Черная книга секретов - Фиона Хиггинс

— Вы не откажетесь выпить со мной? — учтиво спросил Джо. — Это особый напиток, ручаюсь, вы такого не пробовали.

Обадия утвердительно буркнул. Джо наполнил два бокала из таинственной темной бутылки и вручил один гостю. Затем уселся напротив могильщика.

— Ваше здоровье! — провозгласил он.

Могильщик нерешительно пригубил из стакана, потом сделал жадный глоток. Обадия относился к выпивке равнодушно, но такого он точно никогда не пробовал. Теплая волна побежала по горлу и разлилась в желудке. Старик ощутил, как расправляются его натруженные плечи, и откинулся на спинку кресла.

— Зачем я пришел? — спросил он, хотя вовсе не собирался этого говорить — слова как-то сами выскочили.

— Потому что нуждаетесь в помощи, — откликнулся хозяин.

— А вы сумеете мне помочь?

Джо кивнул и подался вперед.

— Глядя на вас, друг мой, я вижу человека, хранящего некую тайну. Жгучую, мучительную тайну, которая разъедает вас изнутри. Тяжкой ношей лежит она на ваших плечах и заставляет еще больше сгибаться днем, а ночами — мучиться бессонницей. — Он придвинулся к старику. — А ведь этот груз с души можно снять.

Глаза старика заблестели, и по морщинистой щеке скатилась слезинка.

— Но как мне быть? — отчаянно прошептал он.

Голос ростовщика стлался, как бархат, и сулил надежду:

— Заложите мне ваш секрет и снимите с души этот ужасный груз.

— Заложить? — От выпивки, плавного голоса хозяина и его пристального взгляда могильщик совсем размяк. Ему казалось, будто он медленно погружается под воду. — Как так заложить? Вы что же, купите мой секрет? Но зачем?

— Это уж мое дело, любезный друг, — ответил Джо. — Я ростовщик.

Старый могильщик медленно, с трудом качнул головой и наморщил лоб.

— Но если я его заложу, секрет-то, его ж выкупать надо будет? А не выкуплю, ваше право будет его продать, так? А продадите, значит, раскроете, это уж будет не секрет.

Обадия любил рассуждать логически — так жизнь казалась проще.

— Что вы! — воскликнул Джо. — Полагаю, вам мои условия подойдут преотличнейшим образом. Пожелаете выкупить свой секрет обратно — с вас будет причитаться то, что вы получите за нее сейчас плюс некоторые скромные проценты. Не пожелаете выкупить — я буду хранить ваш секрет сколько угодно, хоть всю жизнь. Можете совсем его не выкупать, и тогда он будет храниться у меня, пока вы не перейдете в иной мир, а там, думаю, вам он уже будет без надобности.

— Ну, это вроде звучит по справедливости, мистер Заббиду, — признал могильщик.

Ростовщик улыбнулся:

— Начнем, пожалуй. Мне не терпится успокоить вашу мятущуюся душу.

Он неприметно кивнул Ладлоу, и тот, поняв, что это и есть сигнал, дрожащей рукой обмакнул перо в чернильницу и занес над белой-белой страницей.

— И вы клянетесь, что никому не проболтаетесь? — трясясь, спросил Обадия.

Джо серьезно кивнул:

— Никому и никогда в жизни.

— Тогда слушайте, и, может, вы сумеете мне пособить. Видит небо, никому больше это не под силу.

В течение следующего часа тишину нарушали лишь дребезжащий голос могильщика и шуршание пера по бумаге.

Ладлоу Хоркинс приступил к исполнению своих обязанностей.

Глава двенадцатая

Из «ЧЕРНОЙ КНИГИ СЕКРЕТОВ» Признание старого могильщика

Зовут меня Обадия Доск, и у меня есть страшная тайна. Тайна эта не дает мне покоя ни днем, ни ночью, лишает сна, а если мне и удается заснуть, преследует меня в кошмарах.

Может, я всего лишь простой могильщик, но ремесло свое знаю и горжусь им. Отроду никого не обманывал: всем по шесть футов, ни дюймом больше, ни дюймом меньше. Жил я всегда просто, потому как мне много не надо, и просить ни у кого не стану. Словом, я был доволен своей жизнью до того самого проклятого дня, когда повздорил с нашим землевладельцем, Иеремией Гадсоном. Я его арендатор.

Неделя у меня выдалась неудачная: работы почти не перепало, а потому и денег тоже. Настал день вносить арендную плату, а у меня ни гроша. Вы, несомненно, уже слышали об Иеремии Гадсоне и о том, что он за человек. У нас его ненавидят все, кого ни возьми, и боятся тоже, вот и я боялся, как-то он со мной расправится за неуплату. Но, к моему удивлению, Гадсон предложил мне такой выход: расплатиться через неделю сразу за две. Я, старый дурак, согласился, однако прошла неделя, и Гадсон затребовал с меня восемнадцать шиллингов вместо положенных двенадцати.

— Шесть шиллингов процентов набежало, — объяснил он с улыбочкой.

Конечно, лишних денег у меня не нашлось, и к следующей неделе долг мой вырос еще больше. Я наскреб что сумел и попытался договориться с Гадсоном по-хорошему, но он и слушать не желал. У него вместо сердца не то что камень, а дырка. Так прошло четыре недели, долг мой разросся, и я понял, что никогда не расплачусь с Гадсоном.

А ему того и надо было.

— Вот что я тебе предлагаю, — сказал Гадсон в следующий раз, как пришла пора платить. — Есть один способ рассчитаться за все твои долги.

Хоть я уже и перестал ему доверять, а деваться было некуда.

— Мне нужно, чтобы ты выполнил для меня кое-какую работу, как раз по твоей части. Инструмент с меня, — заявил Гадсон.

Как услышал я про его гнусный план, так вскипел и, сам не свой от ярости, вышвырнул Гадсона за порог своей лачуги. А он отряхнулся и грозится:

— Не послушаешься, так я тебя выселю! Смотри мне! Даю тебе неделю сроку. Передумаешь — скажи.

В ту ночь я на чем свет стоит проклинал себя: и зачем такое допустил, попал в кабалу к этому чудищу! А к утру понял, что выбора у меня нет. Послал весточку Гадсону, и он явился ко мне — с указаниями и инструментом. Деревянной лопатой.

— Ею тише копать, чем железной, — объяснил Гадсон. — Все, кто этим делом промышляет, работают деревянными.

Каким делом? Гробокопательством!

Ночью, как пробило час, отправился я на кладбище. На душе тяжело было — уж как я себя ненавидел, не описать. На какую могилу Гадсон глаз положил, я знал: ведь кто, как не я, собственноручно выкопал ее накануне и сам видел, как в нее гроб опускали сегодня днем. И вот теперь я раскапывал свежую могилу. Копаю, а сам все про Гадсона думаю. Ведь жиреет и богатеет за счет бедняков, у него чуть не вся деревня в должниках.

Пошел дождь, луна спряталась за облаками, словно не хотела глядеть на гнусное дело, которое я исполнял. Ветер и дождь хлестали мне в лицо, я промок, руки замерзли, тяжелая, мокрая глина так и липла к лопате, а тяжеленная от глины лопата с чавканьем вязла в земле, будто сама земля ожила и старалась отнять у меня лопату, не дозволяя выкопать покойника, стараясь затянуть меня под землю, в самый ад.

Куча вырытой земли росла. Со лба у меня катился пот, смешиваясь со струями дождя, а сердце в груди бухало, как кузнечный молот. Наконец лопата глухо стукнула о дерево. Я опустился на колени и счистил землю с крышки гроба. Приколочена она была хлипко, по гвоздю на каждый угол, поэтому удалось без особого труда поддеть ее краешек деревянной лопатой. Крышка треснула и приподнялась. В тот же миг небо расколола молния, громыхнул гром. «Боже милостивый, прости меня!» — пробормотал я и перекрестился. Вспышка молнии озарила гроб у меня под ногами и лицо мертвеца.

Судя по одежде и дешевому гробу, покойник богачом не был — да и откуда у нас в Пагус-Парвусе богачи? Впрочем, как все мы, он в конечном итоге лег в землю. Молодой, красивый, и никаких следов несчастья, ставшего причиной его смерти (бедняга попал под колеса повозки). Белые руки сложены на груди, бледное лицо выглядит умиротворенным. Да, его земные тревоги окончены, подумал я, а мои только начались.

Помедлив мгновение, я подхватил беднягу за окостенелые плечи, вытащил из гроба и перевалил через край могилы. Потом поднял глаза к небу и поклялся, что мараю руки таким недостойным делом первый и последний раз в жизни. Я-то думал, раз душа покойного отлетела, само тело будет легким, но покойник был точно свинцом налит — мне показалось, будто я тащу на себе лошадь. Я проволок труп по траве к церковным воротам: именно там, как обещал Иеремия, меня должны были поджидать заказчики.

И я увидел их — двоих в черном, старательно прятавших свои лица под капюшонами. Не сказав ни единого слова, они приняли у меня ношу и швырнули труп в свою повозку, рядом с бочонками эля. Забросав труп соломой, они уселись в повозку и все так же молча тронулись с места.

Подождав, пока цокот копыт затих вдали, я вернулся к могиле и принялся закапывать пустой гроб. Я работал как одержимый, стараясь поскорее завершить дело. Потом отправился домой.

Наутро я подумал было, что вся прошлая ночь мне приснилась, однако же нет — у очага стояла деревянная лопата. Мне было так тошно, что я даже поглядеться в зеркало и то не мог — стыдился самого себя. Хоть я и совершил вчерашнее под давлением Гадсона, а все равно дела это не меняло: я был обыкновенным похитителем трупов. Иногда эта братия еще называет себя сторонниками воскресения, но красивым названием гнусность не прикроешь. Труп уже наверняка увезли далеко-далеко, я даже догадывался куда: в Город, вот куда, и сейчас тело бедного юноши пластал нож хирурга в анатомическом театре — во имя интересов науки. По крайней мере, так уверяли врачи, щедро платившие за трупы звонкой монетой. Вот на их-то нуждах и наживался Иеремия Гадсон. Думал ли я, что и меня втянут в такие грязные, грешные дела!