось, что эти «остальные» легко подставили молодого министра. Летом, кажется в июле 1951 года, он был снят с должности министра госбезопасности и вскоре арестован. Расстреляли его при Хрущеве 19 декабря 1954 года в Ленинграде через один час пятнадцать минут после вынесения приговора. Ему даже не дали возможности обратиться с просьбой о помиловании.

— Я все напишу в Политбюро, — успел сказать Виктор Семенович до того, как пуля попала ему в голову. Так во всяком случае говорят и пишут многие.

Новый вождь, ещё раз подтверждаю, испачканный кровью невинных жертв, особенно на Украине и в Москве, избавлялся от опасных свидетелей, каким был Абакумов. Руководитель грозного и всевидящего СМЕРШа много знал об ошибках и даже преступлениях новых поводырей советских людей.

В это же самое время по указанию Хрущева был арестован и один из руководителей внешней разведки генерал-лейтенант Судоплатов, отсидевший по прихоти нового вождя пятнадцать лет, как говорится, от звонка до звонка. А вина одна единственная, естественно надуманная, — работал при Сталине и Берии. Но разве человек виновен, что родился в такой период?! Судьба слепа, но разит без единого промаха.

— Не Фортуна слепа, а мы зачастую тащимся с закрытыми глазами по дороге жизни.

— И это верно. Мог бы Виктор Семенович и разглядеть пороги на реке событий и перспектив службы. Высота и знание обстановки позволяли.

— Валентина Андреевна, распространялся ли на женщин, сотрудниц СМЕРШа, сталинский режим работы? Имеется в виду с ночными бдениями и большим перерывом на обед.

— Конечно, и в войну, и до самого 1953 года мы работали с 8.00 до 23.00, а то и позже, с перерывом на дневной отдых между 15.00 и 20.00. Много вкалывали и, естественно, уставали, особенно пальцы и мозги. Как тогда говорили мои коллеги-машинистки: «Работают руки — кормит голова».

— При таком режиме не боялись ходить ночью?

— А чего было бояться? Действовал комендантский час. Москва была пуста. Я жила в коммунальной квартире в районе Чистых прудов, в малюсенькой комнатушке. Всегда смело шла домой, была уверена, никто не нападет. А если и встретится хулиган или бандит, — патрули тут же придут на помощь. На всякий случай я носила свисток с шариком. Это не то, что сейчас. Кричи не кричи, все равно тебя ограбят. Люди стали не те. Обеднели душой, здоровую ментальность потеряли. Молодежь стала равнодушна, облученная западной поганью из телеэкранов: кровь, пьянство, наркота, секс и деньги, деньги, деньги…Пустота. А отсюда и порог болевого восприятия в обществе понизился до нуля, как образно говорят, — до уровня плинтуса.

— Как вы оцениваете современные кино- и телефильмы о ваших коллегах периода войны?

— О работе наших ребят во время войны в основном врут фильмы и их создатели…Посмотрела «Штрафбат» и «Смерть шпионам»

— передернулось что-то внутри, и захотелось сразу же хорошо вымыть руки и лицо. Сколько в этих картинах неправдоподобия, грязи, напраслины. Несправедливость так и прет из каждого показанного эпизода. Так и хочется спросить: а кто заказывает эти пасквили? За какие деньги? Наверное, бюджетные, — налогоплательщиков. Неужели государственным чиновникам безразлично, какое пойло будет пить молодежь? Так мы скоро и Россию потеряем, как потеряли Советский Союз. У предательства одно лицо и нравы одни. Молодежь надо воспитывать на героизме, а не на мерзости…Увы, в нашем несовершенном мире гораздо легче избавиться от хороших привычек, чем от дурных…

* * *

Племянница принесла старые альбомы с затертыми и обломанными на углах черно-белыми фотографиями. Мы подолгу всматривались в просветленные лица людей того поколения. Вот Валя с одноклассниками в школьные годы, потом где-то на улице Москвы. А тут уже Валентина Андреевна в гимнастерке с погонами старшего лейтенанта госбезопасности, орденом и медалями на груди. С разрешения хозяйки мы сфотографировали некоторые снимки и записали несколько монологов на диктофон.

Потом заговорили о приближающейся весне. Сразу же лицо Валентины Андреевны посветлело и потеплело.

— Знаете, мои дорогие, давайте выпьем по три чарки, — предложила она. — Сначала помянем ушедших, потом за здоровье живущих, а третью за процветание Отчизны.

Мы согласились!..

— Выпьем за тех моих друзей по Лубянке, которые в сорок первом ушли на фронт и не вернулись. Они были чистыми людьми, а не жупелами, какими пытаются их бедных и несчастных сегодня изобразить. Молодые, погибшие на войне, — как изъятая из года весна. Служба в военной контрразведке, — это была настоящей и постоянной войной. Я не знаю, знаете ли вы, что средний срок службы оперативника госбезопасности — военного контрразведчика СМЕРШа на фронте составлял около трех месяцев — до выбытия по смерти или ранению.

А что видим сегодня, историю переписывают, все время мажут черной краской, памятники рушат, а ведь их много не бывает, по могилам предков стервецы топчутся, дома, в том числе с исторической значимостью, в столице поджигают ради какой-то «точечной застройки». Не по-христиански, братцы, это все…ох, не по-людски…

Чокнулись рюмками только два раза — за здоровье собравшихся и за Отчизну.

— Моя память держит большой список тех, кого сегодня нет с нами, — пусть земля им будет пухом, — опять она вернулась к теме павших.

Иришка сидела за столом и только внимательно слушала в знаменательный день свою любимую бабушку и пришедших к ней двух седовласых «молодых» ветеранов — ее недавних и последних коллег по службе. Судя по реакции, ей было интересно послушать о Зазеркалье далекой жизни, в которой она совсем не ориентировалась.

Потом, когда вновь заговорили о войне и ушедших на фронт молодых оперативниках, девушка встрепенулась и промолвила:

— А Валентина Андреевна в войну и за войну тоже награждалась.

Мы вопросительно взглянули на хозяйку стола.

— Почему мы никогда не видели у вас наград? На День Победы вы крепили на груди только красный бант или гвардейскую ленточку. Понимаем, вам нескромно перечислять все, чем отметила служба на Лубянке. Ну, так и быть, назовите, пожалуйста, хотя бы самые близкие вашему сердцу правительственные награды?

— Я бы все показала, только уже не помню, где положила. А что касается самых дорогих, то это, конечно же, орден Красной Звезды, полученный в тяжелом и трагичном сорок первом году, и медаль «За оборону Москвы», которую мне вручили уже в конце войны. Они мне самые дорогие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});