Мы погибнем вчера - Ивакин Геннадьевич

И ничего.

– Взрыватель, сволочь, сырой. – Вздохнул Захар.

– Ага… – Ответил Виталик, и в эту же секунду гулко ахнуло.

Тугая взрывная волна кисло пахнула сгоревшим тротилом, просвистела где-то пара осколков.

Парни осторожно высунулись из-за бревна. Они совершенно забыли, что рядом проселок и не увидели, как возница с белой повязкой на рукаве оглянулся на звук разрыва и хлестнул пару раз смирную лошадку. А в повозке, из-под дерюги, торчали три пары босых ног…

Сейф повернуло набок… Они подбежали к нему – дверца была приоткрыта.

Он был набит бумагами, некоторые тлели. Парни быстро погасили их и стали вытаскивать одну за другой – наградные листы, журнал боевых действий, личные дела…

– А это чего? – вытащил Захар какой-то сверток и стал его разворачивать.

– Знамя! – выдохнули они оба через минуту.

На полотнище было вышито золотом: '86-ой полк 180-ая стрелковая дивизия'.

– Вот тебе, Виталик, и пропуск для энкаведешников, и медаль 'За отвагу'! – наконец произнес Захар после долгого молчания.

– Охренеть можно… – ответил Виталик. Они свернули знамя и снова бросились к сейфу. Однако там остались только бумаги. Красноармейских книжек, к сожалению, не было. Только полковые документы и несколько пачек непривычно больших денег.

– Три червонца… Это как тридцать рублей что ли? – спросил Захар.

– Я откуда знаю… – пожал плечами Виталик. – Наверное… Мне больше интересно – много это или мало? Цены сейчас какие?

– Берем?

– Понятно. Жрать хочется, у меня кишки гражданскую войну уже устроили. Может быть, в деревне какой-нибудь разживемся продуктами.

– И самогончиком… – мечтательно вздохнул Захар.

– С бумагами то чего делать будем? С собой все не утащить…

– Так здесь оставим. Потом к нашим выйдем, разведчики сбегают и притаранят их. Надо только место приметить.

– Знать бы, где мы, так приметил бы… Хоть бы один ориентир. А то лес и поле. Да от дороги метров сто.

Они закидали сейф прошлогодней листвой и сучьями, коих было немало в диком лесу.

– О, слышь, опять чего-то тарахтит! – остановился Захар и присел на корточки.

Тарахтение приближалось. Виталик, пригнувшись, быстрым шагом пошел к дороге.

Из-за поворота выехал грязный немецкий бетеэр.

Виталик немного отполз и тут чудо гансовского автопрома остановилось перед въездом в лес. Из кузова один за другим начали выпрыгивать немцы. Человек десять.

Виталик матюгнулся про себя и на четвереньках побежал обратно к Захару.

– Бегом, мать твою, немцы сюда идут!

Захар аж подпрыгнул:

– Какие немцы?

– Серо-зеленые, млять! Знамя хватай, помчали!

Они бросились в глубь леса, что было сил и дыхания.

– Собаки… Сейчас собак пустят… – прохрипел Захар.

– Заткнись, дыхалку береги!

Собак слышно не было, но команды немецкого офицера походили на гортанный лай овчарки…

А потом тяжело затакал пулемет. Пулеметчик стрелял неприцельно, дал очередь поверху, видимо для острастки.

Немцы их не видели, но, видимо, слышали треск сучьев и ветвей. Время от времени кто-то из них стрелял в сторону Виталия и Захара. Пули то взвизгивали рядом, то щепили деревья белыми ранами.

Земля неожиданно пошла вниз. Шаг-другой и Захар кувыркнулся кубарем, через секунду и Виталик не удержался на ногах.

Пропахав несколько метров мордой, он свалился с небольшого обрывчика в воду.

Рядом плюхнулся, подняв кучу брызг, Захар.

– Все, звиздец! – выдохнул он.

– Не ссать, боец! – утер мокрое лицо Виталя. – Успеем!

И они бросились через небольшую речку.

То ли немцы не особо торопились, то ли им просто повезло, но они уже выбрались на том берегу и нырнули в прибрежные кусты, когда двое фрицев появились на обрывчике.

Один из гансов кинул гранату-колотушку в воду, через несколько секунд столб воды вспучил поверхность.

Второй пару раз пальнул из карабина по противоположному берегу.

Промокшие до нитки ребята молча смотрели на них из укрытия.

Когда же немцы скрылись за деревьями, они упали на землю, закрыв глаза.

– Чего-то они неактивные какие-то… В фильмах вроде бы не так. Собаки там гавкать должны и все такое…

– Благодари Бога, что собак нет и немцы пассивные. Хы. Не егеря, видимо.

– Виталь, ты ж в Бога не веришь? – хрипло засмеялся Захар.

– Пошли, нельзя лежать. Простудимся.

– Куда идти-то? – поднялся Захар и поплелся за Виталиком. С обоих ручьями стекала вода.

– На восток. – Отрезал Виталя.

– Какой на хрен восток. На восток если пойдем, то выйдем прямо в Демянск. В самый центр. Там как раз немцы должны быть. Штаб восемнадцатого корпуса. На юг вроде надо. Там линия фронта.

– Ну, я и тормоз… – резко остановился Виталик. – Точно же. Только вот что странно… Фронта не слышно. Значит до него километров сорок-пятьдесят, минимум.

– Почему?

– Читал где-то…

И они побрели на юг, осторожно обходя открытые пространства и быстро перебегая просеки…

Шли до темноты. Жутко хотелось есть и пить.

Костер разводить не стали, хотя трясло от холода обоих. Наломали лапника, кучей накидали и, завернувшись в найденное знамя полка, уснули в обнимку…

Напоследок Виталик пожалел, что выбросил винтовку…

…Проснулись они от холода. Колотило так, что кажется, ветки на елке тряслись.

– Б-б-бляха м-м-муха! – простучал Захар. – Холодно то как! В палатке теплее, однако…

– Н-не ж-ж-жравши п-просто! – синими губами ответил Виталя.

Они встали кое-как, попрыгали, разгоняя кровь и пытаясь хоть как-то согреться. А потом снова двинули, предположительно, на юг. Предположительно, потому как компаса не было, а по 'Командирским' часам Виталика стороны света определить не получалось. Солнца не было.

Через час лес неожиданно расступился.

Они оказались на краю небольшой, в три дома, деревушке. Бывшей деревушке. От домов остались только закопченные трубы печей, горестно указывавшие в пасмурное небо. Лес обступил ее со всех сторон.

Странно, но все деревья на высоту поднятой руки были обглоданы. Коры на них не было.

Мертвая тишина давила на уши, но они все же пролежали минут пятнадцать в лесу.

А потом осмелились и вышли к остаткам деревеньки.

И тут же заорали две сороки на ветвях обугленного тополя.

– Тьфу, сволочи! – погрозил им кулаком Захар.

В ответ каркнула надрывно, ровно предупреждая кого-то, большущая ворона.

Вскоре стали попадаться распухшие трупы лошадей. Земля была всюду перерыта – ни прошлогодней листвы, ни пробивающейся новой травки. Но все больше и больше мертвых лошадок.

У одного дома пожар не задел ветхий забор, голодная кобыла, привязанная к столбу, протянула в дыру голову, чтобы дотянуться до уцелевшего клочка пожухлой травы. Но не дотянулась и сдохла.

Зажимая носы от нестерпимой вони, парни обыскали пепелища, но ничего съестного не нашли. Пришлось снова уходить в лес.

На краю поля обнаружили еще одну лошадь – с нее мясо было практически все срезано, ног не было, только огромные зеленые мухи лениво ползали внутри ребер в черных внутренностях.

Четыре вороны, нахохлив кудлатые головы и опустив хвосты, сидели на дереве. То ли спали, то ли думали о чем-то. Только одна сволочь летала над ними и орала противным голосом: 'Кхарр-кха-кха-кхарр!'…

– Меня вырвет сейчас! – буркнул Захар.

– Чем это интересно? – спросил его Виталик, когда они уже отошли от пепелища.

– Не знаю. Попить бы.

– Вон воронка, вроде. Пошли, умоемся и попьем.

Они с наслаждением плюхнулись на краю небольшой воронки.

Долго пили, аж до рези в животе, фыркали, плеща воду во все стороны…

И чуть-чуть заглушили голод.

– Поперли дальше… – не открывая глаза, сказал Виталий.

– Не могу больше… Жрать хочу. Считай, больше суток уже не жрали! – простонал Захар.

– Дерево погрызи. Пошли, млять! – Виталя приподнялся на четвереньки и его тут же стошнило зеленой слизью. Он постоял, помычал, а потом резким движением дернулся вверх.

– Пошлю, говорю, а то сдохнем здесь. Должны же выйти мы куда-нибудь?

– Эх, мама – роди меня скорей обратно! – простонал Захар, но все же заставил себя встать.

Сколько они еще шли, непонятно. На часы не смотрели, экономя каждый вздох и каждое движение.

Вдруг Виталик, шедший первым, резко остановился. Захар, машинально, воткнулся ему лицом в спину.

– Тихо! – прошептал, покачнувшись тот. – Змея! Палку дай, быстрее.

Захар схватил валявшийся сук и тихонько передал его Виталику.

Тот осторожно взял сук в руки, размахнулся, прицелился и несколько раз со всей яростью ударил по голове гадюки.

Трухлявый сук развалился, но змее досталось как следует. По крайней мере, она стала яростно извиваться на одном месте.