Осторожно боги - Алла Кисилева

Она прервала мои мечты, неслышно подойдя и тихонько дотронувшись до моего плеча своей нежной ручкой. Одарив меня еще парой улыбок, она протянула увесистый пакет и тотчас удалилась, сказав, что не хочет мешать. И как дать понять ей, что мешает мне совсем не она, а эти бумаги ее отца?

Погрустив еще немного, я заскучал, решил, наконец, обратить внимание на пакет и развязал плотную бечевку. Как оказалось, там находились две рукописи, к которым прилагалось письмо и маленький листок, целиком и полностью исчерченный линиями, на обратной стороне которого было несколько слов, начертанных по-арабски. Письмо было адресовано мне, и, поглядев на дату, я увидел, что письмо написано накануне смерти Гильома. Я смутился, когда с непозволительным запозданием понял, что занятый галантными и пищевыми вопросами, я ни разу не спросил у Алиеноры о причине гибели ее отца. Как мне припоминалось, он был еще совсем молодым человеком, не достигшим своего сорокалетия, и я никогда не слышал, чтобы он чем-то болел, напротив, он отличался отменным здоровьем.

Мысли об отце Алиеноры, сыне моего лучшего друга, отрезвили меня. Как мог, я стряхнул с себя наваждение неземной красоты девушки, постарался настроиться на серьезный лад и решил начать с письма, адресованного мне и написанного, несомненно, в очень беспокойном состоянии духа. Буквы в некоторых местах как будто пропадали, становясь мелкими и безжизненными, а кое-где, наоборот, перо врезалось в бумагу, и слова представали передо мной с резким криком. Да, бумага явно испанского производства, неприятного серого цвета, шероховатая на ощупь, кое-где проступали волокна, а в правом нижнем углу я заметил кусочек тряпки, из которой она была сделана. Странно, что Гильом решился написать хоть строчку на этой дешевке, должно быть он был очень сильно взволнован. Насколько я знал его, он тоже любил и ценил красоту окружавших его вещей, придавая этому почти такое же значение, как и его отец. Мне показалось даже, что он был напуган, хотя я с трудом мог представить себе событие, какое могло бы испугать этого сильного и смелого человека. Гильом не был экзальтированной натурой, скорее, его можно было бы обвинить в некоторой бесчувственности. Я еще раз брезгливо оглядел безобразный клочок бумаги и заставил себя сосредоточиться на содержании письма.

Дорогой Анри, я честно старался следовать завету отца и не беспокоить тебя по поводу истории, которая, по словам моего родителя, не пришлась тебе по вкусу с самого начала. Не знаю, помнишь ли ты, что с годами отношения наши понемногу наладились, а прошлые разногласия мало-помалу стерлись и покрылись плесенью времени. Он все рассказал мне. Рассказал историю, услышанную вами в таверне. Так же он поведал мне, как с самого начала она поразила его, и как он хотел привлечь тебя к поискам, и как натолкнулся на твое непонимание и недоверие. Тогда он был очень зол на тебя и поклялся, что сам найдет подтверждение всему услышанному и докажет тебе свою правоту. Для твоего утешения могу сообщить, что он однажды признался мне, что не раз сожалел о своей опрометчивой клятве, данной в пылу гнева и обиды. Что если бы он знал, насколько трудными и долгими окажутся эти поиски, то еще тогда бы отказался от своей неразумной затеи. Но, к сожалению, он, как ты, конечно же, знаешь, был очень упрямым человеком и находился в тисках собственной клятвы. В своих поисках он продвинулся гораздо меньше, чем ему хотелось, и, предчувствуя приближение смерти, взял с меня клятву продолжить его дело. Хотя мне и не хотелось связывать себя столь серьезными обязательствами, так как в этом вопросе я был скорее согласен с тобой, нежели с ним, и считал все это безумной затеей, он не переставал настаивать. И по обыкновению, он одержал верх, и я вынужден был согласиться.

Долгое время после его смерти я не мог заставить себя приступить к выполнению своего обещания, но однажды мне приснился сон — сон, в котором явственно звучало предупреждение. Мне снилось, что я, будучи маленьким ребенком, шел по лесу, плутая и путаясь в густых ветвях деревьев, которых становилось все больше и больше. Тьма сгущалась, и сердце мое сжималось от страха. Я знал, что заблудился и выхода из леса мне не найти. Отчаяние овладевало мною, но в этот миг я услышал голос отца, который звал меня. Не видя его, но чувствуя его присутствие, я пошел к нему, и почти сразу оказался на открытой солнцу поляне. Посреди нее мерцало небольшое озеро, а вокруг все было удивительно тихо и спокойно. Когда я пробудился, мне стало ясно, что медлить больше нельзя, а надо немедленно приниматься за дело.

С тех пор как я погрузился с головой в эту историю, со мной стали происходить странные вещи, а неприятные события просто преследуют меня. Кажется, что все призраки ада жаждут моей гибели, насылая кошмары. А как бороться с призраками, увы, я не знаю. Сколько раз я хотел отказаться от этой затеи, но клятва, данная отцу на смертном одре, крепко держит меня в своих цепях. Прости, что я перекладываю все это на тебя, но если ты сейчас читаешь это письмо, то значит, что удача покинула меня окончательно и удар неведомого убийцы достиг цели. Заклинаю тебя, закончи поиск, во имя памяти моего отца и твоего друга, которого ты, я надеюсь, любил. Прочти рукопись, что самым таинственным образом попала ко мне в Испании. Мне представляется, если я все правильно понял, что только ты сможешь выполнить все указания, перечисленные в ней, ведь отец много рассказывал мне о твоем даре. Не иначе как некая злая сила позаботилась привести вас, тебя и моего родителя, в тот злополучный день в ту злополучную таверну и заставила говорить того злополучного торговца. Как я хотел бы быть сейчас рядом с тобой и рассказать тебе обо всех приключениях, происшедших со мною, но в моем распоряжении, похоже, не так уж много времени, и я боюсь, что не успею даже начать свой рассказ. Отправившись в дорогу, я начал писать что-то похожее на дорожные заметки и надеюсь, что, если судьбе будет угодно, мои записи дойдут до тебя. Хотя я и уповаю на милость Всевышнего, я почти не верю, что смогу выбраться из этой истории. Мои преследователи уже совсем близко, так близко, что я слышу их прерывистое дыхание. Печалит меня лишь то, что ни разу я не видел своего врага лицом к лицу, вот тогда бы он подавился своими угрозами. С каким наслаждением мой меч напился бы его презренной крови. Но нет, мой враг труслив и подл. Я многого еще не знаю, но ясно, что это как-то связано с той старой рукописью, оригинал которой я спрятал в потайном, только мне известном месте. Если со мною что-нибудь случится, то я отдам распоряжение, чтобы тебе передали очень хороший перевод, я сам проследил, чтобы все было сделано правильно, хотя переводчик все время клял меня последними словами и причитал, что из-за меня он будет гореть в аду. Не беспокойся, я запечатаю пакет, и никто другой не будет знать, что находится внутри. Я вынужден закончить свое послание. Еще раз заклинаю, прочти рукопись и, если в тебе еще осталась хоть капля любви к моей семье, выполни мою просьбу, не дай мне остаться клятвопреступником тогда, когда придет Судный день и всем надо будет держать ответ перед Господом нашим. Прощай, друг отца моего.

Твой Гильом.

VIII

Общий порок всякого невежества — говорить, будто то, чего не знаешь, не существует вовсе.

Леон Альберти

Я уставала все больше и больше от колоссального потока информации, от того, что со времени начала испытания еще ни разу не отдыхала. И вот результат: я чуть было не уснула, прямо находясь в контакте, пригревшись на солнышке и утомившись от долгого чтения, мягко проваливаясь в сон. Но это было совершенно недопустимо, нельзя мне пока засыпать, особенно находясь там. Я пока что очень немного понимала в происходящем, но, похоже, ребята явно наткнулись на что-то, что представляло интерес не только для них, но и для…

Впервые я задумалась о том, что, возможно, все еще серьезнее, чем казалось в начале, и как это не похоже на мои обычные детские шалости. Внутри задребезжал голосок, противно нашептывающий мне, что я попала в самую противную историю, какую только можно представить. Да, «коготок увяз, всей птичке пропасть». Мой восторг от путешествия во времени постепенно угасал, и у меня появлялось все больше и больше сомнений. Теперь-то я понимала, что действия мои были, мягко выражаясь, неправильными, но как исправить все это, я совершенно себе не представляла. Этот приступ малодушия был вызван подозрением, пока еще смутным, что во всей истории изначально были замешаны Наблюдатели. Во всяком случае, их присутствие было заметным, по крайне мере, для меня. От этой мысли мне стало невыносимо холодно. Если бы я с самого начала смогла предположить нечто подобное, никогда бы не позволила тени Анри даже приблизиться ко мне, не то чтобы вытаскивать ее из призрачного мира, да и из других миров тоже. Я хотела захватывающего приключения, а не глобальных конфликтов с Наблюдателями. Происходящее же с герцогом Гильомом X, сыном герцога Гильома IX Аквитанского, графа Пуатье, было невероятно знакомым, а методы дрессировки были слишком узнаваемыми. Когда Наблюдатели хотят кого-то остановить, они создают множество препон, мелких или крупных препятствий. Но я ни разу не слышала, чтобы они совершали прямое убийство, мне всегда казалось, что это не соответствует их представлениям о взаимоотношениях Учителей и учеников. Но утверждать это наверняка трудно, хотя бы потому, что не раз мне приходила в голову мысль, что некоторые происшествия случаются подозрительно вовремя. Но, как известно, граница между случайностью и закономерностью столь тонка, что ее зачастую и не видно вовсе. Все эти размышления окончательно утомили меня и ввергли в абсолютное уныние.