Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Уилу вскоре надоели как эта, так и другие игры. Он не мог сражаться с сарацинами, которые были всего-навсего китайцами, и с огромным презрением относился к ловушкам на бобров, которых не существует. Были и другие такие ребята.Они были реалистами, как я бы сказал сейчас, люди практического склада ума. Я научился играть и с такими ребятами, но всё-таки предпочитал таких, которые умели создавать свой собственный мир и жить в нём.
В свою ватагу я принимал и мужчин, особенно наездников. Другие были не согласны с этим, они утверждали, что взрослые смеются над нами и портят всё дело. И по существу это было правда. Но я знал и таких людей как путевой обходчик, которые умели играть. Например Джейк Сторц, немец, который жил рядом, его амбар стоял позади нашей конюшни. Джейк работал уборщиком улиц в городе, а ещё был пожарником и возчиком. У него было много лошадей. Жена его, босая крестьянская женщина, ухаживала за лошадьми, и они с Джейком стали моими главными советниками по уходу, кормлению моего пони и обращению с ним. Джейк позволил мне стать пожарным. Он укрепил трензель на поводе моего пони, как это было сделано у одной изего лошадей, так что можно было одним махом вставить его в рот лошади, развязать, освободить повод, прыгнуть на лошадь без седла и броситься на пожар в тот миг, как прозвучит гудок. Сначала мне приходилось ездить на пожар с Джейком, но он не ждал меня ни секунды, и вскоре я научился сам различать сигналы и понимать, куда надо ехать. Несколько раз я приезжал на пожар раньше Джейка, и пожарники знали об этом.
- А где же Джейк? - кричали они, когда я появлялся там один.
Первый раз, когда случился пожар, я сидел за обеденным столом. Вскочив, я опрокинул стул и перепугал всю семью, но всё произошло так быстро, что никто не успел ничего сказать, пока я не вернулся час спустя. Тогда мне пришлось объясниться, отец поговорил с Джейком, и всё уладилось. Мне разрешили ездить на пожар в любое время, кроме того, когда я был в школе и в постели, а мать сшила мне красную рубашку пожарника.
А вот с жеребцом возникли совсем ненужные трудности. Г-жа Сторц, отвечавшая за разведение всех животных, посвятила меня в тайну появления жеребят. Я держал кобылу, а она подводила жеребца. Это была тяжёлая работа. Жеребец нервничал, онсовсем не хотел ждать, пока кобыла будет готова, и г-же Сторц приходилось сдерживать его. Если кобыла оказывалась своенравной и брыкалась, мне приходилось виснуть на ней и удерживать её. Но нам случалось проделывать это так часто, что вскоре всё у нас получалось как по маслу. И мне также следовало было быть "начеку", когда подходило время жеребиться. Отвечала за всё г-жа Сторц, но она была очень занята, так что мне приходилось помогать: следить за кобылой, которую оставили в поле пастись, и наказом сразу же звать её при первых же признаках родов.
Однажды я ехал на своём пони, увидел, что лошадь лежит на земле, жеребёнок наполовину вывалился, а до г-жи Сторц было не дозваться. Я отпустил пони домой, подбежал к кобыле, а та уже как бы потеряла надежду. Я похлопывал её по голове, побуждал её попробовать ещё разок, а затем взял и вытащил конского детёныша.
Сделал это сам, а тем временем кричал: "Миссис Сторц, миссис Сторц". Она пришла, и когда увидела, что всё в порядке, расцеловала меня. И рассказала об этом Джейку и всем. Джейк был рад. Он заявил, что этот жеребёнок будет у него лучшей лошадью, и назовёт он его в мою честь. Так он и сделал. А я с большим нетерпением следил за тем, как растёт мой жеребёнок. И всё бы ничего. Отец мой слышал об этом деле и говорил о нём, и если у него возникали какие-нибудь сомнения, то он только покачивал головой, а запрещать, он ничего не запрещал.
Пару лет спустя он пришёл домой с каким-то плакатом в руке и был очень сердит.
Совсем непонятно почему. Я сам видел тот плакат, он висел на амбаре у Джейка, да и в нашей конюшне был такой. Он был развешан везде: в каждой кузнице и на ипподроме. Там была фотография моего жеребёнка, уже взрослого и с моим именем.
Это было объявление о том, что "этот великолепный, породистый жеребец Лэнни С.
готов обслужить любую кобылу за 50 долларов." Отец поговорил с Джейком, и все плакаты отозвали назад. Вместо него появился другой, с тем же конём, той же ценой, но с другим именем.
Глава V СПОРТИВНЫЙ ВОЗРАСТ
Лошадь открывает перед мальчиком довольно широкие горизонты, хотя бы вначале.
Некоторое время меня устраивали те расстояния, которые я мог покрыть за полдня верховой езды в субботу и с трёх до шести после школы в будние дни. Если я выезжал из дому сразу же после завтрака в выходные и сразу же после школы в остальные дни, то можно было осмотреть значительную часть окружающего мира.
Осмотрев всё в пределах этого круга, мне приходилось повторять, в результате я всё обследовал довольно тщательно. И тогда я обнаружил скаковой трек.
Неподалёку от нашего дома была ярмарочная площадь. Мы ходили туда с отцом пешком на выставки скота и наблюдали там скачки. В перерывах между ярмарками делать там вроде бы было нечего. Я гнал своего пони на расстояние четверти мили по прекрасному пустому треку, и было так приятно чувствовать себя жокеем, скакать пригнувшись к лошади, а затем пройти шагом победителя скачек перед трибуной, которую я мысленно наполнял ликующей толпой.
Однажды утром, приехав туда пораньше, я обнаружил, что ярмарочная площадка не была пустой. Там конюхи и жокеи выгуливали целую колонну скаковых лошадей, накрытых попонами. Я поплёлся сзади. Кое-кто из них шикал на меня, звал меня "пацаном" и велел не путаться под ногами. Один из них, цветной парень, которого звали "копчёным" и который ехал последним в колонне, повернул ко мне голову и велел мне не слушать их. Я подчинился ему, и когда другие снова стали гонять меня, он отвечал им:
- Оставьте его в покое.
Я ездил по скаковой дорожке рядом с ним, и он объяснил, что на ярмарочной площадке были конюшни, работавшие круглый год, и что скоро на поезде привезут ещё. Он разрешил мне приходить к нему в конюшню, когда мне только захочется.
- Ты только спроси "копчёного", - говорил он, - скажи, что ты мой друг, и этого будет вполне достаточно.
После этого я часто пользовался гостеприимностью "копчёного". Остальные парни вскоре привыкли ко мне и даже тренеры стали разговаривать со мной. Один из тренеров даже нашёл мне дело. Поскольку я был меньше и легче любого из жокеев и мог держаться на лошади без седла, он попросил меня однажды проехаться на одном из его рысаков. Я был восхищён, это была возможность приобщиться к ним. Он вывел мне свою большую, быструю кобылу, под попоной и с удилами, подсадил меня на неё и строго велел мне "проехаться на ней милю рысью так быстро, как только она сможет. - И послушай, пацан,- добавил он, как бы пригрозив, - не допускай, чтобы она понесла, понял?"
Я справился. Откинувшись далеко назад и подняв колени, я балансировал всем своим весом, натягивая поводья, и проскакал на этом рысаке милю, показав хорошее время. Прекрасно, для рысака, для всех рысаков, в особенности для молодняка.
Практически без груза, без узды, свободные как на пастбище, и всё-таки они скакали рысью. И без всякой платы. Меня стали брать и другие тренеры. Мне было нелегко, у некоторых из коней была довольно грузная походка, меня трясло довольно крепко, но ведь не мог же я жаловаться? "Копчёный" сказал, что мной злоупотребляют, а некоторые из жокеев стали звать меня просто придурком. А тренеры говорили мне, что если я сохраню небольшой вес, буду мало есть и усердно трудиться, то когда-нибудь смогу стать жокеем.
Мне захотелось стать жокеем так же, как когда-то хотелось стать рыцарем, поэтом или ковбоем. Я усердно работал. Я проезжал по четыре-пять миль в день на четырёх-пяти лошадях. Я изучил и освоил язык, манеры а также походку вразвалку, как у жокеев. И я стал продвигаться вперёд, в скаковых кругах мой авторитет стал быстро расти. Иногда возникали трудности дома. Иногда я не ел совсем, другой раз как бы постился, и был очень голоден. Мать моя забеспокоилась. Она не могла понять, что со мной творится, и обратилась к отцу, который по обыкновению покачал головой, но ничего не говорил примерно неделю. Он видел, как время от времени я нарушал свой пост и упоённо поедал всё, и раз наевшись, снова начинал свои "тренировки". Наконец он отвёл меня в сторонку и завёл разговор.
- Чего ты хочешь добиться? - спросил он. - Голодать? Я же вижу, что ты то отказываешься от еды совсем, затем вдруг начинаешь жрать как свинья. Так, знаешь ли, не голодают. Если уж голодать, то не надо есть ничего, и это в порядке вещей. Но к чему это всё?
Я рассказал ему всё: как я стал лучшим наездником без седла на рысаках на треке и какое блестящее будущее ждёт меня в качестве жокея, если только я смогу удержать свой вес. Он выслушал меня и задал несколько вопросов: как называется конюшня, где я занимаюсь, как зовут тренеров и имя моего любимого жокея, "Копчёного".
- Званый вечер у Беллы Флис - Ивлин Во - Зарубежная классика
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Девушка с корабля - Пэлем Грэнвилл Вудхауз - Зарубежная классика / Разное
- Осень патриарха - Габриэль Гарсия Маркес - Зарубежная классика / Разное
- Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп - Зарубежная классика / Разное
- Земля обетованная. Последняя остановка. Последний акт (сборник) - Эрих Мария Ремарк - Драматургия / Зарубежная классика / Разное
- О себе, Эссе - Генри Миллер - Зарубежная классика
- Пятая колонна. Рассказы - Хемингуэй Эрнест - Зарубежная классика
- Жук. Таинственная история - Ричард Марш - Зарубежная классика / Разное / Ужасы и Мистика