Волшебство для короля - Дэниел Худ

«Фануил!»

Дракончик летел впереди, над крышами, высматривая дорогу.

«Да, мастер?»

«Ну… в общем, я тебе благодарен. За то, что ты вовремя прилетел».

Последовала длительная пауза. Потом Фануил отозвался:

«Тебе не стоило идти без меня».

Помолчав еще какое-то время, фамильяр спросил:

«Что будем делать теперь?»

Лайам тяжело вздохнул. Он как раз обдумывал этот вопрос и уже успел кое-что решить.

«Надо найти миротворца и заявить о гибели мэтра Берта».

Миротворцами назывались торквейские стражники, призванные следить за порядком в столице. Черно-белая армия в тысячу человек славилась нерушимой верностью присяге, закону и королю, их нарекли так веков пять назад в честь Миротворца — одного из главных богов таралонского пантеона. Регент, в то время управлявший страной, с легкостью обошел небольшую несообразность, возникавшую при расхожем употреблении высокого имени, повелев, чтобы в Торквее этот бог прозывался Всеблагим судией. Начальник же стражи с тех пор стал именоваться пацификом. Если звучность этого титула когда-то и царапала слух горожан, то времена те давно миновали, а за столичной стражей прочно закрепилась репутация людей справедливых и неподкупных. В дни, когда Лайам тут обучался, должность пацифика занимал некий Хирболд Уорден. Этот служака наделал немало шума, арестовав королевского фаворита, богатого и надменного аристократа, за избиение нищего побродяжки. Интересно, удержался ли он на посту?

Налетел ветерок, Лайама вновь затрясло, и ему стало не до пустых размышлений.

Прежде чем идти к миротворцам, надо поговорить с Кейдом. Его есть о чем расспросить! Очень и очень. Лайам сунул руку в карман и нащупал цилиндрик. А еще давно пора выяснить, что это за пустячок? Он потеребил пальцами промасленную бумагу, но разворачивать посылку не стал. Сперва надо добраться до какого-нибудь тихого, сухого и хорошо освещенного места. Дождь вряд ли пойдет содержимому свертка на пользу. Незачем рисковать вещью, из-за которой уже прикончили ни в чем не повинного человека.

«И чуть было не убили тебя!»

Лайам вдруг разозлился. Его провели, подставили, использовали, как мальчишку! Послали навстречу опасности и даже не заикнулись о ней!

Он уже вышел к реке и прятался в темном местечке, скрипя зубами от гнева. Скорей бы добраться до двоедушного мэтра и заглянуть в его добренькие глаза!

Вернувшийся Фануил доложил, что на набережной все вроде спокойно. Поигрывая желваками под скулами, Лайам пошел вниз.

Улица Шествий — с ее колоннами, жаровнями и кучками молящихся горожан и паломников — прямиком выводила к широким ступеням, выложенным белым мрамором и сбегавшим к воде. Это был так называемый Королевский причал, обнесенный каменными перилами, покоящимися на опорах в виде львов и драконов. Справа и слева от этой роскоши располагались причалы попроще, но зато оснащенные парусиновыми навесами и скамейками, чтобы горожане в ожидании лодок могли укрыться от непогоды. Королю же никакие навесы не надобны, ибо, во-первых, над ним не каплет, а во-вторых, ему никогда не приходится ждать.

Усмехнувшись, Лайам плюхнулся на скамейку. Он окинул взглядом обозримую часть реки, но ничего там не обнаружил и принялся выжимать из волос воду, время от времени утирая нос Рукавом. Фануил описывал над причалом круги, высматривая, нет ли за ними погони.

«Наверное, мне бы не стоило торчать на виду…»

Однако Лайам так смертельно устал, продрог и намучился, что его охватило тупое упрямство.

«Черт с ними, найдут так найдут!» В конце концов, Фануил рядом, а сам он худо-бедно вооружен. Шмыгнув носом, Лайам вытянул из деревянных ножен клинок. Скорее всего, столкновения с настоящим мечом он не выдержит, однако блестит очень грозно, даже в тусклом свете единственного на пристани фонаря. Лайам сделал несколько пробных взмахов — клинок ободряюще свистнул. «Пусть только явятся!»

Но никто не являлся. И лодки тоже. Лайам сидел на скамейке, дрожа от холода и тупо разглядывая тело клинка. Мысли его беспорядочно прыгали. Он то обдумывал гневную отповедь коварному мэтру, то вспоминал хищную физиономию фальшивого Берта, то восхищался проворством и разворотливостью Фануила… Трости, мечи, ужасная рана, сверток в кармане, рекомендательное письмо… Лайам никак не мог сосредоточиться на чем-то отдельном. К тому времени, как на реке наконец-таки замелькал фонарик, болтающийся на высокой корме маленького суденышка, он окончательно приуныл.

— Лодка свободна! — кричал перевозчик сквозь дождь. — Свободная лодка!

Лайам вскочил на ноги, торопливо пряча меч в ножны.

— Сюда! Эй, любезный, сюда! — Лодочник подвел свое суденышко ближе и повернулся, чтобы получше разглядеть возможного пассажира. Увиденное явно не пришлось ему по душе.

— Вам куда?

— К Ремесленному распадку.

Лодочник чуть подтабанил веслами, но к берегу подходить не спешил.

— Не близко. Четыре принца. Деньги-то у вас есть?

Подозрение оскорбляло. Лайам выругался сквозь зубы, потер занемевшие руки и достал из поясного кармашка четыре серебряные монеты. Он показал их перевозчику; тот прищурился, кивнул и пристал к спуску.

Над пассажирским сиденьем, находившимся в корме лодки, имелся полукруглый плетеный навес. Кряхтя и постанывая, Лайам заполз туда. Лодочник мощными гребками вывел свое суденышко на середину реки. На нем был широкий заплатанный плащ с большим капюшоном, однако поверх капюшона перевозчик для верности нахлобучил еще и шляпу — соломенную, с широкими обтрепанными полями. Греб он легко, без особых усилий, несмотря на то что лицо его — морщинистое и беззубое — выдавало в нем старика.

Сидеть нос к носу было не особенно ловко, впрочем, обычно столичные перевозчики тактично делали вид, будто вовсе не замечают своих пассажиров, глядя либо на реку, либо на небо, но этот старинушка никакого, похоже, понятия о тактичности не имел. Он с нескрываемым любопытством глазел на Лайама, время от времени громко причмокивая губами. Это чмоканье раздражало больше, чем неотрывный взгляд. Лайам нахмурился и демонстративно отвернулся от старика. Когда лодку подхватило течением, тот заметил:

— Я погляжу, сударь, вы без плаща!

Эта невинная фраза пробудила в Лайаме ярость.

— Какая вам разница! — огрызнулся он. — Я при деньгах, и вы в том убедились!

Лодочник миролюбиво пожал плечами.

— Ну, плащ в такую погоду тоже бы не помешал.

Сочувствие, прозвучавшее в голосе старика, разозлило Лайама еще больше.

— Если хотите знать, плащ у меня был, только я проиграл его в фанты. Во дворце! И не сумел отыграться!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});