Рассказы - Александр Чуманов

И, в общем, выходило, что хозяин «таблетки» в результате поездки на рыбалку некоторый навар всё же поимеет. Но, сделав этот умственный расчёт, Коля даже не подумал «барыгу» осуждать — времена такие, каждый крутиться вынужден, и все водительские, по крайней мере, «навары» — штука крайне ненадёжная, ибо водитель, пожалуй, как никто, ежедневно под богом ходит, в один миг всё заработанное годами может прахом пойти. Да ещё в пожизненной кабале очутишься, а то и на зону загремишь.

Осуждать не подумал — вздохнул только. И ещё весь день время от времени вздыхал по тому же поводу, как синьор Тыква из сказки, читанной когда-то давным-давно, в другой жизни. А что, в другой жизни Коля тоже книжки читал, как все нормальные дети, он и своих детей одно время заставлять пытался, да безуспешно…

Колёк при посадке в транспортное средство нарочно в самый угол забился и правильно сделал. Поскольку те, которые оказались сидящими как бы кружком возле дверей, сразу же принялись в «свару» резаться. По самой малой ставке, чтобы только время убить. Но он уж по опыту знал, что оно всегда с малого начинается, а под конец уже у всех рожи красные, как после парилки, орут, хоть уши затыкай, может, потому оно и «сварой» называется, продуваются, что называется, «до без штанов». И не до рыбалки потом, и платить за проезд нечем.

Но, видно, у водителя тоже опыт подобного сорта имелся. Он сразу остановился, едва карты по рукам пошли. И невозмутимо так:

— Ребята, извините, но, коли вы играть, — деньги вперёд. Иначе не повезу.

Кое-кто, конечно, опять хотел было возмутиться. Однако довольно вяло. Видать, все шебутные раньше отсеялись. Да и — справедливое же требование. Не чрезмерное, по крайней мере. А на благородство полагаться — дураков нет.

Без всякого энтузиазма в карманы полезли. Расплатились. И, что характерно, участников игры сразу меньше сделалось. И водитель, заметив это, довольно ухмыльнулся, но не сказал ничего. Только наверняка похвалил себя молча. И Колёк его тоже похвалил. Сам он азартной игры всю жизнь сторонился, детям строго-настрого запретил даже приближаться к игровым автоматам, хотя вот если б выиграть вдруг миллион, как бы зажили они!… Нет, про это даже думать нельзя, довольно и рыбалки…

А на трассе уже сплошной поток машин. Гуще, чем в рабочий день. И сплошь рыбаки. Или — почти. А всё ноем, плохо жить-де стало, наш народный бензин-де разные сволочи присвоили и дерут три шкуры! Впрочем, сволочи бензин и всё остальное присвоили-таки, тут ничего не возразишь, они же рыбёшку по всем водоёмам повыловили, а потом ещё давай путёвками на рыбалку, которая всегда бесплатной была, без зазрения совести торговать. Якобы не повыловили, но совсем даже наоборот, зарыбили, так что плати, рыбачок-дурачок, а — нет, можешь бесплатно на бережку посидеть. Пока…

Доехали, однако, часа за два — как раз едва-едва брезжить начинало — до озера Сунгуль — одного из последних водоёмов, где арендаторы сравнительно честные — рыбу вычерпали, так хоть деньги с малоимущего любителя не вымогают. Между тем когда-то в Сунгуле лещ водился в изобилии, и по первому льду даже самые бестолковые, вроде Коли Шнуркова, другой раз имели шанс отличиться. Но с тех пор озеро не только электротралом тщательно процедили, оставив в нём единичные экземпляры товарной рыбы да сорную мелочь, а кроме того, зловредного ротана занесли. Впрочем, если б не зловредный, так теперь даже того ничтожного смысла у любительского лова не осталось…

Приехали — спешились. Только картёжники остались в машине кон доигрывать. Они б и вовсе не вылезли, если б водило, которому ведь тоже порыбачить охота, их не повыгонял на мороз. А на высоком обрывистом берегу народу — будто партизанская бригада Ковпака в полном составе собралась в рейд! И на льду светится огнями целый палаточный город. В прежние, опять же, времена такого количества бездельников не было. И — гул голосов, табачный дым коромыслом, стук-бряк снаряжения. Одни потихоньку сползают с обрыва на лёд, другие только примериваются, а кое-кто уже благополучно спустился и поспешает туда, к людям, которые притаились под брезентовыми да пластиковыми куполами и, небось, таскают рыбу почём зря, а если не таскают, то всё равно обладают важнейшей информацией, относительно того, что и как.

А утречко-то какое!… С высокого бугра озеро — как на ладони. Причудливо обнимает свои многочисленные островки и острова, манящие на них поселиться подобно Робинзону и дожить до глубокой старости, кормясь охотой, рыбалкой да всяческим собирательством, геройски отстреливаясь от непрошеных гостей до последнего патрона, занимаясь в свободное от насущных забот время шаманизмом и философскими размышлениями. Противоположный берег тоже высокий, там и сям из тёмного векового леса высовываются причудливые каменные динозавры, и хотя б на миг да посещает живую романтичную душу несусветная мысль, будто наконец-то несчастные рыболовы-любители после сорокалетних скитаний в космической пустыне открыли для себя эту девственную планету, которой им теперь до конца жизни хватит…

Колян знал это озеро как свои пять пальцев. То есть точно знал, где надо рыбачить. И поэтому рассчитывал на успех. По крайней мере, в сравнении с теми, кто попал на Сунгуль впервые. Однако для начала он, как и все, дотащился по едва припорошенному снегом льду до палаток, которые стояли в правильном месте, узнал, что ночью клёва не было, слегка про себя порадовался данному обстоятельству. Ибо оно уже само по себе повышало шансы новой смены — должна же эта рыба когда-то питаться, — хотя никаких гарантий, разумеется, не давало. Многие, этими же соображениями воодушевлённые, прямо среди палаток и остались лунки сверлить, мол, не было ночью — днём подойдёт лещ. Но опытный Шнурков ещё дальше двинул. За остров, где примерно такая же глубина, а рыба должна быть уже потому, что здесь нету. Мало ведь её, на все глубокие места попросту не хватает. А раньше хватало.

Пока дотащился — взмок. Тяжко идти по молодому льду, скользко. А навалит сугробов — ещё хуже станет. Правда, будет тогда уже глухая пора, и до самой весны — ни души. Дотащился, а за островом — тоже палатки. Конечно, разве сыщешь теперь укромное место, тем более в субботу. Но больше Колёк никуда не пошёл. В конце концов, удача, если захочет, где угодно тебя найдёт, а не захочет, так не угонишься.

Слегка отдышался, давай лунки сверлить. Десять штук наделал, благо, лёд тонкий, а толстый уже не провернуть, впрочем, оно и не надо. Кормушку с намолотыми сухарями в каждую опустил. И только потом, с чувством честно исполненной важной работы, позволил себе чайком побаловаться. А уж потом…

Целый день, только раз отвлёкшись на немудрящую еду, бегал Никола от лунки к лунке. Когда в девять утра активный клёв не начался, думалось, что с десяти пойдёт. Когда с десяти не пошло, значит, — с одиннадцати. А когда к двум часа дня у него в ящике бренчало лишь около десятка ничтожных окуньков да два тоже незавидных ротана, он потерял надежду. Хотя носиться от лунки к лунке не перестал, более того, ещё две дырки просверлил. И в четыре часа у него таки клюнуло.

— Багор! — истошно завопил Колёк на всё озеро. — Баго-о-р!!!

И прибежали к нему человек пять с баграми. Это такое дело — никто даже не помыслит в помощи отказать. Потому как — будто сам поймал. Оказалось — там был не лещ. Лещ бы, скорей всего, не один пришёл. Зато общими усилиями здоровенного судака выволокли. Сразу и взвесили — кило восемьсот. Стало быть, иногда эти хапуги впрямь какую-то рыбу, помимо «головёшек», взамен выловленной запускают, ведь судаков здесь прежде не водилось. Хищник зубастый даже в ящик не поместился, пришлось его на льду оставить. Хотя, конечно, при желании можно было б втолкать. Но зачем? Пусть смотрят, завидуют. Не больно-то часто завидуют люди Коле. Можно сказать — никогда.

И хотя поклёвок больше не было, уходить со льда, когда время пришло, очень не хотелось. Так что Колёк чуть на свою «таблетку» не опоздал. Тем более что по пути к берегу приходилось поминутно останавливаться да делиться опытом — как удалось этот вызывающе торчащий из ящика хвост отловить, благодаря каким мормышке и насадке, посредством каких передовых приёмов лова. И верилось уже, что лещей в озере не осталось ни одного, однако по дороге к берегу пришлось убедиться в обратном. Потому что встретился также окончивший промысел давний приятель Виталька Воробьёв, можно сказать, человек похожей личной судьбы и рыбак до того ушлый, но более всего везучий, что тягаться с ним Шнурков давно не помышлял даже.

— О, Шнурок, и ты здесь!

— А как же! Здорово, Воробей.

— Привет. А ты нынче — не промах! Вон какого судачину скрал — килограмма полтора.

— Кило восемьсот, мужики вешали… А — случайность! Да ты-то, небось, тоже не пустой? — Ох, до чего же хотелось Коле, чтоб Воробей опроверг его предположение! Чтоб хоть сегодня праздник не испортил.