Соня рапортует - Рут Вернер

Сделать это я уже не смогла.

ЧАСТЬ II

Мы с Рольфом часто говорили о том, как чудесно было бы повидать мир. Плохое экономическое положение в Германии усиливало наше желание. Поэтому мы попросили хорошего друга Рольфа Вальтера, работавшего в Китае в качестве представителя одного большого немецкого концерна, разузнать что-либо для нас.

Однажды от Вальтера пришла телеграмма: как следует из газетного объявления, английской администрации городского управления требуется архитектор. Это было английское учреждение, управляющее значительной частью Шанхая. Рольф направил телеграмму с предложением своей кандидатуры. Она была одобрена с условием начать работу немедленно.

Меня воодушевляла перспектива работать в качестве немецкой коммунистки вместе с угнетенными товарищами в Китае. Я информировала Центральный Комитет нашей партии, который был поставлен в известность и о моем пребывании в США. Должно быть, товарищам показалось странным, когда я бесцеремонно и вместе с тем наивно сделала им это предложение. До сих пор я совсем ничем не выделялась. Товарищи говорили со мной о серьезной ситуации в Китае, о соблюдении строгой конспирации, об опасностях, которые угрожают там каждому коммунисту.

В ходе второй беседы мне было сказано, что по прибытии в Шанхай со мной будет установлена связь. Я оставила адрес Вальтера, у которого мы поначалу собирались жить. Так как оформление архитектора на службу должно было производиться в Шанхае, нам не оплатили проезд, как это обычно делается при выезде на работу за границу. Да и договор о найме вступал в силу лишь после длительного испытательного срока. Путешествие поглотило наши последние гроши. Если бы в Шанхае все сорвалось, то у нас не было бы денег на обратный путь.

В июле 1930 года мы покинули Германию. Мы доехали до Москвы и оттуда транссибирским экспрессом до восточной границы Советского Союза. Мы ехали не первым классом, как все иностранцы. В целях экономии мы питались также не в вагоне-ресторане, а тайно разогревали себе суп из пакетов на маленькой спиртовке на полу вагона. Кроме того, у нас был хлеб, копченая колбаса и сало.

Мы много играли в шахматы, я лежала на верхней полке, за окном мелькали ландшафты: Урал, города Свердловск, Омск, Иркутск, прекрасный Байкал, степь и бесконечные березовые леса. Мне очень нравились непредвиденные остановки в пути. Как-то мы два часа простояли на лесной опушке. Ступени вагона были слишком высоки, чтобы спуститься на землю, однако все жаждали движения и свежего воздуха. Из всех вагонов повыпрыгивали мужчины, женщин они подхватывали на руки. Кто-то играл на губной гармонике, начались танцы. Мы смотрели на все это и тоже начали танцевать, тронутые сердечностью и радостным настроением людей.

В Маньчжурии начался восточно-китайский участок железной дороги, в Чанчуне — южно-маньчжурская линия. Мы доехали до Дайрена и оттуда на пароходе примерно тысячу километров до Шанхая.

По прибытии в порт я была потрясена масштабами эксплуатации и нищетой. Ничего подобного я никогда не видела. Грузчики поднимались из трюма корабля и так тесно шли друг за другом по перекинутым через набережную мосткам, что их бамбуковые палки, на которых были подвешены тяжелые грузы, почти касались одна другой. Пот струился по их голым спинам, на шее, на лбу и ногах проступали разбухшие вены. До пассажиров доносился запах чеснока и пота, исходящий от этого человеческого конвейера. Джонки окружили наш пароход. Инвалиды, безногие и безрукие, дети с гноящимися ранами, некоторые из них слепые, некоторые без волос, со струпьями на голове умоляюще протягивали к нам руки.

На набережной стоял Вальтер в светлом полотняном костюме и тропическом шлеме рядом с элегантной женой, которая держала в руках огромный букет цветов по случаю нашего приезда. В доме нас встретил слуга-китаец; в белых перчатках он подал к столу прохладительные напитки. Мы жили у Вальтера. В двух наших комнатах стояла удушающая жара. Москиты облепили сетку кровати. Наступила первая ночь в чужой стране.

Рольф занимал очень видное положение, нас часто приглашали в гости, и мы должны были отвечать взаимностью. Меня навещали дамы, ожидавшие ответных визитов. Это был чужой для меня мир, который я ненавидела и который резко контрастировал со всей моей прошлой жизнью. Я не противилась всему этому, так как понимала: если я как коммунистка хочу начать нелегальную работу, то внешне буржуазный характер жизни служил бы надежным прикрытием. Недели и месяцы я ожидала известий от партии.

Из писем домой:

«…Если не работать, то для людей моего типа, привыкших к труду, Шанхай — скучный город. Дома делать нечего: все делают бой-слуга, повар и кули. Жара такая, что боишься пошевелиться. Это не палящая жара, а влажная. Потеешь просто фантастически — пот не проступает каплями, а просто течет по тебе».

«Субботы и воскресенья мы проводим у доктора Вильгельма, известного адвоката. Часть гостей играет в теннис, другие располагаются в саду на шезлонгах; гостям подают чай, виски-сода, фруктовые напитки. Одно из любимых выражений доктора Вильгельма — «люди низшего класса». Например: «Бывать там не рекомендуется, туда ходят только „люди низшего класса“». Ничего не скажешь — вот так».

«…Еще одна жалоба в адрес европейцев. Дамы — роскошные кошечки высшего класса. Не работают, домашним хозяйством не занимаются, интереса к науке и искусству не проявляют; даже о своих детях и то не заботятся. Мужчины несколько лучше, поскольку имеют профессию, хотя бы немного работают… Вчера за чаем… Впрочем, все одно и то же. Я уже испытала это несколько раз с немцами, русскими белогвардейцами-эмигрантами и с американцами. Вначале поболтают немного о бридже, затем о последних собачьих бегах. Потом разговор доходит до последнего фильма. За исключением одного кинотеатра, все наводнено американскими звуковыми фильмами, большей частью фильмами-ревю или с пением. Содержание самое идиотское. Впрочем, здесь этими фильмами все восторгаются».

«…Новая очень любимая и популярная игра в Шанхае — вегольф. Нам бы еще научиться играть в бридж и ма-лонг, покрикивать на слуг — вот мы и стали бы стопроцентными шанхайцами…»

«…Бернштейн (из Бреслау) — холостяк и не без странностей. В период войны 1914—1918 годов он пережил, как он сам говорил, «лучшие годы своей жизни» в качестве гражданского пленного в Британской Индии, где он провел время с друзьями, хорошо питаясь и занимаясь спортом. Когда кончилась война, они откомментировали это так: «разразился мир». Для него важна проблема — хорош или плох человек сам по себе. Он не понимает, что существуют люди, для которых значительно более важен вопрос, хватает ли еды. Бернштейн продает большими партиями паровозы, что дает немалый «навар» фирме «Оренштейн и Коппель». Берлинские рабочие окрестили эту фирму «Ореншмальц и Попель» (игра слов, в точном переводе «сало из ушей и сопли»).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});