Лето, бабушка и я - Тинатин Мжаванадзе

Когда жара схлынет — начинается настоящая жизнь: игра в разведчиков, кормежка диких лошадей хлебом, стук бадминтона, плетение венков из гигантских ромашек и под конец — сиреневые сумерки, от которых у меня начинается томление, и хочется смотреть на Эдуарда. Но мне строго-настрого запрещено подходить к компании кузена — хватит того, что днем бегала с донесениями в штаб.

Вечером после ужина (недоваренные куски престарелой коровы в полыхающем томатном соусе) в местном кинотеатре, к которому надо идти далеко вниз, к воротам санатория, крутят кино.

— Я не пойду, — сказала бабушка кузенам. — Что-то мне нездоровится, кажется, в слишком холодной воде стирала и простыла. Я полежу, а вы заберите ее, ладно?

Кузина поджала губы и свела густые брови.

— Осталась бы с бабушкой, тоже мне, светская львица, — язвит она, и ее свита хихикает. — Дали бы мне тебя на три дня — человеком бы тебя сделала!

Я мрачно отмалчиваюсь, потому что возразить нечего — к тому же за дерзость могу получить преболючий щипок.

В зале темно, и публика роится, лишь бы занять свободное место. Сестра сажает меня поближе к дверям и наказывает никуда не двигаться, а сама исчезает. Вокруг — чужие люди, я совсем одна, никому не нужная, неинтересная растрепа — и друзей у меня здесь нет. И пожалуйста, мне тоже никто не нужен, к бабушке хочу!

Киножурнал прошел, и на экране начинается действие. Мрачно смотрю одним глазом.

Фильм, ясное дело, индийский. Название «Слоны — мои друзья» вызвало смутные воспоминания. Там был маленький мальчик, попавший в джунгли, и слоны, которые растили его как родного ребенка.

Господи, мне же папа пересказывал этот фильм! Я помню, что злые люди что-то сделали с добрым слоном, и я глотала соленые слезы и не спала полночи от горя! И сейчас заново переживать эту трагедию?! Я не могу — это выше моих сил.

Никем не замеченная, выскальзываю из зала.

Рыдательный фильм глухо бубнит за надежными дверями, перевожу дыхание.

Кругом безлюдный ночной пейзаж — все взрослые либо укладывают малышей спать, либо сидят в кино. Потоптавшись на крыльце, решаю идти — хоть и страшно. Тут бывают волки, рассказывали бывалые отдыхающие. Но оставаться у кинотеатра невозможно, душа моя рвется к бабушке, а попросить довести до корпуса некого.

И я обращаюсь к Тому, с Кем до сих пор контактировала при бабушкином посредничестве:

— Бог, — сжимаю я руки, — помоги мне добраться до дома! Пусть со мной ничего не случится!

Отец Небесный возлежит на облаке, и Его борода окутывает вершину. Он смотрит на лохматую девчонку посреди страшной тьмы, делает звезды поярче и со вздохом укладывается спать.

Я иду по дорожке вверх, не чуя ног, и меня глотает ночь. Главное — задрать голову и смотреть на звезды, и тогда все страхи бессильны, верхний свет держит меня и ведет, а шум реки и шорохи леса накатывают волной и останавливаются в полушаге, дыша в спину. Я в безопасном прозрачном шаре, в нем надо идти медленно и размеренно, чтобы не порвать тонкий слой защиты.

Медведи и волки, змеи и летучие мыши, пауки и вовсе неведомые человеку мохнатые твари сгрудились и пристально наблюдают за мной.

— Бог, — окликаю я время от времени, — бабушка говорит, что Ты поможешь, если сильно попросить!

Тот, Кого я беспокою, подпирает голову рукой и смотрит: все будет хорошо.

Дорога тянется целую вечность, как будто время потеряло деление на минуты и часы, и вместе с притупившимся страхом я ощущаю что-то новое — ведь я смогла сделать что-то очень смелое, совсем одна!

Вот и корпус, облитый голубоватым светом, иду по ступенькам, ныряю в тепло дома, и вот она — наша дверь!

Барабаню изо всех сил.

Никто не отзывается. Куда же делась бабушка?! Я сейчас умру от одиночества.

— Дидэ-э-э-э! — кричу я.

Наконец за дверью шуршание:

— Ты пришла?! Так рано? Что случилось? А где все?

— Я одна, — мгновенно успокаиваясь, ору я через дверь. — Открой, я спать хочу!

— Как же я открою, что за ребенок на мою голову, я же заперта! Чтобы меня не будить, дети же ключ забрали! Подожди там, я через балкон соседей попрошу…

Голос удаляется. В ожидании сажусь на пол возле двери. Бог взбивает облако получше и успокоенно уплывает по Своим делам.

Слышны перекрикивания, вскоре появляется сосед с ключами:

— Ну что, бандитка, осталась без крова?

Пробуем ключи. Подошли!

Вваливаюсь в нашу уютную норку — я вернулась живая с войны!

Меня поглотил милосердный сон, и я не слышала, как поздно ночью ворвались перепуганные насмерть кузены, потерявшие меня в кино и готовые покончить с собой от чувства вины — и с тем же пылом жаждущие разорвать меня на мелкие кусочки, и только бабушкина самоотверженность спасла нас всех от кровопролития.

Мы — команда

— Вали отсюда, — рассвирепел кузен, когда увидел, что шалаш покосился.

— Мы его три дня строили! А все почему? Я слишком добрый, пожалел козявку. — И повернулся ко мне спиной.

Я медленно побрела в сторону корпуса. Сейчас самое время для игры — жара перестала бесноваться, и теплые травы запахли вечерней прохладой, по пути то и дело обхожу бадминтонщиков.

— Я сейчас играю, я! Моя очередь, вы обещали! — пищит девица в кружевах, и ей дают ракетку. Ну да, пару раз воланчик уронит, и — «вали отсюда», плавали, знаем. Меня уже не проведешь на мякине.

Вот где справедливость?! Шалаш я строила вместе со всеми — натаскала досок со всей округи, ободралась до крови об торчащие гвозди и от бабушки наполучала прикладного искусства за весь сезон оптом, и где благодарность?! Шалаш просел из-за того, что не надо было жадничать и из трех досок лепить пятиметровую комнату. Но им не объяснишь: надо меня выкинуть, мешаю — пожалуйста.

Если бабушке пожалуюсь, они меня окончательно сожрут, и в жизни больше никогда играть не возьмут. А я еще думала, что брат мне друг. При Эдуарде так меня унизить! О, Эдуард, не играть нам больше с тобою в разведчиков.

От обиды провожу ногтем по стоящей перед корпусом машине.

В песочнице играют девочки. В конце концов, я ведь тоже девочка, нет? Я могу играть в куклы? Могу. В деревне, собственно говоря, только с девочками и играю. Но просто так подойти, с пустыми руками — нет, потом фырканья не оберешься. Надо хоть ведро принести, что ли.

— Эй, ты! — грубо окликнул меня мальчишеский голос. — Это ты папину машину поцарапала! Я видел!

Мальчишка не из нашей компании схватил меня за руку.

— Заплатишь за ремонт, поняла?

— Пусти! — перепугалась я. Никого из моих поблизости нет в помине. Бабушка ушла на источник с термосом, будет не скоро, а остальные — им не до меня. Да что за день такой!

— Ничего я не царапала! Я только потрогала, и все! — заорала я, пытаясь вырваться, девочки в песочнице смотрели на меня, как на Джека Потрошителя.

Вот тебе и поиграла с девочками — теперь их мамаши меня к ним на пушечный выстрел не подпустят.

— Пошли к отцу, он с тобой разберется, — дернул меня за руку мальчишка, на толстой шее блеснула золотая цепочка.

— Ты озверел? — раздался, как выстрел, голос моей кузины. — Она быстро шла к нам, держа в руках книгу. — Или тебе жить надоело? Руки убери! Сейчас мой брат придет, ты, бочка с говном, только маленьких девочек и можешь пугать, а вот с ним попробуй поговори!

Толстяк от неожиданности открыл рот и отпустил меня.

Не верится — сестра пришла меня защищать, и что она говорит, мамочки мои — уши сворачиваются! Бабушка слышала, интересно?

От возбуждения я завертела головой — кто-нибудь еще слышал? Бочка с… с говном. Надо запомнить.

Сестра стоит, подбоченясь, и смотрит на мальчишку с этим своим прищуром, от которого молоко скисает.

— Вон, смотри, бегут уже наши. Так что стой и думай, как будешь свою шкуру спасать!

— А чего мне спасать — она машину поцарапала! — порядком струхнув, мальчишка продолжал все-таки стоять на своем.

Подбежали наши — кузен с друганами.

— И что он вякает? — уперевшись руками в колени, не мог отдышаться брат.

До меня дошло — кажется, у них свои старые счеты. Но это неважно, главное — они стоят за меня горой. В данный конкретный момент. Не верю, но молчу.

— Так, — надменно сказала сестра, — показывай, что там за царапина.

Мы подошли к машине, на крыле в самом деле длинная серебристая царапина. Я перепугалась еще раз — так, сейчас окажется, что я кругом виновата!

— Нет, ты идиот все-таки, — покачала головой кузина. — Мои ногти видишь?

И показала длинные тонкие пальцы с блестящими ногтями.

— Ну и что? — презрительно спросил обидчик, я в это время напряженно хлюпала носом.

Кузина наклонилась и провела ногтем по машине.

— Ну? И где царапина?

Все вперлись взглядами в указанное место: там было чисто.