Первая любовь (СИ) - Князева Мари

— Надо нам миксер купить, — сказала я маме, которая помешивала вишневое варенье в большом алюминиевом тазу на плите.

— Надо — купи, — усмехнулась она без раздражения, явно намекая на то, что не собирается в этом участвовать.

— Я? У меня нету денюжек…

— У меня тоже.

— Так попроси у дяди Сережи. Разве тебе не нужен миксер?

— Дядя Сережа не банкомат, у него кредит ограничен. И так много всего нужно на детей и в дом. Хозяйство развалилось почти, пока мы в городе жили.

— А ты не хочешь обратно? В городе ведь легче жить…

— Я, Манюсь, не отдельная единица. У нас семья с Сережей. Если ему там невозможно, значит, мы вместе возвращаемся в деревню.

— Но сама-то ты хочешь?

— Мань. Да нет такого: хочешь-не хочешь. Везде свои плюсы и минусы, но город тебе не заменит близкого человека. Там все живут очень тесно и при этом отстраненно. Как защитная реакция на это существование постоянно бок-о-бок.

— А я, честно говоря, не представляю себе свою жизнь в деревне. Ну, вот так потусить месяц — это ничего, приятно. Но чтоб насовсем… тоскливо. Там столько всего интересного!

— Просто ты никогда здесь не жила, так чтоб постоянно. К тому же, молодая еще. Может, и потянет потом. В эту тишину, спокойствие, размеренность.

— Можно подумать, ты старая!

— Ну уж не девочка, извини. Тридцать восемь, как-никак.

Я задумалась. Будущее рисовалось мне таинственным, но при этом ярким, захватывающим. Приключения, путешествия, интересная работа, друзья… Мир деревни — он более узкий, ограниченный. Тут мало людей, мало интересных объектов. Природа красивая, но ведь это еще не все, что нужно человеку, чтобы самореализоваться..?

— Мам, а ты ведь отсюда уехала, в институт поступила… Как ты тогда представляла свое будущее?

Моя родительница — несостоявшийся доктор. На втором курсе познакомилась с моим папой — он учился на три года старше, специализировался на хирургии. Вскоре они поженились, а потом появилась я. И мама рассталась с мечтой, посвятив всю себя мне. Беременность и роды были тяжелыми, и она очень тряслась надо мной, как часто бывает с тем, что досталось с трудом. Первое время они жили с папиными родителями, но как только он закончил ординатуру, то съехали на отдельное съемное жилье. Папа зарабатывал не то чтобы много, но достаточно, за два года до его смерти даже взяли ипотеку и немного пожили в «своей» квартире. И хотели еще детей, но — не получалось. Мама долго не могла забеременеть, потом было два выкидыша. В общем — не судьба. И будто контрольный в голову, его смерть. Он ехал по трассе с какого-то симпозиума, невыспавшийся, за рулем. Торопился к нам. Даже чудо не могло бы его спасти. Его хоронили в закрытом гробу, а маму вполне можно было класть рядом — так она выглядела. Будто умерла вместе с ним.

Я знаю, что когда она вернулась в родную деревню, дядя Сережа сразу ее приметил — он уже тогда был в разводе — но она не сдавалась целых полтора года. Горевала свое горе, не хотела ни замуж, ни вообще каких-либо отношений с мужчинами. Но он не сдавался, и со временем сдалась она.

— Даже не знаю, — задумчиво пробормотала мама. — Наверное, что-то там воображала про жизнь, полную радостного труда на поприще медицины и разных впечатлений. Но у нас на одной квартире, что мы с твоим папой снимали, была хозяйка — Мила Александровна. Очень старая женщина, тоже доктор, гинеколог. Судя по всему, очень талантливый. В свое время она была каким-то там областным консультантом по сложным вопросам. И за границу ездила по обмену опытом — это в советские-то времена. И вот она сказала, что тогда была переполнена этим чувством собственной важности и не хотела заводить много детей — родила только двоих, хотя муж просил третьего. Чтобы не отвлекаться от деятельности на беременность и прочее. А теперь жалеет. Потому что все прошло: работа, путешествия, впечатления. Остались только близкие люди — ее сыновья (муж уже умер на тот момент). Один в другом городе с семьей, бывает нечасто, а второй живет с ней, но болен очень. Тяжелая черепно-мозговая травма. Иногда забывает, где он и кто. И вот, говорит, была бы у меня еще дочечка — все-таки легче б было. Был контакт ближе… Я тогда очень ее речью прониклась и даже пообещала постараться родить еще двоих, кроме тебя. Однако, не вышло…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да ладно, может, вы с дядей Сережей еще за одним соберетесь..! — я хитро улыбнулась.

— Это вряд ли. Как потом косточки-то свои старые собрать? Я и так уже износилась…

Я осуждающе покачала головой: на мой взгляд, для своих 38 мама выглядела замечательно. Не тростиночка, конечно, как в былые времена, но и не свиноматка. Крепкая женщина в теле. Талия есть, ноги тоже — даже юбку выше колена вполне может себе позволить. Токсикоза во время беременности не было. Правда, давление пошаливало и ноги отекали.

— Нет, малышка, я на еще одного не решусь. Страшно. А вот ты давай, времени не теряй. Как закончишь институт — сразу замуж и несколько внуков мне роди, а я обещаю нянчиться.

Эти разговоры смущали и тайно радовали меня, как и любые другие намеки на мою начинающуюся взрослую жизнь.

Шарлотка поднялась не очень высоко: навыка взбивать яйца руками мне не хватало. Но пропеклась нормально, никакого слипшегося блина посередине. Я поставила ее остывать на окошко, в лучших традициях русских народных сказок и отправилась заниматься с младшим братом. Укладывая его спать, решила все-таки обойтись «Курочкой Рябой». От греха подальше. Получилось совсем коротко — Киря попросил полежать с ним немного. И я благополучно уснула. Но, к счастью, проспала недолго. Вернулась на кухню, нарезала шарлотку, положила пару кусочков на блюдце и вышла с ним на крыльцо, где меня уже поджидал симпатичный молодой человек.

— Привет! — белозубо улыбнулся мне совершенно незнакомый юноша, и эта его белозубость буквально светилась на фоне смуглой кожи и темных глаз. — Маша?

— Да, — кивнула я растерянно, изо всех сил пытаясь вспомнить, где и когда могла познакомиться с этим парнишкой, но ничего не выходило. Что ж со мной такое? Все в Филимоново знают меня, а я никого не помню… — Мы знакомы?

Парень скрестил руки на груди и склонил голову чуть на бок, внимательно меня разглядывая. Он был невысок ростом — всего на пару сантиметров выше меня, худ и жилист. Одет в просторные синтетические шорты, поношенные, но целые и не очень грязные, и большую черную футболку с логотипом Nike и надписью «JUST DO IT… later».[2] Он долго молчал и лишь спустя секунд десять задумчиво покачал головой:

— Мне пацаны про тебя рассказывали. Я все хотел взглянуть, но некогда было. Только сейчас освободился…

Его взгляд опустился на мое блюдце с шарлоткой, и он ни секунды не раздумывая схватил один кусок. Вот это наглость!

— Чем могу помочь? — недружелюбным тоном осведомилась я, пряча оставшийся кусочек за спину.

— Есть одно дельце, только вот не знаю пока, подойдешь ты или нет, — промямлил он набитым ртом. — Сначала ответь на пару вопросов…

Я дар речи потеряла от такого нахальства. Приподняла брови и выпучила глаза.

— Сколько лет? Учишься? На кого? Хобби? — он стрелял вопросами, как из пулемета.

— А пацаны тебе не рассказывали все это обо мне? — наконец оставила меня немота, рожденная раздражением и изумлением.

— Откуда им знать? — юноша оставался невозмутим. — Так что?

— Потрудись объяснить, кто ты такой, откуда взялся и с какой целью устраиваешь мне допрос?

— Жениться хочу! — задорно воскликнул парень и улыбнулся еще шире. В его карих глазах, обрамленных густыми черными ресницами заплясали веселые искорки.

Я фыркнула уже безо всякого раздражения (трудно было не поддаться обаянию этого чертенка):

— Тебе хоть шестнадцать-то есть?

— Почти! — кивнул он, хитро прищурившись, а потом протянул мне смуглую руку со светлой ладонью: — Ренат.

Я поставила блюдце на крыльцо и нерешительно вложила в нее свою и ощутила мягкое, но крепкое пожатие. Ренат вдруг резко приблизил ко мне свое лицо и сказал доверительным тоном: