Газета День Литературы # 89 (2004 1) - Газета День Литературы

В повести Распутина "Дочь Ивана, мать Ивана" мы видим итог русского исхода — начавшегося в годы революции и коллективизации, и окончательно свершившегося в послевоенные десятилетия, когда крестьянская Россия перестала существовать, и количество городского населения впервые за последнюю тысячу лет нашей истории превысило ее население сельское. Тот самый "народ", который два последних столетия являлся для русской литературы синонимом национальной идентичности… исчез, растворился в сутолоке больших городов.

Итог этого исхода двоякий. С нравственной точки зрения он характеризуется онтологический растерянностью: "что же мы за народ", "почему с нами это происходит", "что в нас сломалось"? — спрашивают себя герои повести. С точки зрения национальной итог русского исхода оказался не более утешителен — сильно "посмуглевшие" в городах потомки Иафета* (что было бы невозможно в крестьянской России при стопроцентном русском населении деревень) и сами-то не очень озабочены своей национальной идентичностью. Они — фон повествования, потому что недавние выходцы из деревни и еще хотя бы в детстве заставшие "норму" муж и жена Воротниковы уже, пожалуй, исключение в окружающей их городской жизни. Во всяком случае, в центральных губерниях русский исход совершился на одно-два поколения раньше.

*По статистике каждая пятая москвичка выходит замуж за кавказца.

Как же будет жить народ с затопленными родительскими могилами и церквями, с затопленной тысячелетней почвой, с "затопленной памятью"? — спрашивает нас Распутин в "Прощании с Матерой". В своей новой повести он показывает, как живет этот народ.

2. ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ПОДМЕНА

Справедливости ради, надо признать, что послевоенная советская цивилизация, "коммунизм переварившая" и тайком под интернационалистский галдеж узаконившая многие основополагающие принципы цивилизации русской, сколько могла, камуфлировала цивилизационный переворот, происшедший после оттока русских из деревни. Во всяком случае, на уровне носившихся в воздухе фраз о "народе-труженике", "трудовой доблести", официальной пропаганде труда производительного.

Таким образом, лишенные русской почвы новые жители больших городов, в их числе и Тамара с Анатолием Воротниковы, еще не сталкивались в них с резким, чуждым им воздухом, потому что до них там уже "надышали" — русский воздух буквально вдыхался предшествующими поколениями русских людей в искусственную, безвоздушную оболочку советской эпохи. Однако всему бывает конец. И в 90-е в России было легализовано то, что фактически сложилось уже к началу 80-х. Сделано это было по-русски, одним махом, потому у героев повести и возникает чувство обвала, оползня, при наступлении "новой жизни". Приглядись они пристальнее, как и все мы, к тому, что забурлило в восьмидесятых, заметь все возраставшие аппетиты оборотистых людей "новой формации": партийных и комсомольских чиновников, руководителей производств, работников торговли и сферы обслуживания, с их жаждой легализовать и преумножить свое незаконное и в русском, и в советском понимании благосостояние, увидь все это герои повести — может быть, и не стало бы для них последующее такой неожиданностью. Но уж — пока не грянет, не перекрестимся! И это тоже наше.

Поэтому наиболее неотступное ощущение, преследующее отца и мать, Анатолия и Тамару Воротниковых, — это ощущение нового, резко чуждого воздуха, принесенного "новой жизнью". Это дух торгашеской цивилизации, которая, почти не таясь, воцарилась в последние годы советской власти: дух спекуляции, наживы, блата, взятки. Оказалось, что "в стране победившего социализма" продаются и перепродаются не только заморские джинсы и подпольные видеокассеты, но и места и должности, научные степени и положение в турнирной таблице, и еще очень и очень многое. Однако не всё, и стыдливо. Возможность продавать всё, и в открытую — для героев повести, как и для большинства из нас, стала шоком. Произошло то, что можно назвать цивилизационной подменой — на канонической территории земледельцев, потомков Иафета, в открытую воцарился и манифестировал себя торгашеский дух потомков Сима. И ничего удивительного, что именно семитские народы (в первую очередь арабы и евреи) почувствовали себя "в новой политической и экономической реальности", как рыбы в воде. Этим объясняется и невиданный доселе наплыв в крупнейшие русские города (именно города!) выходцев с Кавказа и из Закавказья. И даже вековая ненависть между потомками Сима (арабами и евреями), сложившаяся из-за жестокой и опять-таки многовековой их конкуренции в торговле, даже эта ненависть оказалась забыта. Просто поделили сферы: сверхприбыльная торговля сырьевыми ресурсами и "образом жизни" — у одних, продуктовые и вещевые рынки — у других.

Именно рынок как модель современного мира становится центральным местом в повествовании Распутина. До последней возможности противостоявшая стихии рынка крепкая русская семья Воротниковых тоже оказывается втянутой в его всепоглощающее жерло, и так же, как в общенациональной жизни, в жизни семьи это столкновение цивилизаций — побеждающей рыночной и потерявшей себя земледельческой — заканчивается катастрофой. Мотыльком упорхнувшая на запах халвы и блеск всесветной толкучки старшая дочь Воротниковых, Света — смята и изнасилована "человеком рынка", торгашом-азербайджанцем, скорее всего и в Россию-то прибывшим нелегально, да только чувствующим себя в ней "победителем", хозяином "новой жизни", который и на таможне кому надо сунет, и в прокуратуре. Стало быть, не подзаконным ничему. И насилующим, и взятки сующим в открытую. Происходит это, напомню, в стране, где 80% населения продолжают оставаться "паспортными" русскими.

И дело не в отчаянном порыве матери, застрелившей дикаря-насильника, а в том, о чем Тамара Ивановна постоянно себя спрашивает: что, разве не видела она, куда всё это ведет? Разве не понимала, к какой жизни потянуло ее дочь? И отвечает сама себе — не видела! В каком-то нравственном обмороке жила все эти годы.

Но слишком просто было бы этим "нравственным обмороком" объяснять все наши беды. В одной из своих статей Сергей Кара-Мурза спрашивает — разве мог бы ельцинский режим просуществовать почти десять лет, если бы на то не было негласного согласия всего общества. И отвечает — нет, не мог бы! Значит, не только 2% олигархов, не только 20% чиновников всех уровней, но и большая часть населения сумела пристроиться в "новой жизни"! Получила возможность "иметь". Одни больше, другие меньше. Чиновники с торгашей, торгаши с рядовых граждан, те друг с друга: врачи с больных, учителя со школьников, преподаватели со студентов, и т. д. Даже бомж у Распутина, приютившийся в семейном общежитии, получил возможность "иметь" — сдает на ночь не принадлежащую ему комнату. А что в ней будет, кого будут убивать-насиловать — его не интересует. Даже своеобразную философийку придумал.

Державу буквально растащили по чуланам и перепродают — и не только Чубайсы и Абрамовичи, но и прапорщики Петровы, механизаторы Ивановы, лесники Сидоровы. Налицо парадокс: в целом жизнь стала хуже, а каждый в отдельности стал жить лучше. Такая вот плата за отказ от небесного статуса, земного могущества и исторической перспективы.

Памятуя о сказанном выше, о том, что определяло русскую цивилизацию на протяжении тысячи лет, такой легкий переход большинства русского народа в услужение чуждой торгашеской цивилизации не может не пугать!

3. ДВА ПУТИ

И здесь было бы нелишне вспомнить о том, что лежит в основании любой цивилизации, что канонизирует те или иные принципы ее, накладывая печать неповторимости на целое. Я говорю, разумеется, о религии. Вспомним, что сынам Иафета, населившим 1/6 мировой суши, было заповедано евангельскими притчами именно возделывание своей земли! И именно русские землепашцы (7/8 населения страны) в качестве сословного определения усвоили себе определение религиозное: крестьяне! Где всякий русский без труда расслышит первоначальное "христиане".

Для сравнения заметим, что Коран отнюдь не так приветствует земледельческий труд, и, напротив, благословляет торговлю. Это не говоря уже о Талмуде, по которому едва ли не единственно важным делом являются ростовщические операции. Поэтому, когда потомки Сима, воспитанные этими религиозными учениями, занимаются торговлей и финансовыми спекуляциями — они занимаются своим. И ни о каком уважении к неприспособленным и неискусным в умении наживаться "чужакам" (а именно так воспринимается ими коренное население России) речи быть не может! Ведь русские не торгуют, а распродают, пока им есть что распродавать, — остатки державной плоти: большую и малую госсобственность, должности, звания. И сами того не замечают, как более сплоченные и искусные торгаши-перекупщики занимают уже не только рынки, но и посты в администрациях, кафедры, должности, подтягивая к себе своих бесчисленных чернявых родственников. Отсюда парадокс номер два: оставаясь в численном большинстве, русские оказались в своей стране эмигрантами, которые вынуждены приспосабливаться к чуждым цивилизационным нормам. И мучительные внутренние монологи русских героев повести Распутина разбиваются об эту бесцеремонную, невесть откуда свалившуюся на них действительность. А ведь Тамара Ивановна и ее сын Иван, наиболее часто задающиеся такими вопросами, это еще лучшие, те, кто еще пытается понять происходящее, не выгнуть душу в угоду "новому"! А большинство и не думает, выгибается (каждый на свой манер), и даже — вспомним слова Кара-Мурзы — не без удовольствия от своего сиюминутного колбасного-шмоточно счастья! Не понимая, что состязаться в умении наживы с теми, кто занимается этим уже тысячелетия — бессмысленно, и что уже их же детей и внуков, потерявших землю и недра, должности и перспективу образования, ждет неизбежное физическое рабство и вымирание!