Великие любовницы - Эльвира Ватала

Ну, в непомерном истощении казны Марией Антуанеттой виновата, конечно, не она сама, воспитанная строгой матушкой Марией Терезой, а ее вынужденное девичество. Она в какую-то дикую истерику впала. То вводит простые соломенные шляпки в моду, то вдруг шляпы заставляет носить чуть ли с метр высотой и все в драгоценных камнях. То простой пастушкой по полю бегает, парное молочко из своей фермы попивая, то золотым шитьем свои дворцы обивает, и изысканные вина становятся почти единственным ее напитком. Но, собственно, взбудоражила Мария Антуанетта общественное мнение не этим контрастом — от молочка до вина, а сосудом, из которого они пились. А пились они из кубка тончайшего фарфора, вылитого точно по груди Марии Антуанетты. Из старой хроники мы читаем: «Из тончайшего фарфора на Севрской фабрике в 1854 году отлита была чаша, точная копия груди Марии Антуанетты»[8]. О, если вам, дорогой читатель, затруднительно представить, как из такой чаши можно пить, предлагаем на грудь смотреть прямо, а сосочек повернуть вниз и по окружности вырезать на высоту груди, и что получится? Получится замечательный и оригинальный сосуд, гораздо более затейливее тех кактусов, что торчат из ширинок глиняных фигурок мужчин. Разве не видели? Все лучшие города Европы таким «искусством» наводнены, а у датчан, которые вообще любят украшать свои окна разными фигурками, то и дело торчат эти молодцы с хорошо поднятым фаллосом. И никого это не шокирует. Ну разве какой малолетний ребенок поинтересуется: «Мамочка, почему у дяди такая писанька большая?» А разве вы не видели совершенно уж некрасивые кубки, из которых торчат фарфоровые груди, во многом уступающие красотой формы грудям Марии Антуанетты? Народ такой безнравственностью своей королевы возмутился, конечно, но это он напрасно: не она это нововведение ввела, гораздо раньше это сделал Людовик XIV, приказав отливать кубки для вина в форме груди маркизы Монтеспан. Но и он не новатор в этом искусстве. Как нам сообщает древнегреческий историк Плиний, это впервые сделала мифологическая Елена: «Елена пожелала однажды во исполнение некоего обета преподнести в дар храму Дианы изящный кубок и, призвав для этой цели искусного чеканщика, повелела ему отлить сей кубок в форме безупречной ее груди, что он и исполнил»[9].

Не только своим безупречным телом могла похвастаться Мария Антуанетта. Она и внешне «была более чем красива, была обольстительна»[10], как написал историк того времени, не замечающий ни ее слишком большого и выпуклого лба, ни выпяченной толстой нижней губы, что являлось характерным признаком всех Габсбургов, передаваемым из поколения в поколение, и всецело покоренный ее белоснежным личиком и нежным румянцем на щеках. Людовику XV тоже очень нравилась невестка, и он не прочь был целовать ее в розовые губки и щечки даже без малейшего повода, приятности ради.

А вот собственный супруг на ласки скор не был. В королевском алькове он тут же засыпал, не обращая внимания на прелестную жену, а когда во время своего свадебного ужина «насел» на жареную дичь, поскольку вообще пожрать, пардон, покушать, слишком любил, и Людовик XV сделал ему замечание, что не стоит так наедаться перед брачной ночью, искренне удивился: «Почему? Я же всегда хорошо сплю после обильной еды». Ну что за тюфяк, извините за выражение!

Вообще, конечно, справедливости ради, надо сказать, что все короли очень любили, мягко говоря, покушать. Но у Людовика XVI, особенно после его любимой охоты, был такой аппетит, что Гаргантюа перед ним ребенок. Вот какую любопытную запись мы прочли в Версальской хронике за июнь 1787 года: «Король пришел с охоты и спросил, что на завтрак. Ему сказали, что курица фаршированная и котлеты. Он воскликнул: „О, этого мало!“ — и приказал подать яйца в соусе и съел за завтраком: четыре котлеты, целую курицу, шесть яиц в соусе и один кусочек ветчины».

В своем регулярно ведущемся дневнике король записывает без лишних комментариев, сколько дичи или птиц он в данный день убил, и его дневник выглядит, как бухгалтерский отчет — одни цифры. Историку Михаилу Касвинову, негодующему по поводу убогости записей царевича Алексея, фиксирующего только самые бытовые дела типа: «Купил на Невском перочинный ножичек» и, по-видимому, ожидавшего от одиннадцатилетнего мальчика глубокого анализа политической обстановки России, показать бы дневник французского короля Людовика XVI. Запись царевича Алексея ему бы показалась Одиссеей.

Король не танцует, не любит балов, азартных игр, зато с упоением вбивает гвозди в стены и помогает столярам в их работе, а также очень любит укладывать паркет. От этой черной работы руки у него всегда грязные, Мария Антуанетта презрительно называет его чернорабочим, да он и внешне-то не больно как мужчина соблазнителен. И вот как его описывает «свидетель» дворцовой жизни того времени в 1788 году Баррер: «Король ростом около пяти футов, сложением неуклюж, и массивен, и с виду гораздо здоровее, чем можно было предположить по бледному лицу. Глаза у него голубые, без малейшего выражения. Смеялся грубым смехом, граничащим с идиотизмом. Движения неловки, производит впечатление дурно воспитанного толстяка. У него страсть к ружейной охоте. Был жаден и любил выпить»[11].

Еще кто-то будет записывать в свой дневник, какие отвратительные манеры у этого короля, как он, не прибегая к вилке, рвет, как зверь, мясо руками и жадно «вгрызается в его мякоть». Еще третий заметит, какая у него старческая шаркающая походка, но объективнее всех выразился, как нам кажется, о Людовике XVI родной брат Марии Антуанетты австрийский король Иосиф II: «Это слабый, но неглупый человек, у него трезвые рассуждения, большие знания, но характеризуется он апатией тела и ума»[12].

Вот-вот, в самую «точку» попал умный Иосиф II. Именно апатия и нерешительность — главные черты характера Людовика XVI. Они-то и привели его к беде, а не умение остроумно выражаться, как нам суггестивно толкует Ги де Мопассан: «Если бы у Людовика XVI хватило остроумия сочинить каламбур, он, пожалуй, спас бы монархию. Кто знает, острое словцо, быть может, избавило бы его от гильотины».

Остроумие здесь ни при чем. Спасли бы его решительность и энергичность. Ну что королю стоило запретить своей жене эти безумные траты на оборудование своих замков, на покупки драгоценностей, на наряды, порядком изнуряющие и без того худую государственную казну и вызывающие гнев и даже ярость народа? Но король в своем чувстве «виноватости» мужчины абсолютно все разрешает Марии Антуанетте и снисходительным оком смотрит и на ее ночные эскапады в Париж в Фоли де Берже и прочие злачные места, на катание на осликах поздней ночью с его братом графом д'Артуа. На этот «Трианон», маленький дворец, который Мария Антуанетта называла своей «крохотной Веной». Дворец-то крохотный, да траты на него огромные. Тут сельские хатки с лакеями в красных бархатных ливреях, подающими дамам парное молочко от настоящих коровок, но «золотая» травка которых слишком дорого стоила. Тут пастушкой резвится Мария Антуанетта в соломенной шляпке и простом платьице под деревцами, где мраморные колонны вперемешку с чуть ли не золотыми фонтанами! Сколько дворцов она «оттяпала» от вечно виноватого Людовика XVI? Можем слегка подсчитать! Значит, так, став в девятнадцать лет королевой, но еще не став женщиной, получила она Версаль, заняла покои Марии Лещинской, жены Людовика XV, получила свой «Трианон», где еще недавно «барахтались» Людовик XV и мадам дю Барри, муж подарил ей замок «Марли» с прекрасным английским садом, где гуляли до поздней ночи без всякого соблюдения этикета и в обществе своей интимной компании. В Реймсе Мария Антуанетта для каких-то своих интимных встреч сняла роскошный особняк. Это только то, что нам удалось установить достоверно, исключая сплетни, которые начали будоражить общественность уже с 1774 года. Пасквили за пасквилями выходили из-под пера доморощенных писак, не исключая родного брата короля герцога Прованского, вознамерившегося самому сесть на королевский трон, что удастся ему только через девятнадцать лет в виде короля Людовика XVIII. Но сейчас он смертельно ненавидит Марию Антуанетту, открыто выражает ей свое презрение, называя ее невежей. Ну, конечно, герцог Прованский был прав. С образованием у Марии Антуанетты раз-два и обчелся. «Мария Антуанетта поражала своим невежеством, — свидетельствует в своих воспоминаниях дворцовая дама мадам Кампен, — за исключением итальянского языка, она обнаруживала полное незнание всего, касающегося как литературы, так и истории. Это скоро заметили при Дворе, и оттуда пошло распространенное мнение, что она не умна»[13].

Ну ладно, ну хорошо, с образованием у Марии Антуанетты не ахти как, с этим мы согласны, но чтобы ее еще и в низменном разврате обвинять, это уже ни в какие ворота не помещается. Она еще девственницей седьмой годочек бегает, а ей кого только из любовников не приписывают: тут и граф Д'Артуа, родной брат короля, который в отличие от первого брата «Каина», как окрестила его Мария Антуанетта, очень даже в дружеских с ней отношениях, и герцог де Мегрен, и герцог де Косс, что мы там будем бульварные брошюрки повторять — там черным по белому написано: любовников много, и мужчин, и женщин. Это значит, будто Мария Антуанетта еще и лесбийской любовью занимается. Ну, правда, конечно, при ней некая дама Жюль Полиньяк здорово нажилась и своего мужа обеспечила. И что была она самой любимой подружкой Марии Антуанетты, и что влияние на королеву огромное имела, тоже правда. Но сразу, не разобравшись, что почем, лесбиянство ей приписывать? Ну, правда, в ее замке Сен Клу, который Людовик XVI выкупил для нее за шесть миллионов ливров у герцога Орлеанского, бывали лесбиянки, герцогиня де Пикиньи, например, или мадам Сант Овен, получающая такие вот письма от своей любовницы: «Ты способна оживить собою мертвеца. Я рада, что ты моя жена. Ты — моя женушка. Люблю тебя всем сердцем. Друг твой, любовница, а прежде всего подруга»[14]’.