Мертвая зыбь - Юхан Теорин

Метрах в ста от мельницы располагался береговой домик Давидссонов. Он выглядел ухоженным: деревянные стены недавно выкрашены в красный цвет, белые оконные рамы, блестящая крыша. Джулия предположила, что это потрудились Лена и Ричард.

В памяти Джулии вдруг всплыла картина: Йерлоф летом перед домом расправляет на деревянных подставках сети и чинит их, а она, Лена и их двоюродные братья и сестры бегают взапуски[18] по берегу, ощущая острый дегтярный запах свежепросмоленной лодки.

И в тот день Йерлоф также находился возле морского домика и чинил сети. После этого Джулия возненавидела его рыбалку.

Около домика никого не наблюдалось, сухая трава дрожала на ветру. Возле дома в траве лежала зеленая деревянная туша, это была старая лодка Йерлофа. Она настолько рассохлась, что Джулия видела стену двора сквозь разошедшиеся доски обшивки.

Женщина выключила двигатель, но продолжала сидеть в машине. Ни ее обувь, ни одежда совершенно не подходили к холодной ветреной эландской осени. На двери дома она увидела большой замок, шторы были опущены так же, как и в других домах в поселке.

Стэнвик пустовал, летний театр закрыт, занавес опущен. Грустная пьеса, по крайней мере для Джулии.

Оставалось только посмотреть на личный домик Йерлофа. Йерлоф построил его собственными руками, соблюдая все старые традиции. Джулия завела мотор и поехала по дороге, которая впереди разветвлялась, и свернула направо. Дорога постепенно уводила ее от берега. Здесь были низкие молодые деревца, которые изо всех сил старались защитить дома от непогоды. Все деревца одинаково отклонялись в сторону от моря, подбитые непрестанным ветром.

Справа от дороги, за стеной находился большой двор, посередине его стоял высокий желтый деревянный дом. Вокруг дома пышно разрослись кусты, и от этого он казался еще более заброшенным и одиноким. Краска со стен давно облезла, черепица сдвинулась и поросла мхом, а кое-где и вовсе потрескалась. Джулия не помнила, кому принадлежал этот дом. Она всегда помнила его таким — неухоженным и забытым.

Направо, прямо между деревьями, виднелась небольшая узкая дорожка, колеи посредине разделяла полоса травы, доходящая едва ли не до колена. Джулия прекрасно знала это место, повернула и остановила машину, потом надела пальто и вышла на холодный свежий воздух с горьковатым морским привкусом.

Было тихо, лишь ветер шуршал сухими листьями, и снизу, с берега, доносился чуть приглушенный из-за расстояния глуховатый рокот волн. Больше не было слышно ни проезжающих машин, ни голосов людей, ни птиц — ничего.

Девушка в кондитерской оказалась абсолютно права: приехать сюда в такое время все равно что оказаться на Северном полюсе.

Дорожка к дому Йерлофа была очень короткой и заканчивалась низкой железной калиткой в каменной стене. Джулия открыла ее, калитка тихонько скрипнула, и женщина вошла во двор.

«Вот я и здесь, Йенс».

Выкрашенный коричневой краской маленький домик с белыми венцами[19] не выглядел таким необитаемым, как многие другие дома в Стэнвике. Но если бы Йерлоф жил сейчас здесь, то он никогда бы не позволил траве так вырасти и, уж конечно, двор не был бы усыпан красными и желтыми высохшими листьями. Отец Джулии всегда отличался аккуратностью и методично доводил до конца любое дело.

Они слыли парой работяг — Йерлоф и мать Джулии Элла. Она всю жизнь была домохозяйкой и иногда казалась какой-то гостьей из прошлого века, из эпохи бедности и неустройства, когда никому и в голову не проходило смеяться, шутить, мечтать, потому что экономили буквально на всем и всегда. Элла была маленькой, молчаливой, собранной женщиной. Кухня являлась ее королевством. Время от времени Джулия и Лена получали от нее оплеухи, а вот ласки не видели никогда. Что касается Йерлофа, то, пока они росли, он в основном пропадал на море.

Все вокруг Джулии, казалось, застыло, ни малейшего движения. Она вдруг вспомнила, что раньше посреди двора стоял большой зеленый насос, в метр высотой, с большущим краном и красивой изогнутой ручкой, но сейчас его уже не было. На его месте виднелась лишь бетонная крышка.

За каменной стеной двора слева от дома и позади него начиналась пустошь. Она тянулась на восток, к самому горизонту. И если бы не деревья, то Джулия, наверное, смогла бы увидеть Марнесскую церковь, вдалеке возвышавшуюся над плоским пейзажем, как черный шпиль. Там, в этой церкви, Джулию крестили, когда ей было всего несколько месяцев.

Женщина повернулась спиной к пустоши и подошла к дому. Джулия обогнула перголу,[20] увитую плетями дикого винограда, и стала подниматься по розовым известняковым ступенькам, которые в детстве казались ей такими большими. Они заканчивались у маленькой веранды перед закрытой деревянной дверью.

Джулия нажала на ручку, но дверь была заперта, как она и ожидала.

Здесь все началось, здесь и закончилось. «Довольно странно, что этот дом такой же, как и был, по-прежнему и стоит на своем месте», — подумала Джулия. Мир так сильно изменился после исчезновения Йенса: на карте появились новые страны, другие, наоборот, пропали, как будто их никогда и не существовало. В Стэнвике теперь большую часть года никто не жил, а этот дом, из которого Йенс ушел в тот день, стоял себе как ни в чем не бывало.

Джулия присела на ступеньку и тяжело вздохнула.

«Я так устала, Йенс».

Она посмотрела на что-то вроде альпийской горки, которую Йерлоф соорудил перед домом. На самом ее верху лежал черно-серый камень, весь словно в складках. Йерлоф утверждал, что это метеорит и что, когда он упал с неба, прожег даже кратер. Но это было давным-давно, вероятно, лет сто назад. Его нашел еще дедушка Йерлофа.

И вот — ирония судьбы: вечный странник космических путей лежит наверху кучки камней, обгаженный птицами.

В тот день Йенс проходил мимо метеорита. Он вышел из дому, потому что его бабушка прилегла и заснула, спустился вниз по ступенькам, потом оказался во дворе. Наверное, это единственное, что можно было сказать наверняка. Куда он пошел потом, почему или зачем — этого не знал никто.

Когда вечером того же дня Джулия вернулась домой с материка, она ожидала, что Йенс радостно выбежит из дома ей навстречу, а вместо этого ее ждали двое полицейских, плачущая Элла и совершенно убитый Йерлоф.

Джулии опять захотелось достать из сумки бутылку вина, сесть здесь, на ступеньке, и потихоньку попивать и мечтать, пока не стемнеет. Но Джулия, хотя и с трудом, подавила желание.

Занавес. Как и весь поселок, этот пустой двор тоже казался декорацией на сцене. Но пьеса закончилась много лет назад. Все разошлись по домам, и только Джулия осталась здесь, как зритель, проснувшийся в опустевшем зале. Она сидела и с горечью смотрела на ступеньки, наверное, еще несколько минут, как вдруг услышала новый звук, доносившийся со стороны моря, — шум мотора.

Ехала какая-то машина. Судя по звуку, очень старая. Она неторопливо громыхала по дороге через поселок.

Звук не удалялся. Напротив, он становился громче, а потом машина остановилась, причем совсем близко от дома.

Джулия поднялась, привстала на цыпочки и увидела массивный автомобиль неподалеку от двора — старый «Вольво PV». Калитка опять скрипнула, когда кто-то ее открыл. Джулия поплотнее запахнула пальто, непроизвольно провела ладонью по светлым волосам и ждала, когда приехавший подойдет.

Женщина слышала звуки приближающихся шагов. Через несколько секунд она увидела непрошеного гостя. Им оказался пожилой мужчина небольшого роста. Он остановился перед ступеньками и угрюмо смотрел на Джулию. Он почему-то напомнил ей отца. Джулия и сама, наверное, не могла сказать почему. Может, дело было в кепке, мешковатых брюках, белом свитере, отчего в облике незнакомца ей почудилось что-то морское. Но он оказался ниже, чем Йерлоф, а палка, на которую он опирался, свидетельствовала, что его морская карьера завершена. Руки старика сплошь покрывали свежие и старые рубцы.

Джулия стала понемногу припоминать, что когда-то много лет назад они встречались. Это был один из постоянных жителей Стэнвика. Интересно, сколько их таких еще осталось?

— Здорово, — произнес старик, и его губы медленно растянулись в улыбке.

— Добрый день.

Он кивнул в ответ, снял кепку, и Джулия увидела седые, слегка вьющиеся волосы, зачесанные назад.

— Я тут проезжала мимо и решила посмотреть, — сказала она.

— Ясное дело… надо сюда заглядывать иногда.

Такого сильного эландского говора, даже, скорее, эландского диалекта во всей своей красе Джулия в жизни не слышала.

— Мне и сам Йерлоф так наказывал.

Джулия кивнула.

— Да все вроде выглядит нормально.

Оба помолчали.

— Меня зовут Джулия, — представилась она и быстро добавила, кивнув в сторону дома: — Я дочь Йерлофа Давидссона. Я из Гётеборга.