Украинское движение: краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминанием - А. Царинный

После бурного периода польского восстания «украинское» движение в своем главном центре, в Киеве, затихло. Главнейшие представители его, М. П. Драгоманов и В. В. Антонович, занялись научной работой. М. П. Драгоманов писал магистерскую диссертацию об императоре Тиверии, а В. В. Антонович собирал в Центральном архиве материалы о днепровских казаках и издал в серии томов «Архива Юго-Западной России» сначала акты о казаках с появления их на исторической сцене, а потом о последних временах казачества на правом берегу Днепра. Обширное предисловие ко вторым актам послужило ему магистерской диссертацией. С 1868 года Драгоманов, а с 1870 года Антонович были избраны доцентами по историческим кафедрам Киевского университета.

VII

Изучение истории является главным основанием народного самосознания. К. Н. Бестужев-Рюмин и М. И. Коялович[64] всю историческую науку определяли как народное самосознание. В частности, малороссийское самосознание должно покоиться на тщательном и беспристрастном изучении местной истории. Единственным учреждением в Киеве, предназначенным содействовать этому изучению, была Комиссия по разбору древних актов, учрежденная еще в середине 1840-х годов по мысли профессора Н. И. Иванищева[65]. Во главе ее, в качестве председателя, стоял человек образованный, но очень отставший от жизни — Михаил Владимирович Юзефович, бывший в генерал-губернаторство Бибикова помощником попечителя Киевского учебного округа. Специальное назначение Комиссии и скудные ее средства не давали свободы для постановки и разработки с ее помощью более разнообразных и широких задач, выходящих за рамки собственно истории в узком значении этого слова, и притом по архивным материалам. Никакого исторического общества, никакой академии наук в Киеве в то время не было. Между тем участники «громады» рвались к работе. Явилась мысль исходатайствовать согласие Русского географического общества в Петербурге на открытие в Киеве его отдела. Со стороны Общества препятствий не встретилось, юго-западный отдел его был открыт, все почти «громадяне» влились в него в качестве членов, и началась очень оживленная деятельность. Стали появляться книжки «Записок» отдела со статьями самого разнообразного содержания (т. 1 — 1874 г.; т. 2 — 1875 г.). Под руководством П. П. Чубинского снаряжена была экспедиция в Юго-Западный край для исследования местных говоров, для записывания произведений устной народной словесности и вообще для всестороннего изучения народного быта и хозяйства. Этим приводилось в исполнение одно из давнишних пожеланий киевской «громады». В юго-западном отделе Русского географического общества сосредоточилось в эту пору почти все «украинское» движение как стремление выяснить действительное лицо малорусского народа.

К этому времени относятся такие важные издания, как «Чумацкие песни» И. Я. Рудченко[66] и «Исторические песни малорусского народа» В. В. Антоновича и М. П. Драгоманова.

Опыты литературной разработки малорусского наречия по-прежнему продолжались. П. А. Кулиш перевел всего Шекспира (несколько драм напечатано во Львове в 1882 году), сочинил исторические драмы «Байда», «Царь Наливай», но мало печатал. Вместе с галичанином Пулюем он перевел Новый Завет.

Выступали новые силы: И. С. Левицкий[67], окончивший курс Киевской Духовной академии, писал повести и рассказы из народной жизни на реке Роси чудным местным говором. Это та Рось, о которой кто-то сложил песню:

Покы Рось зоветця Росью,

Днипро в море льетця,

Поты серце козацькеє

3 паньскым не зживетця…

Кто не помнит таких вещей И. С. Левицкого, как рассказец «Чому баба Палажка не могла вдержатысь на сели?».

М. П. Старицкий[68] писал драмы, перевел шекспировского «Гамлета» со знаменитым вопросом: «Буты чы не буты? — ось-то заковыка». Появились подражатели Шевченко — «Тарасики», как над ними подтрунивали.

Сосредоточием торговли малорусскими книгами в Киеве был магазин Луки Васильевича Ильницкого на Большой Владимирской улице, недалеко от городского театра. Лука Васильевич — «Лука веселенька», как в шутку его называли, — был маленький, невзрачный человек, «в вусах», крайне наивный, выражавшийся «по-сильскому» не для показу, а потому, что он действительно не умел иначе говорить, постоянно сидел в своем магазине и старался привлекать покупателей не только выбором книг, но и своими незатейливыми «балачками».

В середине 1870-х годов «украинское» движение — в его целом как выражение местного патриотизма, как проявление малорусского духа — совсем не носило еще революционного характера. Всегда опасный бродильный еврейский элемент в нем отсутствовал, если не считать участников «громады» Всеволода Абрамовича Рубинштейна и Вильяма Людвиговича Беренштама, которые совершенно оторвались от еврейского корня и были женаты на русских. Нельзя того же сказать об отдельных личностях, примыкавших к движению. М. П. Драгоманов, несмотря наученую подготовку, рано увлекся разрушительными учениями немецких иудеев Фердинанда Лассаля («Критика приобретенных прав») и Карла Маркса («Капитал») и стал социалистом и агитатором. Потом он дошел до анархизма. Летом 1875 года он добровольно эмигрировал за границу, очевидно, сам сознавая, что русское правительство не может отнестись снисходительно к его агитационной деятельности среди студенчества. Он поселился в Женеве и стал издавать по-малорусски журнал «Громада» революционного социал-демократического направления. Тут в своем рассказе мы подошли к самому критическому моменту «украинского» движения: в лице М. П. Драгоманова оно приняло в себя все содержание иудейского революционного марксизма, который, как мы видели нашими глазами, есть лишь переходная ступень к самому первобытному, животному коммунизму; с этих пор «украинским» оно могло называться лишь постольку, поскольку оно предназначено было действовать и развиваться в «украинской», или малорусской, среде. Малорусский национализм в его романтически народнических формах теряет всякое значение. На первый план выступает интернациональный идеал Карла Маркса и прочих иудеев, только облеченный для обмана глаз в малороссийскую сельскую свитку. Драгоманов был чрезвычайно плодовит в своих писаниях, его сочинения легко проходили через русскую границу, и он сыграл такую же роль в революционизировании наивных «украинцев», какую в свое время сыграл А. И. Герцен относительно всего русского общества.

Украинский социализм М. П. Драгоманова после эмиграции его за границу, прежде чем проникнуть в Россию, нашел подходящую почву для своего распространения в Червонной Руси, или Галиции, которую теперь, после восстановления польского государства, поляки называют восточной Мало-Польшей.

VIII

Червонная Русь очень давно откололась от русского пня. После того как в день Благовещения, 25 марта 1340 года, беспотомно скончался во Владимире-Волынском последний владетельный галицко-волынский князь Юрий II, называвший себя в грамотах князем всея Малые России, началась продолжительная борьба между соседями за его наследство, подробно описанная в превосходной диссертации покойного профессора И. П. Филевича[69]. Она закончилась тем, что польский король Казимир Великий[70] присоединил все владения Юрия II к Польше. С тех пор Червонная Русь в течение четырехсот с лишком лет делила общие судьбы Польши, переживала весь тот трагический польский беспорядок («nierząd»), который с таким мастерством изобразил Вл. Лозинский[71] в своем двухтомном труде «Prawem i lewem» (так сказать, «правым и левым боком»). Тем временем высшие сословия ее, дворянство и мещанство, ополячились, а черному народу навязана была уния. Однако последний сохранял свой русский облик, быт и язык. Женатое униатское духовенство в лице своего потомства давало некоторый запас интеллигенции, которая чувствовала себя русской. Червонная Русь не жила, а прозябала, пока и Польша не покончила своего государственного существования.

Мы указывали уже на ту колоссальную ошибку Екатерины II, какую она допустила, согласившись при разделе Польши в 1772 году на присоединение Червонной Руси к Австрии, ибо таким образом часть русского народа переходила из-под власти поляков под власть немцев, вместо того чтобы вновь прирасти к старому русскому пню. Но австрийское владычество принесло русским галичанам и некоторую пользу, так как в правительственной немецкой школе они начали приобщаться к европейской образованности, которой лишены были в Польше. В 1830-х годах под влиянием идей Гердера[72] и немецкого романтизма пробудилось среди них русское народное самосознание. Дети униатских священников открыто признали себя русскими. Выступила на поле деятельности памятная галицкая тройка: Шашкевич[73], Вагилевич[74] и Головацкий[75]. В 1837 году помянутые молодые энтузиасты русской старины и народности в Червонной Руси выпустили в свет маленькое собрание своих стихотворений под заглавием «Русалка Днестровая». Это была первая русская книжка, появившаяся в Галиции. Венское правительство до некоторой степени сочувствовало пробуждению русского сознания среди галичан, руководствуясь принципом «Разделяй и властвуй» и видя в пробудившихся русских естественных союзников своих против поляков. Одно время в Вене русских галичан принято было называть «тирольцами Востока». Тем не менее на родине они не могли получать образования по русским книгам и в русском духе, учились в гимназиях по-немецки и обыкновенно заканчивали курс в Венском университете. Таким образом, разобщенные государственной границей с русской образованностью, они не имели возможности вырабатывать в себе умение правильно говорить и писать по-русски. Немногие галицкие ученые, работавшие у себя на родине на русском языке, как, например, каноник Петрушевич[76], писали очень странным слогом, с неудачным подбором слов, так что язык их резал ухо настоящего русского из России. Другие, как профессор Исидор Шароневич или Дионисий Зубрицкий[77], предпочитали писать по-немецки или по-польски, лишь изредка обращаясь к русскому языку в галицком его облачении. Весьма значительное число галичан, чувствовавших себя русскими, тяготясь условиями жизни под австрийской властью, охотно эмигрировали в Россию, в особенности когда с начала 1870-х годов открылась для них возможность занимать места преподавателей древних языков в преобразованных классических гимназиях. Таковы: автор учебника латинской грамматики Ю. Ходобай, Я. И. Гринчак, Н. И. Козловский, профессор А. С. Крыловский, М. Г. Астряб и многие другие.