Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец

— Помолчи! — сказал папа. — Подробности не имеют значения…

— Знаем мы эти пироги! — крикнул второй из тех двоих. — Травили! Я сам видел — бомбами!

— И коз травили! — крикнула одна из женщин.

— Никто их не травил! — сказал дядя. — Козы сами полезли к собакам. Они полезли первые! Собаки их немного погоняли, вот и всё!

И тут все женщины затараторили разом: «Что это такое!.. Ну и дела!.. Иностранцы!.. Травили… Намордники… Забрать!.. Козы ели собак… Моя коза!..»

«Р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!» — сказали Ханг и Чанг.

И тут один голос покрыл все остальные:

— Моя коза! Моякозамоякозамоякоза! Где коза?

Это кричала хозяйка козы.

Дядя обернулся.

И все обернулись.

Но там, куда все посмотрели, стояло только четыре козы. Пятой козы, той, которую гоняли по кругу, не было видно…

— Они ее съели! — крикнула женщина.

— Утопили!

Все опять зашумели.

— Тише! — сказал человек с костылём. — Ваши документы! — обратился он к дяде.

Подойти он боялся из-за собак.

— Придётся проследовать в контору! — сказал он. — Там разберёмся.

— Место! — приказал дядя собакам и подошёл к человеку с костылём.

Дядя отдал ему документы. Человек стал их просматривать.

Мы молчали, а женщины о чём-то перешёптывались с теми двумя и смотрели на дядю. А мы смотрели на человека с костылём. Вдруг его лицо прояснилось. Он посмотрел на дядю, но совсем по-другому. Он был смущён.

— Очень сожалею, товарищ, — сказал он дяде. — Но придётся проследовать. И вам придётся проследовать, — сказал он тем двоим и женщинам. — Там разберёмся!

Но тут вдруг раздалось блеяние — оно шло откуда-то с неба.

Все посмотрели наверх…

— Вон ваша коза! — сказал дядя.

Он ткнул трубкой в небо. И все увидели козу…

Коза стояла на трубе, на крыше деревянной баньки…

Сначала все оторопели, а потом рассмеялись. Первым рассмеялся дядя, потом я, потом мама, потом папа, а потом человек с костылём, а потом женщины. А те двое не смеялись — они стояли мрачные.

— Ну и дела! — сказал человек с костылём. — Бывает! — и отдал дяде документы.

— Манечка! — крикнула хозяйка козы. — Подь сюда, Манечка!

Коза заблеяла, но не слезла.

— А насчёт рыбы вы не сомневайтесь! — сказал дядя. — Мы её не травили.

— Я и не сомневаюсь, товарищ начальник! — сказал человек с костылём. — Хорошие у вас собаки!

— Чудо собаки! — сказал дядя.

— Я вижу, что чудо!

— Породистые! — сказал я. — Медалисты!

— Я вижу! Можно погладить?

— Пожалуйста! — сказал дядя. — Они не тронут. Лежать! — приказал он.

Ханг и Чанг легли на траву. Человек с костылём осторожно погладил сначала Ханга, потом Чанга.

— А нам можно? — спросили женщины.

— Гладьте, гладьте! — сказал я. — Гладьте!

Женщины тоже погладили собак.

— Сроду таких не видывала! — сказала хозяйка козы.

— А конфетку возьмут? — спросил человек с костылём.

Он достал из кармана конфетку и по очереди протянул её Хангу и Чангу. Те гордо отвернулись.

— Ну и собаки! — засмеялись женщины. — Умнее людей!

— Ещё бы! — сказал человек с костылём. — Военные! Отдай им конфетки, — сказал он и протянул мне две конфетки.

Я кинул конфетки — Ханг и Чанг молниеносно лязгнули челюстями.

— Глянь-кось! — сказала одна из женщин, и все опять засмеялись.

— Разве можно таким умницам надевать намордник?! — сказал человек с костылём. — Разве можно! — И он опять погладил собак.

— А нам можно погладить? — спросил первый из тех двоих.

Но человек с костылём строго на него посмотрел.

— А ваши документы? — спросил он.

— С собой нет, — сказал первый.

— Как так?

— Нет с собой, — сказал второй.

— Ты знаешь их, Марья? — спросил человек с костылём у одной из женщин.

— Этих-то? — переспросила Марья.

— Не знаем! — сказала хозяйка козы. — Подь сюда, Манечка!

— Видать видели, — сказала третья, — а кто такие, не знаем. Мало ли кто…

Человек с костылём нахмурился.

— Придётся пройти в контору! — сказал он тем двоим.

— Товарищ начальник!.. — начал было первый.

— Да забрать их! — сказала хозяйка козы. — Мало ли кто тут шляется… Взбаламутили всех!

— Хороших людей обидели! — сказала другая.

Человек с костылём приложил к козырьку руку.

— Всего хорошего! — сказал он дяде. — Желаю приятно провести время! А вы пройдите…

Шаровая молния

— Вот к чему приводят разговоры некоторых безответственных личностей! — сказал дядя, когда мы остались одни, и посмотрел на меня долгим взглядом. — Признаёшь свои ошибки?

— Признаю! — сказал я тихо.

— Ну, раз признаёшь, пойдём ловить! Хотя мы вряд ли что-либо поймаем…

— Почему?

— Кости болят, — сказал дядя. — К дождю…

Но мы всё-таки пошли — «для очистки совести», как говорил дядя.

Мы опять заняли свои места возле кустиков. Было часов семь вечера. Должен был начаться вечерний клёв. Но рыба не клевала. Очевидно, она предчувствовала перемену погоды. Рыба это всегда остро чувствует. Тогда она не клюёт: она уходит в глубину и там сидит, ожидая перемен.

Мой дядя тоже остро чувствовал перемену погоды. К перемене погоды у дяди всегда болели старые раны. И ныли кости. Дядя всегда очень точно предсказывал перемену погоды. Лучше всякого бюро погоды. Потому что дядя был очень нервный. И раненый. А спокойным дядя был просто потому, что у него была очень сильная воля. На самом деле он был очень неспокойный — внутренне. Но этого он никому не показывал. «Учитесь властвовать собой!» — часто говорил мой дядя разным невыдержанным людям. Сам-то он властвовал собой прекрасно! И погоду он предсказывал прекрасно! Дядя умел предсказывать грозу, дождь, снег, заморозки и жару. И всё всегда точно сбывалось. И сейчас дядя тоже сказал:

— Будет гроза! — и показал на запад.

На западе над горизонтом появилась тёмно-синяя полоса, которая постепенно росла. Она росла всё быстрее. Скоро полоса закрыла солнце и стала быстро приближаться, заволакивая всё небо. Подул ветер, и стало прохладно. Зарябила река, сразу потемнев; испуганно затрепетали ивовые кустики. Ласточки носились над самой водой, тоже предвещая грозу. Я с трудом закидывал свою удочку — сильные порывы ветра отшвыривали леску назад. Ветер дул нам в лицо. За поплавком стало невозможно следить, потому что было непонятно: клюёт ли рыба или поплавок просто дёргается от ветра. Стал накрапывать дождь.

Мы побежали в палатку. Мама была уже там. И Ханг и Чанг тоже сидели там. Мы все залезли в палатку. В палатке было тесно, темно и уютно.

По брезенту барабанил дождь. Он барабанил всё сильнее, и ветер дёргал за край брезента, пытаясь повалить палатку. Но дядя укрепил её крепко.

Я опять лежал у входа и глядел наружу. И дядя глядел наружу. Потому что мы с дядей любили грозу. А мама не любила грозу. И Ханг и Чанг тоже не любили грозу.

— «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом!» — громко прочёл дядя. — Вот как надо писать стихи! — воскликнул дядя. — Это Тютчев! Прекрасный поэт, который изумительно чувствовал природу. Запомни это, мой мальчик!

Но тут сверкнула молния и ударил такой гром, что все вздрогнули…

— Ничего себе, «играя», — сказала мама.

— Доннерветтер! — крикнул дядя. — Стихия! Это прекрасно! Это возвышает человека! А воздух! Какой воздух!

Меня тоже охватил восторг.

— «Дождик, дождик, пуще, дам тебе гущи!» — заорал я.

Опять сверкнула молния и ударил гром — прямо над нашими головами. Ханг и Чанг заворочались и жалобно заскулили.

— «Мы шли под грохот канонады…» — запел дядя.

— «Мы смерти смотрели в лицо!» — подхватил я восторженно.

Гром! Молния!

— «Вперёд продвигались отряды…» — пел дядя.

Молния! Гром!

— «Спартаковцев, смелых бойцов!» — орал я.

Молния!! Гром!! Гром!! Молния!! Это наступают враги! Но мы с дядей не боимся! Ветер рвёт стены палатки! Удар! Ещё удар! А мы поём!

— Ура-а! — кричу я.

Ханг и Чанг подняли морды и завыли.

— Замолчите! — кричит мама. — У меня лопнут перепонки! — Она закрыла уши руками.

Папа тоже что-то сказал, но его совсем не было слышно. Мы с дядей не обращали на них внимания.

— «Вихри враждебные веют над нами…» — затянул дядя.

— «Тёмные силы нас злобно гнетут!» — подхватил я.

В бой роковой мы вступили с врагами,Нас ещё судьбы безвестные ждут!..

Взрыв!! Удар!! Ещё удар!!

На бой кровавый,Святой и правый,Марш, марш вперёд,Рабочий народ!..

Грохочет канонада! Ослепительно вспыхивают разрывы! Пулемёты хлещут по стенам палатки! Но мы с дядей не обращаем внимания! Мы поём во всё горло! Мама сидит, зажав уши руками. А папа тоже поёт — одними губами. Ханг и Чанг смотрят на нас с удивлением. От удивления они даже выть перестали. Сидят и дрожат…