С нами крестная сила - Владимир Рыбин

- ...О каких пространствах ты все время говоришь? Пространство одно-вот оно. Лежавший на сене Андрей поднял руку, показал на пушистые облака в блеклом знойном небе. Опустив руку, ощутил под пальцами округлую упругость, ту самую, которой еще полчаса назад так хотел коснуться и не смел. Он легонько, ласково сжал пальцы и собрался уж повернуться к Гиданне, лежавшей рядом, но та вдруг отстранилась, зашуршав сеном. Андрей объяснил ее резкость обычной женской стыдливостью и еще строптивостью, нежеланием выглядеть покорной. Подумалось даже, что она скажет донельзя банальное: "Ты меня больше не уважаешь". Но она спросила совсем о другом: - Как твое сердце? - Сердце? А чего ему? Работает, как насос. - Я не о том. Он и сам знал, что не о том речь, но все ломала его гордыня: как же, превозмог, не уронил мужского достоинства. - А что сердце? Оно свое дело знает. - Да, оно свое дело знает. А ты вот не знаешь. - Сердце - насос! - Гиданна насмешливо хмыкнула, - О нет, не только. Помолчала и снова заговорила назидательным менторским тоном: - А ведь зачем-то сердце оплетено сетью симпатической нервной системы, через которую тесно связано с головным и спинным мозгом. Зачем-то тянутся к нему бесчисленные плети церебральных волокон от блуждающего нерва. Для чего-то напрямую связано оно с центральной нервной системой. Сердцу до всего дело. Сигналы всех пяти органов чуств сливаются в нем в некое шестое, каким-то образом накладываются на сложные орнаменты мыслительных процессов и рождают предчувствие, прозрение... Она замолчала. И вдруг спросила: - Ты веришь в существование души? - М-м... - замялся Андрей. Менторский тон Гиданны и это новое для него обращение на "ты" так не вязались. - Она в сердце или возле него, в сложнейшей системе чувственных и предчувственных взаимосвязей организма. - Почему же ее никак не найдут? - Ему не хотелось выглядеть глупым учеником перед всезнающей учительницей. - Душа-опора духовности. Не знают духовности бездушные люди, и спит душа у особей бездуховных коллективов. Повернуться бы к ней, обнять, и все мудрствования улетучатся. Но он не мог заставить себя сделать это. То ли мешала ее леденящая рассудочность, то ли что другое. - Душа живет и здоровеет только в общении с другими душами. Тогда возникает духовность, как новое качество сонма душ. Закон перехода количества в качество разве тебе неизвестен? - Как же... диалектика, - выдавал он из себя, совершенно растерянный. И зашуршал сеном, поворачиваясь к ней. Гиданна отстранилась. Она стояла нед ним, ничуть не помятая. Мелькнула даже шальная мысль, испугала: вдруг нечего не было и все это ему лишь приснилось? - Вставай, пора идти. Некоторое время он еще нежился, глядел на нее снизу вверх, любовался. А затем вскочил, хотел схватить ее в охапку, но она опять ловко отстранилась и, ни слова больше не говоря, быстро пошла по тропе, светлой змейкой скользившей по темной луговине к березовой рощице, за которой была деревня Епифаново. За рощей, на опушке, повстречалась им бабушка Татьяна. - А я как знала, - радостно запричитала она. - Дай, думаю, пойду, в крайности найду чего, грибок там али ягодку. Епифан встрелся, иди, мол, порадуйся... А чего вы позно-то? Ее вроде бы ничуть не удивило, что явились они вдвоем. - Потусторонние задержали... - Посюсторонние, говори. - Бабка мотнула головой назад и повысила голос, чтобы Андрей слышал. - Гляди, девка! Студент вона тоже ходил. Андрей сократил дистанцию, чтобы не прозевать, что ответит Гиданна про студента. Но та будто не слышала. Спросила: - Как они, все еще появляются? - Ой, не говори. Одолели, проклятые. Что ни ночь шастают, а то и днем. Чего-то все ищут, ищут. Особенно там, где студент-то сгорел. - Как - сгорел? - не выдержал Андрей. - А так и сгорел. Примус у него взорвался... - Не примус, баб Тань, а бензиновая горелка. - Все равно. Увезли чуть живого, помер небось. - Да не помер, живой он. - Все одно не жилец. -_ - Баб Тань, зачем же хоронить? Вылечили его, и очень быстро. Я помогала. - Ну разве что ты... - Что за студент-то? - опять спросил Андрей. - Ухажер ейный, как и ты. - Да не ухажер, баб Тань. Ухажер вот он, Андрей... - Вона! Жених, никак? - Жених, - ответила Гиданна. И остановилась, и притопнула, улыбнувшись Андрею так, что у него приятно защекотало на затылке, будто подул кто, разворошил волосы. - Кто он все-таки, студент-то? - Уфолог. Пришельцы его интересовали. А с ними надо знать, как себя вести. - Какие пришельцы? - Не про то ты спрашиваешь. Он и сам знал, что не про то, но не говорить же без конца об этом студенте, подумают еще, что ревнует. - Почему не про то? - заупрямился он. - Пришельцы поинтересней твоего студента. Гиданна засмеялась. - Видишь, баб Тань, ревнует. Как же не жених? - Кто ревнует?! Теперь и баба Таня тоже засмеялась, тоненько, прерывисто, будто заикала. - Э-э, милай, да ведь видать, чего таиться-та? От Бога любовь-та, от Бога, говорю. Токо и свету, пока любовь... Чтобы поотстать, Андрей присел, потер лолыжку, будто заболела. И не стал больше догонять женщин, все говоривших меж собой, и все, как ему думалось, о нем. На пороге избы Гиданна разулась. И он тоже расшнуровал кеды, с удовольствием прошелся босиком по чисто вымытым дескам пола, по мягкому половику. Бабка Татьяна сразу принялась хлопотать у печки, что-то вытаскивая из ее горячего зева. Гиданна не кинулась помогать, пошла вдоль стен, разглядывая фотографии с таким вниманием, будто никогда не видала их. Подсев к столу, Андрей с удовольствием вытянул ноги. Прищурившись, стал наблюдать за Гиданной. - Вот это кто, по-твоему? - ткнула она пальцем в блеклую фотографию, на которой угадывалась девчушка возраста "под стол пешком". - Соплюшка какая-то. - Это я. - Извини... - А это мой жених, - ничуть не обидевшись, продолжала она. Андрей разглядел на фото парнишку того же сопливого возраста, успокоился. Студент - серьезно, а это... В деревнях что ни девка, то невеста, что ни парень - жених. - До самой армии женихался, - хихикнула от печки бабка Татьяна. - В отпуск приезжал, все обещал да клялся. А она сказала, как отрезала: не вернешься. И не вернулся, женился там где-то, - Баб Тань, ты мне жениха-то не пугай, - засмеялась Гиданна. - Как же! Ты небось без меня все наперед знаешь. - Что ты знаешь? - заинтересовался Андрей. - Что знаю, то и знаю... И снове уставилась в фотографии. - А вот это, узнаешь? Вишь, какая красавица была баба Таня. А это дядя Епифан, как с фронта вернулся... Баб Тань, чего ты не вышла-то за него, так ведь и не скажешь? Старушка сделала вид, что не расслышала, только громче зашуровала ухватом в печи. - Она ведь у нас чуть попадьей не стала. Вот он, дьякон-то местный. В Епифанове что ни мужчина - орел был. Место Богом не забытое, вот и порода такая. Это теперь помельчали. Как церковь порушили, так и началось. Только все поправится. Не зря они зачастили сюда, не зря. Дьякон тогда еще говорил: все возвернется... - Чего мелешь, ну чего мелешь-та? - опомнилась бабка Татьяна. - Отца Федора-то забрали, когда тебя и в помине не было. - И махнула рукой, оставив ухват на шестке, сердите протопала в сени. - Епифаново наше для отца Федора светом в окошке было до последнего часа. - И добавила, вглядываясь в фотографию: - Страшного часа... Внимательно наблюдавший за ней Андрей спросил: - Ты чего, судьбу-то по фото угадываешь? Гиданна села напротив него, через стол, уставилась, и Андрей не выдержал, отвел глаза. - Не знаю, - сказала, будто через силу. - Что приходит в голову, то и говорю. А если взвешивать каждое слово... - То и сказать будет нечего? - спросил Андрей. Неожиданно вскочив с места, она обежала стол и села рядом с ним, прижавшись горячим боком. - Какой ты у меня... - У каждого мыслей-то полна голова, но мы все взвешиваем, прикидываем, прежде чем сказать, и потому больше молчим? - Какой ты у меня умный! - А если бы не молчали, если бы доверяли потаенному... Он чувствовал, что тонет, захлебывается в волнах ее близости. Но все пытался удержаться на плаву своей благоразумности. Но уже не хватало воздуха, уже мутилось в голове, и наплывал звон, тихий нежный, убаюкивающий. - Ай, девка! - послышалось из сеней. - Постыдилась бы целоваться-та. - Баб Тань!.. Гиданна вскочила, пометалась глазами по комнате, остановила взгляд на раскрытом окне, порьвисто кинулась к нему, быстро и ловко выскользнула через окно на улицу. Андрей тоже шагнул к окну, легко, ни за что не зацепившись, вылез наружу. Ничего не говоря друг другу, они быстро прошли через огород, перелезли через зыбкий плетень, едва не повалив его и не обратив на это ни малейшего внимания. Только уже в поле Андрей понял, куда направлялась Гиданна, - к старому полуразвалившемуся сараю, стоявшему на отшибе. В сарае пахло пылью. По зыбкой лестнице Андрей вслед за Гиданной забрался на сенник, полный старого, слежавшегося сена. - Что-то влечет сюда, - тихо, с придыхом сказала она, обессиленно садясь на сено. - Может быть, я? - Он распластался рядом с ней. - И до тебя было... - Что?! - Влечет... - Как это-было?! - Глупый ты мой... ...Пространства, подпространства, надпространства... Все перемешалось, слилось в единый всепроникющий поток мгновений и вечности, света и тьмы, силы и слабости. Что-то шевелилось в дранке старой крыши - ветер, что ли? Что-то шуршало в сене - мыши, что ли? Кто-то смеялся и звал, звал нежно, ласково. И был краткий сон с долгим легким полетом куда-то, зачем-то... Он очнулся от внезапного холода, сжавшего сердце. Гиданна стояла над ним во весь рост, в растрепанных волосах ее торчала сенная труха, и вся она была в этот миг какая-то жалкая, испуганная. - Пойдем отсюда. - Что случилось? - Мне страшно. - Я тебя напугал? - Что-то тут не так. - А по-моему... - Пойдем! - крикнула Гиданна и даже притопнула, отчего сено под ногой по-змеиному зашипело, испугав на этот раз и Андрея тоже. Он спустился по лестнице первым, принял ее на руки, на миг прижал к себе, снова ощутив головокружение. Гиданна резко вырвалась и побежала по чуть видной заросшей тропе обратно к деревне. Там, где они перелезали через плетень, навстречу им поднялся из травы старик с широкой пестрой бородой - одна половина совершенно белая, другая-с рыжинкой. - Вы туда не ходите, - сказал старик, махнув бородой в сторону сарая. - Нечистое место, чтоб оно сгорело. - Дядя Епифан?! Ты чего тут? - Гиданна резко остановилась, видно было, что внезапное появление Старика ее испугало, - Тебя дожидаюсь. Сказывают, приехала, а и не заявляется. Обидно. - Я собиралась, дядя Епифан. - Собиралась, да не собралась. Понятно, как не понять. Старик коротко глянул на Андрея, и тот счел своим долгом встрять в разговор. Сказал игриво: - Зачем сараю гореть? Очень удобный для сена. Старик не обратил на его слова никакого внимания, будто это ветер прошумел или пролетная птица чирикнула. - Ты меня, внучка, не обходи. Я еще не все тебе сказал. Боюсь, не успею. - Мы обязательно придем, - сказала Гидамна и взяла Андрея за руку. Теперь старик оглядел Андрея так, будто впервые увидел. - Он все понимает. С ним душки беседовали. - То-то я гляжу... Старик еще раз смерил Андрея уже другим, потеплевшим взглядом и, ничего больше не сказав, пошел вдоль плетня, заросшего высоченной крапивой. Андрею показалось, что стебли крапивы тянулись к старику, терлись о его старый пиджачишко, а потом долго трепетали. Или это ветерок тянул? - Колдун? - тихо спросил Андрей. - Какие теперь колдуны? Просто человек! Человек понимающий. - Был человек умелый, потом гомо сапиенс - человек разумный. Теперь человек понимающий? - Да, понимающий. Чувствующий поле. - Поле? - Не это поле, - она повела рукой вокруг себя, - а поле вообще. - Снова Гиданна повела рукой, но уже по вертикалх, потом еще раз, обеими руками, показывая какое-то пространство над собой. - Поле мыслей, чувств, душ людских, что объединяет. Старик обернулся, издали погрозил пальцем. И пропал. Так-таки взял и пропал, то ли сел в траву, то ли внезапно завернул в какую-то неразличимую на фоне зелени кустарниковую поросль. - Я тебе потом расскажу про поле и про все, - ласково сказала Гиданна, беря Андрея под руку. - Пойдем-ка ужинать, баба Таня блинов напекла.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});