Ошибка «2012». Мизер вчерную - Мария Семенова

— Ему подсыпали в питьё чёрный дурман, — с презрением кивнул на стражника Герострат. — С восходом солнца проснётся и ничего помнить не будет.

Кто подсыпал — он сам ради сегодняшнего деяния? Или те, о которых он говорил, что они уже собрались?.. Какая разница! Все взгляды были обращены к угловатой дыре в мраморном полу.

Это было самое начало тайного хода.

— Он ведёт в нижний ярус, где крипты, — пояснил Герострат, страдальчески вздохнул и начал, кряхтя, спускаться в залитую мраком дыру.

Было видно, как неловко он двигался в длиннющем гиматии, уложенном складками в «ораторском» стиле[32], в золочёной кожи крепидах, да ещё и с бронзовым светильником в руке.

— Я первый, ты в хвосте, — кивнул Вычислитель брату Экзекутору. Взял в зубы меч и полез следом за Геростратом.

Вниз вела каменная лестница с пологими ступенями, любезными толстякам и людям слабого здоровья, избегающим себя утруждать. Спуск заканчивался в длинном, отделанном мрамором коридоре, по обеим сторонам которого виднелись массивные двери с внутренними замками. Это и были храмовые крипты, особые, не для посторонних глаз, помещения. В них хранились святые реликвии, драгоценности не чета тем, наверху, вклады граждан, городская казна и тайные, не для оглашения, свитки. И ещё много такого, о чём ведала одна Артемида. А она, как известно, не очень болтлива…

— Тсс, — снова приложил к губам палец Герострат и выпятил бородёнку, указывая в дальний конец коридора, где полутьма очень неохотно уступала светильнику. — Они там, за зелёной дверью. Ради Богов, постарайтесь, чтобы ни один не ушёл!

В голосе неокора лютая ненависть мешалась с отвращением и плохо скрытым торжеством. Похоже, он уже видел себя если не спасителем города, то главным радетелем его веры.

— Давай! — повернулся Вычислитель к Экзекутору.

— Третий, вперёд! — так же тихо приказал тот, и один из бойцов, широкогрудый и сильный, на цыпочках пробежал по коридору. Тщательно ощупал дверь, приложил ухо, заглянул в верхнюю, для толстого ключа, замочную скважину. И скоро возвратился назад с кратким донесением:

— Один человек. Легковооружён. Замок из Лакедемонии[33], открою легко. Только прикажите.

И приказали. Но вначале — насчёт человека. Если, конечно, это был человек. В этом случае Пыль дракона не должна была ему повредить.

— И повиновение, — еле слышно отозвался Третий.

Вернулся к двери и вытащил кожаный мешочек с чем-то сыпучим. Набрал в полую камышинку бурого порошка, вставил в замочную скважину, дунул беззвучно и сильно.

Сейчас же за дверью глухо вскрикнули, потом безвольно свалилось нечто тяжёлое и раздались жуткие звуки, говорившие о скорой и неотвратимой агонии, — рвотные спазмы, затихающие хрипы, судорожное шарканье крепидов…

— Открывай, — кивнул Вычислитель, и Третий достал крупный, хитрым образом изогнутый ключ:

— Повиновение.

Чуть звякнула бронза, ища выступ засова. Стержень не сразу вошёл в паз, но потом замок клацнул и сдался. Скрипнули петли, дрогнуло пламя ламп, и дверь в запретную комнату подалась.

Внутри было примерно то, чего они и ждали. Голые стены, низкий потолок, каменная скамья, опрокинутая страшным судорожным усилием… На изгаженном полу умирал вооружённый человек. На губах у него пузырилась пена, тело выгибалось дугой, пальцы сдирали ногти о мокрый камень, ноги, согнутые в коленях, выбивали частую дробь. Казалось, его швырнул на пол приступ «царской болезни»[34].

— Тварь, — сделал знак Вычислитель, и Экзекутор резко опустил свой меч.

Хрипы смолкли, а по полу начала растекаться липкая лужа.

— Тварь воистину, — осторожно, дабы не испачкать сандалий, Экзекутор присел на корточки, вытащил кинжал и поднял убитому веко. — Всё верно. Похоже, мы не ошиблись.

Зрачок у мертвеца был узкий, вертикальный, словно у змеи. Разумное рассуждение подсказывало, что при таких глазах во рту должно быть жало.

— О Боги! — задохнулся Герострат, и голос его дрогнул от изумления. — Кто это такой? Кто?

Ему было страшно, но даже страх не мог утишить радостную песнь сердца. Он, Герострат, не просто спасёт обитель Артемиды. Он избавит её от чудовищ, не уступающих гидре[35]. Он станет, как неистовый Геракл, очистивший от скверны Авгиевы конюшни. Его слава не померкнет в веках…

— Кто? — мрачно переспросил Вычислитель. И подошёл к стене, где зияло овальное, в рост человека отверстие, задрапированное тканью. — Тебе этого лучше не знать. Ты честно выполнил свою часть договора, а посему… — он вытащил объёмистый матерчатый кошель, встряхнул на ладони и протянул Герострату, — бери и уходи. А лучше уезжай. Подальше отсюда. Этого тебе должно хватить надолго…

В мешочке, судя по звуку, были не монеты — дорогие каменья.

— Нет, нет, нет, — отшатнулся Герострат, в его глазах вспыхнуло пламя. — Прошу, не гоните меня. Я должен непременно быть с вами. Вот этими руками искоренять нечисть. Чтобы потом все в Элладе… Прошу вас! — И он рухнул перед хмурым Вычислителем на колени. — Вспомните могучего Безгубого[36], избравшего славу! Не истинно ли сказано мудрыми, что мы живём, пока о нас помнят? Вот и великий Гомер…

— Ладно, как знаешь, — не дослушав, прервал Вычислитель и коротко, но грозно и повелительно взмахнул мечом. — Но вначале поклянись прахом матери, что шага не ступишь без моего приказа. Даже пальцем самовольно не пошевелишь. Иначе…

«Иначе сдохнешь смертью лютой и страшной, а главное, никто даже и не узнает как. Так что вспоминать потомкам нечего будет…»

— Клянусь! — не колеблясь отозвался Герострат и торжественно приложил руку к сердцу. — Прахом матери, памятью отца, милостью непорочной Артемиды… Клянусь!

Костёр в его глазах разгорелся пожаром, лицо сделалось как восковая маска, голос зазвучал решительной медью. Сразу чувствовалось, не врёт. И ещё чувствовалось, что болен. Эту душу глодала многоглавая гидра тщеславия и кичливости. Никаким лекарством не извести.

«Этот не расскажет о нас никому. Даже под пыткой. Этот свою славу ни с кем делить не захочет…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});