Капкан (ЛП) - Раш Одри

Келоидные шрамы покрывают его подтянутый живот, будто бы его неоднократно обжигали или даже резали ножом.

Что, черт возьми, с ним случилось?

Нет. Он не заслуживает сочувствия. Он насильник. Его прошлое не оправдание.

— Таков был твой план? Использовать лампу, чтобы убить меня? — спрашивает он насмешливым тоном. — Как оригинально.

— Пошел ты, Уинстон. — бормочу я.

— Сколько раз я должен повторять тебе называть меня "Кэш"?

Он опускает камеру, но продолжает фокусировать ее на мне. Он проводит языком по зубам.

— Позволь мне дать тебе подсказку, маленькое лекарство. Если будешь вести себя хорошо, то сможешь избежать тюрьмы.

— Я не буду с тобой любезничать. — рычу я, снова сжимая ладонью лампу.

— Ах, маленькое лекарство. — хихикает он, и на его губах появляется улыбка.

— Не называй меня так.

— Ремеди. — исправляется он. — Это не то, чего я ожидал от тебя.

Он постукивает пальцем по губам, изображая недоумение.

— Итак, ситуация такова. Ты пыталась убить меня. Я заснял покушение на камеру. Это довольно затруднительное положение для тебя, согласна?

Я смотрю на него, свирепо встречаясь с ним взглядом, не позволяя ему загнать меня в угол. Я его не боюсь. Даже если он на целый фут выше и вдвое сильнее, во мне намного больше злости, чем может выдержать Уинстон, а это не шутки.

Он кладет камеру на столик, но объектив все еще преследует меня. С самодовольным видом похлопывая по верхней части устройства, он щелкает пальцем по красной лампочке, напоминая мне, что запись все еще идет.

— Я могу вызвать полицию, и отдать им это видео. Есть даже запись с камер видеонаблюдения, на которой видно, как ты кладешь нож для стейка в карман, прямо перед тем, как дважды ударить меня лампой. О, а как насчет кражи моих жестких дисков? Это будет забавно объяснить. — он стучит ногами по полу. — Явиться в мое поместье глубокой ночью для совершения преднамеренного покушения на убийство второй степени, я уверен, присяжным будет интересно выслушать твою защиту по этому делу.

Мои ногти так сильно впиваются в ладонь, что боль отдается в черепе, но адреналин заглушает все. Я этого не чувствую.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я.

Его подбородок выдается вперед.

— Будь моей ассистенткой и моей куклой для траха.

У меня отвисает челюсть, желудок скручивается в тугой узел.

— Твоей куклой для траха?

— У меня есть достоверные сведения о том, что тебе нравится грубость. Мне тоже.

— Кто тебе это сказал? — я задыхаюсь. — Дженна?!

— Всё просто: я могу играть с тобой, как захочу, когда захочу, и эти кадры останутся у меня. Ослушаться меня? И ты можешь найти свою безопасность за тюремной решеткой.

Я испускаю долгий, тяжелый вздох. Он сумасшедший. Он сделал это и с Дженной?

Нет. Она не была в подобной ситуации. Я неоднократно спрашивала ее, и она поклялась, что он никогда не прикасался к ней сексуально. Вместо этого, она говорила, что допускала небольшие ошибки.

Заклинило принтер, заказала не тот вид протеинового коктейля, опоздала на десять минут на встречу на стройплощадке — и он ударил ее.

Она держала это в секрете, пока я не заметила ее синяки.

Я не собираюсь позволять Дженне жить в страхе из-за какого-то придурка вроде Кэша. А это значит, что я должна быть умнее его. Всегда на два шага впереди. Но прямо сейчас я ничего не могу с собой поделать и выплескиваю все наружу.

— Ты больной ублюдок. — бормочу я.

— О, сладкое лекарство, ты мне льстишь. — хихикает он.

— Это то, что ты сделал с Дженной? — спрашиваю я расправляя плечи, готовясь встретиться с ним лицом к лицу. — Ты дал ей пощечину за то, что она перепутала файлы, и отшлепал ее за опоздание на встречу? Потом ты ставишь ей синяк на руке из-за того, что принтер заклинивает, как будто это она виновата в том, что твой принтер дерьмовый? А теперь ты меня шантажируешь!

Я указываю на камеру.

— Это тоже записывает камера. Ты так же виновен, как и я, и ты это знаешь. — он пренебрежительно смотрит на свои часы.

— Отправлю шантаж по почте кому-то, кто пытается меня убить. Я уверен, что судья позаботится о том, чтобы меня справедливо наказали. О, и, кстати. — он ухмыляется еще шире, выставляя напоказ свои острые зубы. — Я продал судье одну из своих вещей со скидкой. Он мне должен.

Мои пальцы дергаются, я больше не могу себя контролировать. Я сжимаю руки в кулаки. Нож все еще у меня в заднем кармане.

— Ты причинил боль Дженне. — шиплю я. — Ты разрушил ее жизнь. Из-за тебя, она больше никогда не сможет доверять мужчинам. Она никогда больше не останется наедине с мужчиной, не подумав о том, как быстрее уйти

— Дженна никогда не была моей заботой. — говорит он.

Он подходит ближе, его тело загораживает объектив камеры.

— Но ты, Ремеди. Ты — моя забота. Ты думаешь, что, убив меня, ты каким-то образом избавишься от своих демонов, но я не тот дьявол, за которым ты охотишься, и мы оба это знаем.

Мои губы приоткрываются, я таращусь на него. Он знает о моем отчиме? Но почему он не тот, кто мне нужен? Если не он причинял вред Дженне, то он знает, кто это сделал. И он защищает…

— Тогда, за кем же я охочусь? — огрызаюсь я на него.

Его губы сжимаются в тонкую линию.

— Как я могу сказать?

Я качаю головой.

— Ты эгоистичный, жаждущий власти сукин сын…

— Я даю тебе выбор. — говорит он. — Ты можешь уйти. Возвращайся завтра на работу. Притворись, что все в порядке. И делай в точности, как я говорю. Или, — он делает паузу, проводя языком по нижней губе, как змей. — Ты можешь отправиться в тюрьму. Простое, но обязательное последствие того, что ты сделала. Возможно, судья даст тебе десять лет. Или ты думаешь, что заслуживаешь двадцати? Пожизненное заключение?

Он постукивает себя по губам.

— Насколько снисходительным будет судья к такой хорошенькой женщине, как ты?

Я сильнее сжимаю зубы, глядя на его полную нижнюю губу. Если я укушу достаточно сильно, мои зубы порежут его насквозь.

На этот раз он заманил меня в ловушку, но это еще далеко не конец. Я еще не закончила.

К черту все это. Я бегу вперед, целясь ножом ему в лицо, но он хватает меня за запястье и выворачивает его за спину, пока мои плечи не напрягаются так сильно, что боль пронзает всю верхнюю часть тела.

Я хнычу, на глаза наворачиваются слезы, и он тянет меня за руку сильнее, пока мои пальцы, наконец, не разжимаются, и нож не падает на пол.

— Маленькое лекарство, маленькое лекарство. — говорит он, прищелкивая языком.

Запах химикатов, сосновых иголок и пота остается на его коже. Его член дергается у меня за спиной, и при соприкосновении меня пронзает волна энергии. Я пытаюсь пошевелиться, но не могу. Он прижимается ко мне, вес его тела прижимает меня к земле, как беспомощное животное. И хотя я ненавижу его всеми фибрами души, внизу моего живота разгорается огонь.

Боль в моих руках и спине, аромат его натурального запаха и дорогого одеколона, окружают меня, давление его члена. Каждая его частичка полностью поглощает меня.

Я прикусываю внутреннюю сторону губы, напоминая себе, что он враг.

— У меня есть записи с камер. — говорю я в качестве последнего козыря в его адрес, и указывая на его кабинет. — Я тоже могу отнести их в полицию.

— Я уже вернул свои жесткие диски обратно в свои кабинеты.

Дерьмо. Головная боль отдается висках, ощущение пульсации распространяется по всему черепу. Я делаю глубокий вдох.

— Это еще не конец. — говорю я.

— Это верно только в том случае, если ты согласишься на мои условия. — говорит он, стуча зубами. — Если ты сейчас отправишься в тюрьму, у тебя не будет другого шанса убить меня.

Мои щеки пылают от гнева. Он отпускает мое запястье, и волна облегчения разливается по мне. Я вытягиваю руку, потирая ноющее плечо. Потом поднимаю с пола свою сумочку. Должно быть, она упала. Я оставляю нож на его кровати.

— Увидимся завтра, мистер Уинстон. — говорю я и задеваю его плечо, проходя мимо.