Кумир - Алексей Слаповский

Фотографию я послал, а голос решил, выбрав специально для нее песни, записать на своем бытовом простеньком магнитофоне.

Но в тот же день, когда хотел этим заняться, услышал свой голос на улице. Есть в Саратове местечко, где продают не ширпотреб, а редкое или новое, не растиражированное еще. Ребята, продающие кассеты, сами, видимо, этим увлекаются, я не общался с ними. Продают, конечно, записи и для всех, но вот - и такие. Я услышал свой голос. И увидел самопальную кассету с надписью, напечатанной на машинке на листочке-вкладыше: "Пятый угол". Я купил и дома прослушал. Из двадцати песен четыре моих. Мы записали их в домашней студии у некоего Фили, зажиточного любителя музыки лет тридцати так пяти-шести, две со звуком, две - под мой собственный аккомпанемент.

Вот она, слава.

Я послал и эту кассету, и которую напел.

Таня написала письмо с множеством хороших слов.

А перед самым Новым годом вдруг:

"Ладно, пацан, уговорил, сознаюсь - влюбилась. Влюбилась, хочу тебя, маленького. Приезжай. Приезжай двадцать восьмого, жду тебя в двенадцать дня - у Пушкина, конечно. Ты читал Пушкина? Почитай на досуге, у него есть неплохие стишки. Не хуже твоих".

Я собрался ехать.

Я каждый день выходил из дома - в тягость было сидеть дома - с таким чувством, что именно сегодня отправляюсь в дорогу, хотя в дорогу отправляться надо было двадцать седьмого. А сегодня двадцать второе, двадцать третье, двадцать четвертое... Двадцать пятого приехала Нюра-Лена.

- Ну, муж, - сказала она, - скучал без жены? Не изменял тут мне? Здравствуйте, папа и мама моего мужа, - поприветствовала она моих родителей.

- Здравствуйте, - ответил отец. - А я надеялся, что вас, к примеру, поездом задавило.

- Машинист успел затормозить, - ангельски ответила Нюра.

- Шутки у вас, - испуганно сказала мать. - Ужинать давайте.

Природа спасает человека, давая ему потребности питаться, спать и оправляться. И вообще заниматься бытом. Это отнимает достаточное количество времени, иначе все сожрали б друг друга, имея много досуга.

В эту ночь родители спали спокойно - не было стонов и криков, Нюра лишь закусывала губы и надолго замирала, исходя молчаливым криком, выгнувшись, закрыв глаза, а потом открывала, смотрела на меня - и все начиналось снова...

- Ты, сволочь, все знал заранее, - говорила она.

- Ничего я не знал.

- Когда через пять лет у твоих дверей выстроится очередь лохушек, ну, поклонниц, ты по блату пропустишь меня хотя бы десятой?

- И третьей даже. Если уж по блату.

- Ты гад.

- Если я умру, ты опять захочешь под поезд?

- Ты гад. Ты знаешь себе цену. И правильно.

- Мне послезавтра в Москву надо по делам. Буквально на два дня.

- Я с тобой.

- Нет. Я туда и обратно.

- Какие у тебя могут быть дела?

- Я не похож на человека, у которого могут быть дела?

- Например?

- Кастальский мной заинтересовался.

- Сено за лошадью не ходит, пусть едет сюда. И - врешь.

- Ну, вру. Я вру, а ты верь. Веришь?

- Верю.

- Умница. Где твоя повязка, где твой синяк?

- Ты думал, он у меня три года будет держаться?

- Нет. Тебе повязка идет очень.

- Как ты красиво выражаешься. Скажи проще: люблю безумно, жить без тебя не могу.

- Люблю безумно, жить без тебя не могу.

- Спой что-нибудь.

- Ночь.

- Ты шепотом.

Я пел шепотом. Она слушала, она смотрела на меня так, как никто никогда на меня не смотрел. Я даже не верил. Она сама песни сочиняет, она, наверное, все это сочинила. А может, и нет.

- Ладно, - сказала она. - Езжай в Москву к своей Таньке.

- С чего ты взяла?

- Я конверт видела. Обратный адрес - Москва, Таньке.

- И письмо читала?

- Не оставляй конверты на виду.

- Мне скрывать нечего.

- Но ты же не говоришь, что к Таньке едешь.

- Это мое дело.

- А я против? Вали на здоровье. А я - домой.

- Слушай, это смешно. Нам идет быть вместе, мы должны быть вместе сколько Бог даст. К Таньке или не к Таньке, слушай то, что тебе говорят. Тебе говорят: я вернусь через два дня - к тебе.

- Ты вернешься домой. Я не смогу с твоими родителями оставаться.

- Ерунда.

- А с собой не хочешь меня взять? Я не жадная, я и третьей даже буду, не привыкать.

- Помолчи.

- Молчу. Ты козел. Я люблю тебя.

Я не знал, что делать. Нюра до моего отъезда была веселой, легкой, меня это почему-то пугало, я почему-то думал о том, что я уеду, а она - под поезд. Благо поезда под рукой. Смешно, быть этого не может. А почему не может? Все может быть. Лучше б она куксилась, как ревнючая жена, лучше б выговаривала, бранилась, ворчала, бухтела, поедом ела...

- Поехали со мной, если хочешь, - сказал я.

- Нет, я домой. Теперь ты приедешь ко мне.

- Конечно. Но - потом. А пока живи у нас. Мы поживем у нас. Ты хочешь?

- Допустим.

- Тогда дождись меня. Через два дня я дома.

- Ладно. Я даже твоим родителям понравлюсь. На спор?

- Я верю.

- Они в меня влюбятся.

10

мое время идет поперек а не вдоль

здравствуй ближняя быль и далекая боль

что это за эхо пугает ворон

ведь я молчал но голос мой со всех шести сторон

Двенадцать часов - у Пушкина.

К ощущению беззаконности, допустим, не привыкать, но раньше было и ощущение общего заговора, и общего братства. И сестринства. Мы все тут ждем кого-то. Она Его, он Ее. ( Или - Он Его. Свобода! ) Все равны в ожидании своем. Он смотрит на других женского пола, чтоб убедиться, что Она, ожидаемая, будет лучше всех. Она смотрит на других мужского пола, чтобы убедиться, что Он, ожидаемый, будет лучше всех. И тем не менее нет соперничества, а все же больше братства и сестринства.

Теперь же, сегодня, дурацкое чувство, что у тебя не так, как у других, и ты другая, и все по-другому; тот, кого ты ждешь, неровня тебе, ну, например, вон сидит специфически московская старушка, белая кость, что-то даже дворянское в ней проглядывает, и вдруг подходит к ней молодой и изящный. Все глазеют, втайне усмехаясь, а она, бедная, не видит ничего, вся рада счастью своему: дождалась! Старушке, впрочем, и шестидесяти даже нет.

Вот и я такая же. Двойная беззаконность, тройная, десятиричная - чужой, далекий, юный, ненужный, подневольный примчался по первому зову. А вдруг не примчался? Еще нет двенадцати. Примчится. Давно у меня этого не было. Может, в этом и дело? Может, и возникло-то оттого, что давно не было? Бытие циклично. Есть болезни: приходят и уходят. Есть хронические. У меня хроническая болезнь, которую сложно описать, духовная моя внут- ренность или, ладно уж, скажем, душа, душа у меня - величина векторная, я помню еще школьную физику, примерная ученица, медалистка - и на фортепьянах! - хотя "душа" и "величина" - слова несовместные, пусть, наплевать, итак, душа величина векторная, и ей надо быть на кого-то или на что-то направленной. Остро. Стрела Амура - образ жеманный. Недаром, недаром - стрела. Только не в меня, а от меня. Обозначение вектора - стрела. Бедный пацан. Он сделает все, что я захочу. Он признается мне в любви. Он скажет, что лучше женщины не встречал и не встретит. Господи, что хуже: если приедет он или если не приедет? Лучше б не приезжал, но это хуже, чем если б все-таки приехал. Но лучше бы все-таки не приезжал. Что делать, если не приедет? А что делать, если приедет?

Приехал.

Странно было Сергею Иванову видеть, как взрослая умная женщина смущается, запинается, не знает, о чем говорить, ждет от него чего-то, а он, как всякий, от которого слишком ждут, ничего не может, молчит, мнется. Начинает вдруг рассказывать, что не припомнит такой благостной осени, которая была, а зима вдруг - неожиданно, проснулся - и снег. И не сошел. Это очень редко. Обычно первый снег не держится, тает, потом слякоть, а потом уже настоящий снег, а тут как лег, так и остался, а на него новый, и сейчас весь город в снегу.

- У тебя есть знакомые в Москве? - спросила Таня.

- Нет. Никого.

- Где ты собирался остановиться?

- Я как-то... Да мало ли? Вон у вокзала целый поезд-гостиница стоит. Места есть, приходи ночуй.

- Ясно. Пацан, я совсем с тобой говорить не могу. Письмами было легче. Давай сядем, я тебе напишу, а ты мне. И все пойдет по маслу. Или есть другой способ, чтобы легче было говорить.

- Какой?

- Обычный. Пошли.

В метро он решился и дотронулся пальцами до ее щеки - в углу, она смотрела в стену.

- Что за жесты? - сказала она. - Не забывайся, пацан. Расклад простой ты нравишься мне. Влюбилась. И на старуху бывает проруха. Взаимной же любви нет и не бывает. Следовательно, ты меня не любишь.

- Не понял.

- Повторяю: взаимной любви нет и быть не может. Ее нет. Ее не бывает. Я никогда не встречала. У меня никогда не было. У моих подруг, например, тоже. Я тебя, скажем так, люблю. Значит, ты меня не любишь.

- Почему?

- Потому что взаимной любви нет.

- А вот она.

- Где?

- А вот, - сказал Сергей, и обнял Таню, и начал целовать, что в метро дело обычное и никого не касается, но Тане казалось, что все все понимают, и она мягко оттолкнула от себя Сергея.