Э клана Мишельер - Макс Мах

у Э клана Мишильер на особый лад. Не было никаких видимых проявлений. Недвижное, холодное тело, обесцвеченные кожные покровы и глаза с застывшими зрачками. Борьба шла подспудно, скрытая от посторонних глаз, как течение бурной реки под ледяным панцирем студеной зимой. Там, в глубине, сила её магии противостояла физическому недугу, разрушавшему её организм. Она держала Габриэллу наплаву, не давая ей кануть во тьму, но, увы, силы этой оставалось уже совсем немного.

Разумеется, Зандер не знал, что — во имя богов, — приключилось с Э’Мишильер, и времени расспрашивать свидетелей у него не было. Время истекало, и он должен был действовать, даже не представляя себе, с чем борется на самом деле. Поэтому он «прописал» девушке симптоматическое лечение и тут же взялся за это непростое дело.

— Кто-нибудь умеет поддерживать сердечный ритм? — спросил он, не оглядываясь. Все его внимание было сосредоточено на Габриэлле, на её мертвых глазах, на низком уровне активности коры головного мозга и буре, бушевавшей в подкорковых образованиях. Таламус[19] и Лимбическая система[20] бедной девушки пылали, как факелы в ночи, внутренние органы отказывали один за другим, а её железа творения вычерпывала последние капли магии, растворенной в крови, чтобы удержать организм от полного распада и смерти.

— Я могу, — Мария Перигорская, сидевшая на земле по другую сторону от Э клана Мишильер, сразу же возложила ей руки на грудь и принялась за дело. Судя по тому, что почувствовал Зандер, она действительно умела поддерживать сердечный ритм.

— Тридцать ударов в минуту, — сказал он вслух, вливая свою магическую энергию в обессиливший glandula creaturae[21] Габриэллы. — И не менее восьми вздохов. Сможете?

— Да, — коротко и по делу ответила герцогиня, чего, если честно, Зандер от неё никак не ожидал.

— Надо бы ещё поднять температуру тела…

— На сколько? — спросила какая-то незнакомая ему блондинка, присаживаясь рядом с Зандером.

— Внутренние органы хотя бы до тридцати двух — тридцати трех градусов. Сможете?

— Смогу до тридцати шести, но долго не продержусь. Максимум минут десять.

— Действуйте!

Сам Зандер пытался сейчас разбудить кору головного мозга Габриэллы, одновременно поддерживая уровень магического сопротивления. Но сделать это было крайне сложно. Сказывалось отсутствие опыта и пробелы в медицинском образовании.

— Нужен целитель не ниже девятого уровня, — бросил он в пространство, зная, что кто-нибудь да услышит.

— В пути! — Этого голоса Зандер не узнал, но он и, вообще, мало кого знал при дворе, тем более, почти никого не мог узнать по голосу.

— У кого-нибудь есть нектар? — спросила вдруг блондинка. — Два-три грамма, дамы, не больше. Я попробую «впрыснуть» его Габи через бедренную артерию.

«Хорошая идея, — отметил Зандер краем сознания. — Может помочь…»

— Хорошая идея, — сказал он вслух, — уже в который раз пытаясь реанимировать лобную кору Габриэллы. — Умеете?

— Приходилось! — сразу же откликнулась женщина, но при этом оставила свое признание без комментариев. Видно успела в жизни погулять вволю, потому что такие навыки просто так у магов не появляются.

— Тогда, вперед!

«Нектар» являлся довольно сильным наркотиком, принимать который, впрочем, могли одни лишь маги. Только на них он, собственно, и действовал, и, если им злоупотреблять, мог легко свести с ума. Однако сейчас, — в данном конкретном случае, — нектар мог помочь, понизив тонус мышц и взбодрив кровоток. Ещё, если конечно Зандеру не изменяла память, нектар мог хотя бы немного притушить пожар, бушевавший в глубинных отделах мозга.

«Попробуем… Хуже не будет!» — решил он и, окончательно отрешившись от всего, что не касалось впрямую борьбы за жизнь Э’Мишильер, с головой ушел в тот жуткий хаос, в который превратились её физиология и магия…

Глава 2(1). Сентябрь 1939

1. Габи

Если верить внутренним часам, на этот раз она отсутствовала чуть меньше тридцати часов. И, судя по ощущениям, все это время отнюдь не спала. Но, если не сон, то что? Она попыталась припомнить, что предшествовало «отлучке». Получалось плохо. Вспоминался олимпийский стадион, но всплывавшие в памяти образы были нечеткими и обрывочными. Какие-то лица, отдельные слова и реплики, мгновенные впечатления и никакой связной картины. А ведь, если это был именно стадион, значит, речь шла о шестом этапе Турнира: о состязаниях в стрельбе из пистолетов и револьверов. Дистанция двадцать метров, шесть выстрелов на скорость по движущейся мишени. Но все это в теории, согласно планам на следующий день, представленным в программке, отпечатанной в дворцовой типографии готическим шрифтом на бумаге цвета слоновой кости. Однако на практике Габи самих состязаний не помнила, и означать это могло одно из двух. Либо она отключилась до начала соревнований, либо у неё случилась ретроградная амнезия. Вот только сами по себе такие нарушения памяти, наверное, все-таки не возникают, им для этого нужна веская причина. И что из этого следует?

Габи в таких вещах совершенно не разбиралась. Она и термин-то этот — «ретроградная амнезия» — всего лишь вычитала как-то раз в газете, оставленной на обеденном столе её благодетелем Бернаром Новаком. Поэтому и не могла сейчас даже предположить, что такое должно было с ней приключиться, чтобы она забыла все вообще: как минимум, шесть-семь часов физического времени, предшествовавших моменту потери сознания. Впрочем, это было, хоть и неприятно, но поправимо. Сейчас она находилась дома, в своей спальне в палаццо Коро, и могла ожидать, что кто-нибудь — брат или домочадцы, — расскажет ей все, что она пропустила.

Придя к такому заключению, Габи несколько успокоилась и взялась изучать саму себя, что называется, с ног до головы. Впечатления оказались смешанными. Руки-ноги, вроде бы, целы, голова на плечах, сердце стучит в привычном ритме, но все это ощущается каким-то не своим, непривычно слабым и, словно бы, отчужденным. То же самое с магией. Она есть, но её мало, и воспринимается она не как прозрачная родниковая вода, — что было для Габи обычным делом, — а как мутная водичка из ямы, выкопанной близ болота.

«Чем же меня таким приложили?» — удивилась она и тут же отметила ещё одну странность. Даже эти острые по самой своей сути вопросы не вызвали в её душе соответствующего по силе отклика. Разумеется, она не была совершенно равнодушна, вовсе нет. Однако её эмоции, словно бы, утратили силу. Они тоже стали чужими или, лучше сказать, отчужденными, как её руки и ноги.

— Вижу, вы проснулись.

Габи повернула голову и увидела Триса, стоявшего в дверях. Ни его присутствия, ни того, как он вошел, она попросту не заметила, что было на неё совершенно непохоже. То ли чутье притупилось, то ли ещё и оглохла для полного