Танцы на осколках (СИ) - Пасынкова Юлия Александровна

Возница хмыкнул что-то себе в бороду и, легонько хлестнув кобылку, поехал дальше, мелко трясясь на кочках. Я дождалась, пока телега скроется за поворотом, и бодро зашагала на виднеющийся неподалеку холм, где по рассказу мужика должен стоять пустой бабкин дом.

Немного поплутав, но добравшись к вечеру до избы, я расположилась там со своим скарбом. Старый крестьянин не соврал: в комнате все было перевернуто. Перебирая бабкины вещи, нашла там же ее одежду, немного солений-варений в погребе, горшки с мазями и кучу ненужного барахла. Книг, о которых упомянул возница, не было, ну да бог с ними. Устроившись со всеми удобствами, я радовалась крыше над головой, а так же близости крупного города, где всегда есть шанс неплохо поживиться.

Вскоре и вправду подвернулось интересное дельце: в одной корчме прошла сплетня о скором прибытии чудо-камня, и мне пришлось срочно перебираться в замок Гжевика, чтобы как следует изучить место кражи. Ведьмовская избушка в одиночестве так же не простаивала, я хранила в ней свое добро и готовила кое-какие снадобья. Так что все складывалось как нельзя лучше: мухи — отдельно, котлеты — отдельно.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

Домик в лесу, в котором я обосновалась больше месяца назад, местные обходили за три версты, спасибо священному страху перед ведьмами, пусть и мертвыми, чужаки же про избушку не знали. Из города до нее было полдня пути, и я, бросив в лесу горе-стражника, уже через несколько часов встретилась в корчме на тракте со скупщиком, успешно сторговав себе сто пятнадцать золотых за рубин, не хило а? Сейчас осталось только забрать свои пожитки из лесной лачуги, пополнить запасы кое-каких снадобий, и можно переезжать в город, пожить в свое удовольствие.

Я складывала вещи в торбу в приподнятом настроении. На печи вовсю булькало мое зелье в бабкином котле. Ребра, ушибленные при падении, уже не беспокоили. Тихонько напевая себе под нос, я предвкушала хорошую комнату в лучшей городской корчме, мягкую перину, а не старый соломенный тюфяк и много вкусной еды. Мои размышления прервал треск сучьев за окном — кто-то приближался. Лихорадочно похватав бабкины тряпки, сваленные в углу, я нацепила побольше шалей да юбок, стараясь сойти за старую каргу. Повязав платок пониже на лицо, едва успела одеться и навести полумрак, как дверь отворилась.

Глава 5.

375 год от наступления Тьмы

месяц Хлеборост

8 день

К полудню Брест дошел до деревни, указанной Лешиком. Местные крестьяне наотрез отказались проводить его к бабкиному дому, да еще и чеснока в руки натолкали. Узнав от них же, что знахарка уже с месяц как преставилась, мужчина крепко призадумался: с одной стороны бабка уже вряд ли что расскажет, с другой стороны, что делать дальше, бывший стражник не представлял. Терять было нечего, и он двинулся в сторону зловещей хаты.

Дорожка, ведущая на вершину холма, была еще заметна среди высокой травы и кустов, но местами начала зарастать. Уже неделю стояла солнечная погода с короткими ливнями, так что через месяцок тропинка окончательно затянется, и найти избу будет почти невозможно. Брест шел, всматриваясь себе под ноги: один раз едва не наступил на змею. Лес кругом становился все гуще, и свет, пробивающийся сквозь крону деревьев, был уже не таким ярким, хотя солнце стояло еще высоко. В чаще быстро темнеет, а задержаться здесь с наступлением темноты сродни самоубийству. Кто его знает, что тут водится: лешие, навьи, может еще какая нечисть. С одним-то мечом против них не попрешь. Брест ускорил шаг, и вскоре тропка вывела его на большую поляну с добротно слаженной избой.

Не зная чего ждать, наемник, стараясь не шуметь, обошел дом со всех сторон. Один вход, он же выход, окна завешены старыми тряпками, но внутри кто-то есть. Он вернулся обратно к дверям, осторожно вытаскивая меч из ножен. Мужчина прикрыл один глаз, привыкая к темноте, и толкнул дверь.

В полумраке спиной к нему стояла грузная низкая фигура. Та от неожиданности подпрыгнула:

— Тьфу, ты, ирод окаянный! Чаво вламываешься, как к девкам в баню. Стучать-то не учили?

Перед Брестом оказалась грязная старуха, она пыталась отдышаться, поправляя платок. Пара седых прядей выбилась из-под ткани и завесила лицо, а взгляд, которым старая наградила мужчину, пронизывал насквозь. Наемник поежился — не любил всяких ворожей. А эта особенно пришлась не по душе: она вся походила на старую облезлую ворону, бесформенные телеса завернуты в торчащие в разные стороны юбки и шали.

Вокруг бабки творился такой же бардак: кругом грязь и разбросанные вещи, больших размеров стол у окна был целиком завален какими-то горшками, пузырьками и прочим барахлом. За печью притаилась огромных размеров ступа, наполовину закиданная тряпьем. В избе стоял полумрак: на окнах висели грязные засаленные тряпки, и свет, кое-как пробивающийся из окна, падал мутным серым пятном. Смердело так, что хоть топор вешай. В печи полыхал огонь несмотря на теплый день, а из внушительного котла, стоявшего тут же, изредка с бульканьем вырвались клубы вонючего пара.

— Ну, — мужчину окликнул скрипучий голос, — По делу пытаешь, аль от дела лытаешь?

— По делу, по делу, — кивнул Брест, оставаясь на пороге. — Только говорят, будто ты померла недавно. Аль это не ты была?

Старуха помедлила немного, пожав плечами, принялась убирать вещи со стола:

— Отчего ж не я-то? Я, конечно, — она противно хихикнула. — Только так это дурачье деревенское от меня отстанет. Да ты не стой на пороге-то, не стой. Дверь закрой, а то комаров напустишь.

Наемник настороженно прошел вперед и прикрыл ногой дверь, не убирая оружие и не теряя бабку из виду.

— Принялись чавой-то часто они ко мне бегать, деревня-бишь: то корова разродиться не может, то «пособи, бабушка, дабы урожай был», тьфу, — ведьма сплюнула на пол. — Будто у меня своих дел нема. С чем пришел-то?

— А мне, значится, пособишь, раз в дом пустила? — недоверчиво протянул Брест.

— Ты человек служивый, небось и деньги имеются, а значит не за просто так гуторить будем. Мужичье-то платить не больно может.

Мужчина кивнул:

— Не за просто так. Скажи мне, старая, люди говорят, будто ты одна тут в округе снадобьями да ядами промышляешь, так оно?

— А ты часом не из церкви Трех? — оскалилась бабка.

— А похож? — развел руками наемник.

— Похож — не похож, мало ли, — ведьма проворно сгребла горшки со стола и отнесла их вглубь хаты. — Хотя будь ты церковником, даже заходить не стал бы, так спалил вместе с избой. Добре, значится, погуторим. Снадобьями я промышляю — правда, кой-чего и по ядам могу пособить.

Брест, наконец, убрал оружие и по-хозяйски уселся на лавку:

— Тогда поведай-ка мне, старая, вот что: что за яд такой, что от одного укола, меня свалил, да

так, что сутки из памяти пропали?

Бабка на секунду задумалась:

— Знаю такой, а токмо, что от меня хочешь-то? Сварить надо что ль? Дак это тебе в пять золотых обойдется.

— Значит все-таки твоих рук дело. А кому продала-то, помнишь, мать? — Мужчина навострил уши.

— Может и помню, а может и нет. Стара да слепа стала, иной раз из головы полдня вон, где была, что делала? Ничего не помню, а все из-за лаптей.

— Чего? — наемник поднял бровь.

— Из-за лаптей. Лапти, говорю, прохудились, то и дело ноги простужаю, а здоровье-то вишь, уже не то. Оно то в спину стрельнет, то с головой целый день проваляюся. А купить новую обувку не на что. Вот ежели было бы на что купить, глядишь и вспомнила бы.

Брест махнул рукой, перебивая причитания:

— Добре. — Он выудил из-за пазухи монетку и кинул на стол. — Теперь припоминай.

Старуха живо сгребла медяк, застонала:

— Так на это и один лапоть не купишь, совсем старость не уважаешь?