Жандарм - Никита Васильевич Семин

в порядок и не делай глупостей.

— У меня даже часов нет, чтобы понять, когда это, — пробурчал я.

— Я распоряжусь, Степан принесет тебе их, — отмахнулся старик.

Ну хоть что-то!

Старик не соврал, впрочем, он и до этого был со мной предельно честен. После того, как Степан принес довольно обильный обед из рыбного супа, картофельного пюре со свиной поджаркой и легким салатиком из капусты и моркови, поев я все же покинул дом Бологовских.

Когда выходил, оглянулся, чтобы оценить внешний вид своей «тюрьмы». Двухэтажный особняк с широкими окнами. Окрашен в светло-синий цвет. Между окнами есть небольшие белые «выступы», имитирующие колонны. При выходе из центрального входа попадаешь на широкую террасу с тремя ступеньками, спускающимися к трехметровой в ширину дороге, которая своим торцом упирается как раз в террасу. Второй конец не длинной дороги, около полусотни метров, упирается в распахивающиеся ворота из металлической арматуры, завитой в ажурную форму. Неизвестный умелец сумел грубому металлу придать легкость цветов, в подобие которых и свернул металлические полосы. Сама дорога вымощена булыжником, но как вскоре я понял, это еще довольно высокий уровень качества дорожного покрытия.

Перед террасой нас ждал автомобиль. Черный с откидным матерчатым верхом. Лобовое стекло прямоугольное, разделенное посередине металлической полосой на две части. Фары круглые и расположены по бокам от сужающегося от водителя к ним капота, который похож на собачью морду. Колеса вынесены в бок от кузова и прикрыты сверху крыльями, защищающими от подбросов вверх грязи при езде. Два сидения впереди и пассажирский диван во втором ряду. И сидения и диван обтянуты кожей светло-желтого цвета.

Мы со стариком расположились на диване, спереди на водительском сидении сел важный молодой человек в серой кепке и черной кожаной куртке. На кепке над козырьком у него были большие очки с панорамным обзором, имеющие «стенки», чтобы они лучше прилегали к коже и не допускали попадания пыли и ветра в глаза. Почему-то в голове всплыло слово «летные».

Двигатель мерно тарахтел и, стоило нам усесться, а старику дать отмашку, как машина дернулась и медленно тронулась по дороге, подскакивая на каждой неровности.

— Мой внук очень любил сам посидеть за рулем, — в полголоса сказал мне старик, когда мы отъехали от усадьбы Бологовских и выбрались на улицы города.

— Не скажу, что мне доставляет удовольствие трястись в этой колымаге, — также в полголоса, чтобы не услышал водитель, ответил я ему.

— Если появятся хоть какие-то воспоминания, обязательно сообщи мне о них, — нахмурившись, сказал старик.

Я лишь кивнул, с любопытством разглядывая новый для меня мир.

Особняк находился далеко не на окраине города, но и не в центре, так что сразу после выезда с его территории мы попали на оживленную дорогу. Машин на ней было мало, зато карет, колясок и уж тем более телег — в достатке. Да и просто конных хватало, отчего запашок стоял соответствующий. Прямо на моих глазах лошадь, тянущая нам навстречу двухместную коляску с дамой на пассажирском сидении, задрала хвост и оставила на проезжей части пару «яблок». Но долго они не пролежали — стоило коляске удалиться, как к оставленным лошадью «отходам» метнулся бородатый дворник, что до этого мел пешеходную дорожку, и сгреб в совок все непотребство. Также быстро он покинул проезжую часть и, оказавшись в безопасности, уже более степенно, зная себе цену, дошел до деревянного короба, куда и сбросил свою «добычу». Такие короба, как я потом заметил, стояли на всех улицах на расстоянии примерно сотни метров друг от друга.

Дома вокруг были преимущественно двухэтажные, каменные. На первом этаже у многих из них были вывески с надписями располагавшихся внутри заведений. Иногда кроме надписи был еще и небольшой рисунок, как например вот — «Обувная Моисея Соломоновича» и схематичное изображение женского сапожка на небольшом каблучке. Мне бросилось в глаза, что и здесь у многих слов, заканчивающихся на согласную, приписан твердый знак. Почему-то меня это коробило, но говорить об этом старику я естественно не стал.

— Князь Баратинский стал новым командующим Тверского гарнизона! — размахивая газетой с сумкой через плечо, мчался по улице мальчишка лет двенадцати. — Спешите узнать, кто еще претендовал на этот пост! Свежая пресса! Баронесса Мейерхольд провела бал в своем поместье! Кто был приглашен, и что за дуэль там произошла! Спешите купить и узнаете!

Мальчишка скрылся за поворотом, а мне предстала новая улица, гораздо шире предыдущей. Здесь свободно могли разъехаться три таких авто, на котором мы тряслись вот уже минут пятнадцать. И ведь расстояние — тьфу! Но вот скорости здесь навевают на меня тоску и грусть. Почему-то кажется, что ехать можно на порядок быстрее и с большим комфортом.

Авто наконец остановилось перед вытянутым вдоль улицы на весь квартал зданием в привычных для города два этажа. Парадный вход был украшен колоннами, а двустворчатые двери из темного дерева караулил служивый в белой форме с нагайкой на боку и шикарными усами на пол лица.

Старик довольно бодро выбрался из машины и не дожидаясь меня пошел прямо ко входу. Стоящий там служивый быстро «ощупал» взглядом нас и когда старик приблизился к нему, предупредительно открыл тяжелую дверь. Да так и держал, пока я не зашел следом внутрь. Перед тем как зайти, я успел прочитать надпись на висевшей сбоку от входа табличке: «Управа Тверской губернии. Магистратъ.».

Внутри был широкий холл с дубовым паркетом. Стены были украшены деревянной росписью, висели картины с природными пейзажами. С потолка свисали люстры, украшенные множеством стеклянных подвесок. Свет, проходя сквозь них, создавал на полу и стенах причудливый узор, еще больше украшая помещение. После серой пыльной дороги и будто побитых пылью каменных зданий, создавалось впечатление, что ты попал в какое-то райское место. Контраст был очень силен.

Справа от входа была лестница на второй этаж. Деревянные перила тоже не избежали резца неизвестного мастера, органично дополняя общий интерьер холла. На ступеньках лежала красная ковровая дорожка, по краям которой были вышиты цветочные узоры.

Слева была деревянная стойка с телефоном и массивным канделябром. Сам телефон имел круглый циферблат и большую ручку, украшенную тонкой серебряной вязью. Канделябр тоже не избежал руки мастера и ни в чем не уступал окружению, являясь еще одним предметом искусства. Что телефон, что канделябр были довольно большими и даже на вид тяжелыми — такими стукнешь разок по темечку и можно панихиду заказывать.

«Хозяйкой» этого богатства была дама около сорока лет в строгом платье под горло.