Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Я не читаю газет и всем советую, и вам, не читать их. И не желаю иметь с ними никакого дела.
* * *
Из книги «Интервью и беседы с Львом Толстым»:
«Журналисты часто бывали беспардонны. Неудивительно, что в газете “Юмористическая копейка” появилась следующая пародия.
Промучив двенадцать часов Софью Андреевну[20], двенадцать часов – Татьяну Львовну[21], двенадцать часов – Александру Львовну[22], интервьюер принялся за Льва Николаевича.
– Правда, что вы граф? – спросил интервьюер.
– Правда!
– Правда, что вы носите блузу? Я хоть и вижу это своими глазами, но хотел бы для верности услышать от вас самих.
– Правда!
Так допрашивал журналист Льва Николаевича три дня и три ночи. Четвёртый день интервьюер начал со следующего вопроса:
– Правда, что вы проповедуете непротивление злу?
– Правда, – ответил Лев Николаевич. И добавил с приятной улыбкой: – У меня даже доказательства есть.
– Какие? – встрепенулся интервьюер.
– Вы до сих пор не были спущены с лестницы».
Путь к людям
У самого злого человека расцветает лицо, когда ему говорят, что его любят. Стало быть, в этом счастье.
* * *
Чем больше человек проявляет любви, тем больше люди любят его. А чем больше его любят, тем легче ему любить других.
* * *
Замолчи тотчас же, как только заметишь, что раздражаешься во время беседы сам или раздражается тот, с кем говоришь. Своевременное молчание – золото.
* * *
Всякая откровенно выраженная мысль, какой бы ложной она ни была, всякая ясно переданная фантазия, какой бы нелепой она ни была, не могут не найти сочувствия в чьей-либо душе.
* * *
Если нет сил гореть и разливать сияние, то хоть не засти свет.
* * *
Лучшее средство заполучить счастье в жизни – это пускать из себя во все стороны, как паук, цепкую паутину любви и ловить туда всех, кто попадётся: и старушку, и ребёнка, и женщину, и квартального[23].
* * *
Наши чувства к людям окрашивают их в один цвет. А во всех есть свет и тени. Ищи свет в тех, кого не любишь, и тень в тех, кого любишь.
* * *
Все люди закупорены, и это ужасно. Но они закупорены для одного человека, а для другого открыты.
* * *
Бывает, что человек вдруг с раздражением начинает защищать положение самое, на ваш взгляд, не важное. Вам кажется: это кирпич и вся цена ему три копейки. Но для него этот кирпич – часть фундамента, на котором построена вся его жизнь.
* * *
Не думай никогда, что ты не любишь или что тебя не любят. Причина в том, что нарушена чем-то всегда существовавшая и существующая любовь между тобой и людьми, и тебе надо только постараться устранить то, что нарушает эту вечно связывающую между собой людей любовь, которая всегда есть.
* * *
Враги всегда будут. Жить так, чтобы не было врагов, нельзя. Напротив, чем лучше живёшь, тем больше врагов. Враги будут, но надо сделать так, чтобы не страдать от них.
* * *
В толпе невозможно любить. Чтобы выучиться любить, необходимо уединение и два-три собеседника.
* * *
Доброе слово, сказанное пьяному нищему, может произвести более важные и добрые последствия, чем прекрасное сочинение, верно излагающее законы жизни.
* * *
Возможно ли общее братство, когда человечество делится на религии, национальности и расы? Истинно религиозное учение только в том и состоит, чтобы вызвать в людях сознание своего духовного единства, освободить их из разных и потому ложных религий, от исключительной привязанности к своей национальности, к своему государству и своей расе.
* * *
Что можешь сделать сам, не заставляй делать другого[24].
* * *
Мы замечаем в людях плохое, а хорошего не видим, воспринимая второе, как должное.
* * *
Если я вижу нуждающегося и могу ему помочь, я должен сделать это по собственному желанию, а не быть вынуждаем к этому просьбой.
* * *
Все люди, все человеки. Я с особенной ясностью вижу теперь, до какой степени все люди – японцы, китайцы, русские, кафры – все одинаковы. Везде те же страсти, те же слабости, те же стремления.
* * *
Меня всегда поражает, как мало ценят человека, хотя бы просто как дорогое и полезное животное. Мы ценим лошадь, которая может возить, а человек может и сапоги шить, и на фабрике работать, и на фортепианах играть, а умирает пятьдесят процентов.
Когда у меня были овцы-мериносы и смертность достигала пяти процентов, я возмущался и считал, что пастух очень плох.
* * *
Меня поразило, как однажды в Лондоне при мне вели по улице какого-то преступника, и полиция должна была самым тщательным образом охранять его от толпы, угрожавшей разорвать его на части. У нас, наоборот, конвой отгоняет подающих милостыню, деньги и хлеб. У нас преступники и арестанты – несчастненькие.
* * *
Каждый человек живёт чувствами и мыслями, своими и чужими. Самый лучший будет тот, кто живёт чувствами других людей, а мыслями своими. Самый дурной – кто живёт чужими мыслями, а чувствами своими. Между этими двумя крайностями возможны, разумеется, бесчисленные комбинации.
* * *
«Не убий» – первый нравственный закон в отношении людей, но если сохранение человеческой жизни я поставлю целью, то тогда я должен убить того, кто хочет бросить бомбу. И сделать я это должен, чтобы спасти сотни людей.
* * *
Человека, только что свернувшего на неправильный путь, можно прямо тянуть обратно – с ложного пути на правильный. Больно ему не будет. Но если речь о человеке, уже опутанном сетями, нельзя действовать прямо – ему можно причинить боль. Надо действовать мягко, нежно, распутывая постепенно. Это и будет называться хлороформом любви. И что же будет, если начнут вести себя иначе? Человек весь – ноги, руки, шея – опутанный сетями стоит на ложном пути. Чтобы спасти его, я, ухватив за то, что попалось под руки, тащу его, стесняю ему дыхание, перерезаю ему кожу, запутываю его ещё сильнее. Не сила, а любовь нужна запутавшемуся. И чем сильнее он запутался, тем больше требуется любви.
* * *
Чтобы спорить и из спора вышел толк, нужно, чтобы спорящие смотрели в одну сторону и чтобы цель у них была одна – истина. Надо перво-наперво понять, что каждый из
- Из записных книжек (1950-1960 годы) - Константин Воробьев - Русская классическая проза
- Записки сумасшедшего - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Анна Каренина - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Том 12. В среде умеренности и аккуратности - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Вторжение - Генри Лайон Олди - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / Русская классическая проза
- Том 3. Художественная проза. Статьи - Алексей Толстой - Русская классическая проза
- Обращение к потомкам - Любовь Фёдоровна Ларкина - Периодические издания / Русская классическая проза
- Севастопольские рассказы - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Ротный командир Кольдевин - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза