Убийца во мне - Джим Томпсон

«Я буду скучать по тебе, малышка, — подумал я. — Тебе придется уйти, но я точно буду скучать по тебе».

— Лу… Как ты думаешь, с Элмером не возникнет проблем?

— Я уже говорил тебе, — ответил я. — Что он может сделать? Он не может пожаловаться своему папочке. Я скажу ему, что передумал, и нам придется хранить верность старику. И все.

Джойс нахмурилась.

— Все выглядит таким… гм… сложным! Я имею в виду, что можно было бы заполучить деньги, не втягивая Элмера во все это.

— Ну… — Я посмотрел на часы.

Тридцать три минуты десятого. Больше тянуть нельзя. Я сел, спустил ноги на пол и с безразличным видом натянул перчатки.

— Вот что, малышка, — сказал я. — Все действительно сложно, но иного выбора нет. До тебя, наверное, доходили слуги о Майке Дине, моем названом брате? Майк этого не делал. Он взял вину на себя. Поэтому, если ты заговоришь, будет гораздо хуже, чем ты предполагаешь. Люди задумаются, и прежде чем все закончится…

— Послушай, Лу. Я не собираюсь ничего говорить. Ты присоединишься ко мне, и…

— Дай мне закончить, — оборвал я ее. — Я рассказывал тебе, как Майк упал? Только он не падал, его столкнули. Это организовал старик Конвей и…

— Лу! — До нее так ничего и не дошло. — Я запрещаю тебе что-либо делать с Элмером! Ты не должен, дорогой. Тебя поймают и отправят в тюрьму… О, даже не думай об этом!

— Меня не поймают, — возразил я. — Они даже не заподозрят меня. Они будут думать, что он, как всегда, был в подпитии, а тебе пришлось сопротивляться, и вы оба пристрелили друг друга.

До нее все еще не доходило. Она засмеялась и одновременно нахмурилась.

— Но это какая-то бессмыслица. Как я могу умереть, если…

— Запросто, — ответил я и легонько ударил ее. А она все еще не понимала.

Джойс поднесла руку к лицу и потерла щеку.

— Л-лу, не надо. Мне же надо ехать, и…

— Ты никуда не поедешь, малышка, — сказал я и снова ударил ее.

И тут-то она все поняла.

Она подскочила, и я вскочил вместе с ней. Я развернул ее и нанес несколько молниеносных ударов. Она отлетела в другой конец комнаты и ударилась о стену, потом поднялась на ноги и, качаясь и что-то бормоча, двинулась на меня. И снова получила по полной.

Я отшвырнул ее к стене и стал избивать. Мне казалось, что я молочу по тыкве, — ее тело было плотным, и рука тут же отскакивала. Ее колени подогнулись, она сползла вниз, ее голова моталась из стороны в сторону. А затем, медленно, дюйм за дюймом, она начала подниматься.

Она ничего не видела — не знаю, можно ли что-либо увидеть, когда лицо в таком состоянии. Я вообще не знаю, как она держалась на ногах и еще дышала. Однако она вскинула голову, подняла руки и развела их в стороны. А потом, спотыкаясь, пошла ко мне. И в этот момент во дворе остановилась машина.

— Ощальный… оцелуи…

Я ударил ее снизу вверх. Раздался громкий хруст, ее тело подлетело вверх и рухнуло на пол. На этот раз она так и осталась лежать.

Я вытер о нее перчатки — на них была кровь, и эта кровь должна была остаться здесь. Я вынул пистолет из ящика туалетного столика, потушил свет и закрыл дверь.

Элмер поднялся по ступенькам, прошел по террасе. Я подошел к входной двери и открыл ее.

— Привет, Лу, дружище, дружище, дружище, — сказал он. — Я вовремя, а? Вот таков Элмер Конвей, он всегда приходит вовремя.

— Поддатый, — усмехнулся я, — вот таков Элмер Конвей. Принес деньги?

Он похлопал по пухлой папке под мышкой.

— А на что еще это похоже? Где Джойс?

— В спальне. Пройди к ней. Готов спорить, она не скажет «нет», если ты попытаешься вставить ей.

— Ой, — он тупо заморгал, — ой, не надо так говорить, Лу. Ты же знаешь, что мы собираемся пожениться.

— Делай как хочешь, — пожал я плечами. — Хотя я готов спорить, что она вся истомилась в ожидании тебя.

Мне хотелось громко рассмеяться. Мне хотелось вопить. Мне хотелось разорвать его в клочья.

— Ну может…

Он вдруг повернулся и пошел в глубь дома. Я прислонился к стене, ожидая, когда он зайдет в спальню и зажжет свет.

Я услышал, как он сказал:

— Привет, Джойс, крошка моя, крошка моя, к-к-к…

Я услышал глухой звук, бульканье и сдавленное дыхание.

Потом он сказал, нет, закричал:

— Джойс… Джойс… Лу!

Я неторопливо прошел в спальню. Элмер стоял на коленях, его руки были в крови, щека тоже была измазана в крови. Он смотрел на меня, открыв рот.

Я расхохотался — я вынужден был расхохотаться, так как иначе сделал бы что-нибудь похуже, — а Элмер закрыл глаза и зарыдал. Я же хохотал, сгибаясь пополам и шлепая себя по ляжкам. Я едва не падал от хохота и даже пукнул. Я хохотал, пока ни во мне, ни в ком-то другом не осталось ни капли хохота. Я использовал весь хохот в мире.

Элмер поднялся на ноги, провел своими пухлыми ладонями по лицу, оставляя на щеках красные полосы, и тупо уставился на меня.

— К-кто это сделал, Лу?

— Это самоубийство, — ответил я. — Самое обычное самоубийство.

— Н-но это не имеет…

— Это единственное, что имеет смысл! Все было именно так, как было, ты слышишь? Самоубийство, понял? Самоубийство, самоубийство, самоубийство. Я не убивал ее. Не говори, что я убил ее. Она сама убила себя!

И после этого я выстрелил в него, прямо в его раззявленный рот. Я опустошил весь магазин.

Нагнувшись, я прижал пальцы Джойс к рукоятке и бросил пистолет на пол рядом с ее рукой. Я вышел из дома и, не оглядываясь, пошел к калитке.

Я взял доску и принес ее к машине. Если кто-то видел машину, доска будет моим алиби. Я вынужден был отправиться на поиски какой-нибудь деревяшки, чтобы подложить ее под домкрат.

Я поставил домкрат на доску и заменил колесо. Бросив инструменты в багажник, я завел двигатель и задом выехал на Деррик-Род. Обычно я не выезжаю на шоссе задним ходом ночью с выключенными габаритными огнями — это равносильно тому, чтобы выйти из дома без штанов. Но сегодня был не обычный день. И я даже не вспомнил об этом.

Если бы «кадиллак» Честера Конвея ехал быстрее, я бы не писал эти строки.

Чертыхаясь, он выскочил из своей машины, увидел меня и обругал на чем свет стоит.

— Проклятье, Лу, уж от тебя-то я такого не ожидал! Ты решил свести счеты с жизнью, а? И какого черта ты тут делаешь?

— Пришлось менять проколотое колесо, — ответил я. — Сожалею, если…

— Ладно. Поехали. Не будем же мы трепаться тут всю ночь.

— Поехали? — сказал я. — Еще рано.

— К черту! Уже четверть одиннадцатого, а Элмера — чтоб его черти драли — еще нет дома. Обещал сразу вернуться и до сих пор не пришел. Наверное, ввязался в очередную свару.

— Может, дать ему побольше времени? — предложил я. Мне нужно было выждать. Я не мог прямо сейчас вернуться в дом. — Мистер Конвей, а почему бы вам не поехать домой, я бы…

— Я поехал! — Он направился к своей машине. — И ты едешь со мной!

Дверца «кадиллака» захлопнулась. Он сдал назад, объехал меня и еще раз крикнул, чтобы я следовал за ним. Я ответил: «Сейчас», — и «кадиллак» рванулся вперед. Очень быстро.

Я зажег сигару. Я завел двигатель, но он заглох. Я снова включил зажигание, и двигатель опять заглох. Наконец он заработал, и я тронулся с места.

Я проехал по проселочной дороге к дому Джойс и остановился. Во дворе места для моей машины не было — там стояли машины отца и сына Конвеев. Я заглушил мотор и вылез. Я поднялся по ступенькам на террасу.

Дверь в дом была открыта. Конвей из гостиной разговаривал по телефону. Его лицо было таким, будто от него ножом отсекли всю дряблость.

Он не выглядел взволнованным. И не казался печальным. Он был просто деловым, и почему-то это только усугубляло ситуацию.

— Конечно, плохо, — говорил он. — Только не повторяйте мне это в сотый раз. Я и так знаю, как это ужасно. Он мертв, так обстоит дело, а интересует меня она… Так сделайте же! Приезжайте сюда. Я не дам ей умереть, вы поняли меня? Ни под каким видом. Я позабочусь о том, чтобы ее сожгли заживо.

7

Было почти три ночи, когда я закончил давать показания — главным образом отвечать на вопросы — шерифу Мейплзу и окружному прокурору Говарду Хендриксу. Думаю, вы понимаете, что после этой процедуры я чувствовал себя не лучшим образом. Меня тошнило, я был раздражен, вернее, зол. Все должно было пойти по-другому. А сейчас все получилось чертовски глупо. Неправильно.

Я сделал все возможное, чтобы чисто, без свидетелей, избавиться от двух нежелательных граждан. А тут оказывается, что один из них жив, а вокруг второго начинается страшная суета.

Выйдя из здания суда, я поехал в греческий ресторанчик и выпил кофе, которого и пить-то не хотелось. Сын хозяина работал на заправке — он был занят там неполный рабочий день, — и старик не знал, хорошо это или плохо. Я пообещал ему, что заеду взглянуть на парня.