Эпицентр бури - Джек Хиггинс

— Я знаю, — ответил Арну. — Ты наилучший эксперт по ИРА, что же нам делать?

— Вот тут ты ошибаешься. Самый большой эксперт по ИРА сейчас у вас, в Париже. Это Мартин Броснан, наш ирландско-американский друг. Ведь он таскал на себе пистолет для них до тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Я слышал, что он был профессором кафедры политической философии в Сорбонне.

— Ты прав, — заметил Арну. — Я совсем забыл о нем.

— Теперь он очень респектабельный человек. Пишет книги и живет неплохо на те деньги, которые оставила ему мать. Она умерла в Бостоне пять лет назад. Если у тебя какая-то чертовщина, то он именно тот человек, который может в ней разобраться.

— Спасибо за подсказку. Но для начала мы посмотрим, что произойдет в Валентоне. Я буду поддерживать с тобой связь.

Фергюсон положил трубку, нажал кнопку на стене и встал с кровати. Через минуту дверь открылась и вошел его слуга, индус, бывший гурка. Он накинул на Фергюсона халат поверх пижамы.

— Срочное дело, Ким. Я позвоню капитану Таннер и попрошу ее приехать сюда. Потом приму ванну. Завтрак после того, как она приедет. — Ким вышел. Фергюсон взял трубку и набрал номер: — Мэри? Говорит Фергюсон. Крупное дело. Я хочу, чтобы через час вы появились у меня на площади Кавендиш. Да, наденьте форму. В министерстве обороны, в одиннадцать. Вы всегда производите на них сильное впечатление при полном параде.

Он положил трубку и направился в ванную, чувствуя себя совершенно проснувшимся и в прекрасном настроении.

Было половина седьмого, когда такси подобрало Мэри Таннер у ступенек дома на площади Лоундес, где находилась ее квартира. Шофер был поражен ее видом, как большинство людей, видевших ее в форме. Она была в форме капитана женской службы Королевских войск. Слева на груди красовались крылышки пилота военно-воздушных сил. Под ними колодка медали Георга — награды за храбрость, очень высоко ценимой, и колодки за участие в кампании в Ирландии и за службу в миротворческих силах Организации Объединенных Наций на Кипре.

Мэри была девушкой двадцати девяти лет, невысокого роста, с коротко стриженными черными волосами и большим армейским стажем. Ее отец был врачом. Она получила диплом специалиста по английскому языку в Лондонском университете, пробовала преподавать, но ей это не понравилось. Тогда она пошла в армию. Большая часть ее службы проходила в военной полиции. Какое-то время на Кипре и три срока в Ольстере. События в Дерри принесли ей медаль Георга, шрам на левой щеке и привлекли внимание Фергюсона. Вот уже два года она была его помощницей.

Мэри расплатилась с таксистом, взбежала по лестнице на второй этаж и открыла дверь квартиры своим собственным ключом. Фергюсон сидел на диване возле камина в элегантной гостиной с салфеткой под подбородком, а Ким подавал ему вареные яйца.

— Как раз вовремя, — сказал он. — Что бы вы хотели?

— Чай «Эл Грей», пожалуйста, Ким, поджаренный хлеб и мед.

— Должны следить за фигурой?

— Слишком рано, чтобы плотно есть, даже вам, бригадир. А теперь, что случилось?

Он рассказал ей, продолжая есть. Ким принес чай и хлеб. Она села напротив, внимательно слушая. Когда он закончил, Мэри сказала:

— Этот Броснан… Я никогда не слышала о нем.

— Это было еще до вас, моя дорогая. Ему теперь должно быть около сорока пяти. В моем кабинете вы найдете досье на него. Родился он в Бостоне, в одном из нечистоплотных богатых американских семейств, входивших в высшее общество. Его мать родом из Дублина. Он вел порядочную жизнь, учился в Принстоне, получил степень, а затем все испортил, записавшись добровольцем во Вьетнам в качестве солдата. Я думаю, что это было в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда он стал десантником-парашютистом. Уволился он в звании сержанта и имел много наград.

— А что в нем такого особенного?

— Он мог избежать Вьетнама, оставаясь в университете, но не сделал этого. Он записался в армию рядовым, что крайне необычно для человека с его социальным положением.

— Вы просто старый сноб. Что произошло потом?

— Он отправился в Дублин, в колледж Святой Троицы, для работы над докторской диссертацией. Кстати, он протестант, а его мать была ревностной католичкой. В августе шестьдесят девятого года он посетил дядю по материнской линии, священника в Белфасте. Помните, что тогда произошло? Как все началось?

— Протестантские «оранжевые» толпы сжигали католиков? — спросила Мэри.

— А полиция ничего не предпринимала. Толпа сожгла церковь дяди Броснана и пошла по дороге водопадов. Горстка старых членов ИРА с ружьями и пистолетами задержала ее. Но, когда одного из них подстрелили, Броснан взялся за свое ружье. Полагаю, инстинктивно, учитывая Вьетнам и все такое.

— И с тех пор он стал на их сторону?

— Да, совершенно. Вы должны помнить, что в те первые дни в этом движении было много людей, подобных ему, людей, веривших в свободу Ирландии и всякое такое.

— Простите, сэр. Я видела слишком много крови на улицах Дерри, чтобы оправдывать его.

— Да, я тоже не собираюсь делать из него святого. Он убил в свое время несколько человек, но в грудь, а не в спину. Это я должен отметить. Он стал очень знаменит. Во Вьетнаме он спас жизнь французского военного фотографа по имени Анн-Мари Оден после того, как упал вертолет. Довольно романтичная история. Она появилась в Белфасте, и Броснан в течение недели знакомил ее с подпольным движением. В результате она напечатала в журнале «Лайф» серию фотографий о «доблестных ирландских борцах». Вам знакомы такие штучки.

— Что произошло после этого?

— В тысяча девятьсот семьдесят пятом он отправился во Францию договориться о поставке оружия. Оказалось, что это ловушка, полиция ждала его. К сожалению, он застрелил одного из полицейских, и его приговорили к пожизненному заключению. В семьдесят девятом он освободился из тюрьмы — с моей помощью.

— Но зачем?

— Еще до вашего появления здесь существовал некий террорист, которого звали Фрэнк Барри. Начал карьеру в Ольстере с небольшой группировкой, называвшейся «Сыны Эрина». Потом присоединился к европейскому террористическому кругу. Он был подлинный гений зла, если такой вообще существовал на земле. Сделал попытку убить лорда Каррингтона на пути во Францию, когда тот был министром иностранных дел. Французы замяли это дело, но наш премьер-министр был взбешен. Он отдал мне прямой приказ изловить Барри чего бы это ни стоило.

— Теперь я понимаю. Вам был нужен для этого Броснан?

— Поручил вору поймать другого вора, и он доставил его нам.

— А потом?

— Он вернулся в Ирландию и получил звание доктора.

— А эта Анн-Мари Оден? Они поженились?

— Насколько мне известно, нет. Но она оказала ему еще большую услугу. Ее семья принадлежит к одному из старейших родов во Франции и чрезвычайно влиятельна в политической жизни. Его наградили орденом Почетного легиона за ее спасение во Вьетнаме. Во всяком случае, ее усилия принесли плоды пять лет тому назад. Президент Миттеран помиловал его. Он снова стал чистым как стеклышко.

— Так он и очутился в Сорбонне? Он, очевидно, единственный из всех профессоров, который убил полицейского?

— После войны там было несколько человек, сделавших то же самое во время войны, в Сопротивлении.

— Разве леопард меняет когда-либо окраску? — спросила Мэри.

— Вы слишком недоверчивы. Как я уже говорил, вы найдете его досье в моем кабинете, если хотите узнать о нем больше. — Фергюсон протянул ей листок бумаги. — Это описание таинственного человека. Не так уж много, чтобы двигаться дальше, но пропустите его на всякий случай через компьютер.

Она вышла.

Вошел Ким с экземпляром «Таймс». Фергюсон быстро пробежал заголовки и перевернул страницу. На второй странице его внимание немедленно привлекло сообщение о визите госпожи Тэтчер во Францию, которое до этого появилось в «Пари суар».

— Ну, Макс, — тихо произнес он, — желаю тебе удачи. — С этими словами он налил себе еще одну чашку кофе.

III

Утром в Париже стало значительно теплее, к обеду снег почти растаял. За городом тоже прояснилось, снег лежал лишь местами на кустарнике вдоль шоссе. Диллон ехал в Валентон, держась боковых дорог. Он сидел на мотоцикле «БМВ», который взял со своего склада. Одет он был как полицейский почетного эскорта: каска, защитные очки, автомат МАТ-49 на груди черного форменного плаща.

Конечно, это безумие ехать туда, но он не мог устоять перед возможностью посмотреть бесплатный спектакль. Он остановился на узкой проселочной дороге возле ворот, ведущих на ферму, и, сверившись по карте, пошел пешком по дорожке через лесок до невысокой ограды на холме, сложенной из камней. Внизу, примерно метрах в двухстах перед ним, был железнодорожный переезд. Черный «рено» все еще стоял там, где он его оставил. Нигде ни души. Минут через пятнадцать прошел поезд.