Однажды в зоопарке - Александр Ефимович Курляндский

ничего не вышло. Коза проглатывала зубную пасту, как только та выползала из тюбика.

Наступил вечер.

Коза и Павлик не отходили друг от друга.

Они играли в разные игры. Павлик набрасывал на рога козе кольца. Коза раскручивала кольца и бросала их обратно Павлику.

Но вот одно из колец улетело в окно.

Павлик выглянул в окно и увидел… маму.

Мама шла домой одна. Без профессора. Поэтому вид у мамы был недовольный.

Павлик пришёл в ужас: мама ни за что не потерпит в доме козу. Она и собак-то не терпит, и кошек. Что ж говорить о козе?!

Павлик затолкал козу в шкаф.

А сам обмотал шею колючим шарфом и забрался в постель. Под тяжёлое одеяло.

Первым делом мама приложила руку ко лбу ребёнка. Вроде температуры нет. Поставила термометр — нет. Ровно — 36,6! И профессора вызывать не надо.

Она сняла с горла Павлика шарфик и повесила его в шкаф…

В шкафу на задних ногах стояла КОЗА!

А утром прохожие увидели такую картину.

Мужчина средних лет косил около дома траву.

Это был Павликин папа.

А женщина средних лет собирала траву и уносила в дом.

Это была мама Павлика.

А на балконе пятого этажа какая-то пожилая женщина доила козу.

Это была бабушка Павлика.

А какой-то мальчик набрасывал козе на рога кольца. А коза их раскручивала и бросала обратно.

Это был Павлик.

И вид у него был совершенно счастливый!

Зебра полосатая

Зебру Жанну, красу и гордость зоопарка, забрали в санаторий «Весёлые ручейки». Там было уже несколько лошадей, и работники санатория по достоинству оценили их преимущества перед другими видами транспорта.

Во-первых, лошадям не нужен бензин.

Во-вторых, лошади не прокалывают шины.

Они не нуждаются в техосмотрах, замене масла, подзарядке аккумуляторов. Лошади не буксуют, не ржавеют и заводятся в любую погоду.

Конечно, лошадей надо кормить. Но лучше их кормить, чем шофёра. Шофёр жрёт, как лошадь. Колбасы и пива не напасёшься. А лошади кинешь охапку сена — она и довольна. Нет! Лошадь намного лучше. Лучше грузовика. Лучше трактора. Хотя лошадиных сил в ней немного. Всего одна. Зато какая! Добрая, тёплая, живая!

В санаторской конюшне, как мы говорили, было уже несколько лошадей. Молодая — Нюрка. Чуть постарше — Петровна. И совсем старый конь — Потапыч. «Он участвовал ещё в Куликовской битве», — шутили про него санаторские конюхи.

Все лошади встретили зебру громким лошадиным ржанием. Да таким, что с потолка конюшни посыпались труха и солома.

— Ну и чучело?! — воскликнула Нюрка. — И кто тебя так разукрасил?

— Я не чучело, я зебра. Я такая с рожденья.

— Зебра?! — заржал Потапыч. — Это ещё что за фрукт?

— Лошадь я, а не фрукт.

— Фрукт, фрукт! И полосы на ней, как на арбузе. Арбуз она, а не лошадь!

— Ар-рр-рбуз! Аррр-рбуз!

— Полосы на мне для маскировки, — объяснила зебра. — Чтоб хищники не съели.

— Какие ещё хищники? Волки?

— Львы! У нас в Африке нет волков.

— А у нас есть. Волков — директор санатория, — пошутил Потапыч.

— И лев у нас есть. Лев Дмитриевич, завхоз, — пошутила Петровна.

И все снова заржали.

Зебра обиделась. Она не ожидала, что так её встретят. Она ушла в самый дальний угол и улеглась на солому.

Наутро ей дали работу — детишек катать.

От одного вида зебры у ребятишек поднималось настроение. Они представляли, будто они не в подмосковном санатории, а в далёкой и загадочной Африке.

Зебра бежала, ребята визжали, сотрудники смеялись.

И только в конюшне дела не клеились. Почему она полосатая, почему не такая, как все?

— Ну, что полосатая, что? — оправдывалась зебра. — Ну, чем вам полосатые не нравятся?

— А тем, — отвечал Потапыч. — Что злые они. Один из ваших, полосатых, однажды… чуть меня не съел.

— Ка-ак?!

— В цирке я тогда работал. А он как выскочит из клетки. Как набросится на меня!

— Это тигр, наверно, был, а вовсе не зебра.

— Какая разница? Тигр, зебра… Все вы одинаковые, полосатые!

— И у меня был случай, — сказала Петровна. — На дачу вещи везли. Как бухнут на меня его. Полосатого. На четырёх ножках. Матрос… или матрас. Не помню уже.

Спорить было бесполезно.

И однажды зебра решила удалить свои полосы. Подумаешь — полосы. Это не ноги, не руки. И без них можно прожить.

Недалеко от санатория был маленький городок.

Всего несколько улочек с двухэтажными домами. Но самое главное, там была — ХИМЧИСТКА.

Ранним утром, когда все ещё спали, а туман в низинах напоминал упавшие с неба облака, зебра тихонько вышла из конюшни и побежала в сторону городка.

На шоссе не было машин, только лужи после ночного дождя. Зебра старалась бежать по лужам, ей нравились холодные брызги. Они так приятно покалывали кожу. Её бедную кожу. Непохожую на кожу остальных лошадей.

Химчистка только что открылась. Никого в ней ещё не было. На вешалках висели свежепочищенные костюмы и платья. Пахло какими-то незнакомыми запахами. Но запахи эти, хоть и непривычные, только радовали зебру. Скоро, скоро она станет бесполосой. Такой, как все.

Приёмщица пила чай с клубничным вареньем. Она пила его не спеша. Смачно втягивала чай из чашки и долго облизывала ложку. Ни одна капелька варенья не упала на газетку, аккуратно расстеленную на столе.

Зебра, стараясь не стучать копытами, осторожно подошла к окошечку.

— Вам чего, гражданка? — спросила приёмщица, не поднимая головы.

— Полосы удалить.

— Давайте ваши полосы. Удалим.

Приёмщица подняла голову и только тогда увидела зебру.

— Зебра!

— Да, — чуть не плача, сказала зебра.

— Ты что, милая! Зачем тебе полосы удалять? Такая красавица!

— Удалите. Пожалуйста. Надо мной все смеются.

— Завидуют. Потому и смеются.

— По-жалуйста-а!

— Хорошо, — вздохнула приёмщица. — Удалим. Удалим, если хочешь. Потом жалеть будешь.

— Не бу-уду.

— Давай попробуем. Где тут у нас удалитель?

Приёмщица достала с полочки склянку, вытащила из неё толстую резиновую пробку. Опрокинула склянку, смочила тряпочку…

— Давай лапку.

Зебра протянула «лапку».

Приёмщица провела по ней ваткой. Раз… другой… третий. Потёрла. Снова смочила. Снова потёрла.

— Нет, не берёт. Полосы у тебя — свои, родные. Такие полосы никакой удалитель не возьмёт.

Зебра очень расстроилась. Если и в химчистке удалить полосы нельзя, значит, быть ей всю жизнь полосатой.

Она вышла на улицу и побрела в сторону родного санатория.

И тут она увидела забор. И не просто забор,