Витки - Роджер Желязны

— Кора?

И во второй комнате пусто. Неужели она так разозлилась, что переехала в гостиницу?

ВАС ОЖИДАЕТ ПОСЛАНИЕ — светилась надпись на экране телефона-компьютера, как всякий раз, когда кто-нибудь звонил или, уходя, оставлял записку. В желудке возник ледяной ком, во рту прорезался привкус кофе.

Я пересек комнату, коснулся клавиши, и экран показал:

ДОН. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СКЛАДЫВАЮТСЯ ТАК, ЧТО МНЕ ПОРА ЕХАТЬ. У НАС БЫЛ ЧУДЕСНЫЙ ЛЕТНИЙ РОМАН, НО ДУМАЮ НЕ СЛЕДУЕТ ПРИДАВАТЬ ЕМУ ОСОБОГО ЗНАЧЕНИЯ. ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ В МОЕЙ ПАМЯТИ. КОРА.

Я осмотрел весь дом и удостоверился, что ее вещей нет. Потом вернулся и сел у экрана. Конечно, по дисплею не проверишь почерк и роспись не сличишь. Но преподаватель языка, который так соблюдает пунктуацию…

Я был почти удивлен своей реакцией. Не отчаяние, не грусть, не истерия, не страх. Нечто совершенно иное.

Во рту однако пересохло. Я открыл холодильник, достал пиво, вырвал крышечку и в несколько глотков осушил всю банку.

Рука дрожала — похмелье плюс волна нахлынувшего адреналина. Адреналина — от ярости, не от испуга. Я почти забыл, что такое ярость.

Пальцы слушались меня идеально. А почему, собственно, нет? И все же где-то глубоко внутри это казалось странным… Позже, позже… Об этом будем думать позже… Я смотрел, как жестянка хрупким цветком сминается в кулаке.

Физическое напряжение будто очистило путь для другого. И не только для логики и здравого смысла…

Всматриваясь в экран, я пытался почувствовать на клавиатуре пальцы Коры, вводящие это послание. Время поступления информации на центральный процессор…

Сознательно я не отдавал себе отчета в своих действиях. Но на более глубоком уровне знал, что заглядываю в компьютер, воспринимаю его электрическую жизнь — чувство сродни той полудремотной эмпатии, которую я недавно испытал к электронному навигатору плавучего дома.

Потрясение от открытия или, вернее, повторного открытия такой силы внутри меня отступило на задний план перед иной, необоримой нуждой. Я не мог найти пальцев Коры. Здесь были чужие пальцы…

Пришло время думать. Адреналин тут плохой помощник, и даже мой вновь обретенный талант оказывался бессильным. Я проклинал нашу ссору, ругал себя за то, что оставил Кору одну, беззащитной перед нападением, перед похитителями. Я вернулся в Ки-Уэст, как на родную землю, в мой дом — мою крепость, где можно стоять насмерть — вовсе не из-за денег (как я пытался уверить Кору), которые должны сегодня поступить в банк…

Банк.

Перед глазами, как во вспышке, вновь предстала захлопывающаяся дверь со старомодным матовым стеклом. То, что много лет назад я тайно обозначил, — только для себя, мысленно! — язык моего сна, моего подсознания назвал ВИТКИ: ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ОТДЕЛ.

Банк.

Я вышел из дома, сел в машину и подъехал к банку, встав на площадке в тени кокосовой пальмы.

Я взглянул на часы. Деньги должны поступить в полдень — в виде электрических импульсов по оптоволоконным кабелям, что тянутся под теми же длинными мостами, по которым несутся легковушки и грузовики.

В машине было жарко и душно. Не выключая мотора и кондиционера (никто не смотрел на это косо теперь, когда мир так стремительно завоевала солнечная энергия — и «Ангро энерджи»), я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

Компьютер в банке был целым городом по сравнению с крохотным электронным форпостом у меня дома. Но городом, выстроенным логически, с четко обозначенными проспектами.

С каждым часом, с каждой минутой ко мне возвращалась память. Мысленно я потянулся к банковскому компьютеру. Начался Эффект Витков.

4

Кликлик, и вперед, в волшебный город света и тьмы… Реки холодных электронных огней, огибающие геометрически правильные острова, текущие под мостами, останавливающиеся перед плотинами, тихо струящиеся здесь, с ревом несущиеся там… Огоньки, перемигивающиеся, как на дисплее пинболла… Грохот, шорох…

Я пробрался к оазису спокойствия, откуда открывалась вся картина, где-то окуная палец, где-то касаясь пилона, чтобы чувствовать эхо пульсирующей информации. Врата открывались и закрывались, нейтральные сигналы проносились мимо товарными поездами… Не то, не то, не то… Время приостановилось. Да и в любом случае — боже, до чего приятно вернуться… Я мог ждать. Казалось, что, если бы мое тело сейчас умерло, я продолжил бы существование в окружающей громадной машине. Кликлик…

Замедли, останови, увеличь, расширь.

Да.

Вот, поймал. Цепочка-символ с ежемесячной стипендией: 1111101000000, с моим именем. Я проследил ее до своего счета. Немедленное уведомление о получении, с тем же кодом, возникло, словно феникс, из электрически потрескивающего гнезда, стремглав помчалось в силовую линию, по которой прибыли мои деньги…

Я пометил его, ухватил, последовал за своим именем. Вдоль цепи кабельных трасс, подвешенных (отметил я на другом уровне сознания) на опорах, от острова к острову, по медным и оптоволоконным проводникам, змеящимся по каналам, к расчетной палате Майами, через другой, еще более крупный город огней и дальше вперед вниз, вверх, вокруг, насквозь, от терминала к терминалу: Атланта, Нью-Йорк, Нью-Джерси и затем…

Нью-Джерси, правление «Ангро энерджи».

Да, разумеется. Но я должен был убедиться.

Я нырнул. И выплыл на фондовой бирже, омываемый успокаивающими ритмами прогнозов цен на пшеницу. Память возвращалась…

Эль-Пасо. Мне семь лет. Я сижу на полу в торговом центре, где работают мои родители. И, как другие дети с игрушками, беседую со старым, модели 1975 года компьютером, отключенным от информационной сети на ремонт, но работающим в режиме проверки. «Что с тобой? — спрашиваю я. Почему ты сбиваешься?» Затем в моей голове вспыхивают разряды, и я ввинчиваюсь в город огней, только где-то их нет. Здесь, здесь, здесь — и здесь!.. Так я впервые скользнул в компьютер. Я…

Напомнил о себе другой мир — более медленный, менее яркий. Я смутно осознал, что кто-то стоит у моей машины на стоянке возле банка, смотрит на меня. Я не хотел возвращаться, но увы… Пришлось стряхнуть с себя видение, скользнуть назад в свою голову, посмотреть на назойливого прохожего.

В белом брючном костюме, невысокого роста, темноволосая, довольно хорошенькая, с восточными чертами лица. Она не сводила с меня глаз.

Я чувствовал, что должен ее знать.

Я опустил стекло.

— Как твои дела, Дон? Ты неважно выглядишь.

Энн. Энн Стронг. Я не помнил ничего, кроме этого, но именем-то можно воспользоваться.

— Мне давно уже не было так хорошо. Что ты здесь делаешь, Энн?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});