Трехрукий ангел. Предапокалиптический роман - Виталий Трофимов-Трофимов

Мухаррам выпрямил ноги и вытянулся на татами вдоль купе, едва не задев головой декоративный бонсай, стоявший на небольшом обеденном столике прямо под окном. От толчка закачалась и узкая высокая миска с клюквой в сахаре, стоящая на столике рядом.

Смотреть на белую пелену ему не хотелось, поэтому он поправил деревце, не поворачиваясь к нему лицом, а другой рукой открыл виртуальный дневник, в который записывал последнее время не те дела, что должен сделать, а те, что не хотел бы забыть совершить напоследок. Список оказался внушительным: так всегда бывает, когда неожиданно узнаешь, что у тебя не так много времени привести дела в порядок.

Седьмым пунктом числились три буквы – Ф. А. Р. Несколько минут он пытался найти аргументы отложить звонок, а потом решил, что если и можно тратить время на разговоры с женой, то оно непременно должно быть нерабочим. В сервисах спирали Мухаррам нашел адресную книгу регистраций и с удивлением обнаружил, что Фелиция Анна Ратио изменила своим привычкам и не переехала на новое место жительства, хотя прошло уже почти полтора года.

Несколько секунд после вызова ничего не происходило. Возможно, это было связано с ненадежностью бесплатных локальных сетей. Потом связь восстановилась, и нейролинк, затемнив помещение купе, спроецировал в визуально увеличенном на пять метров во все стороны пространстве проекцию женщины лет двадцати пяти за письменным столом. Крышка стола – проектный бокс – хранила причудливые геометрические конструкции, служившие прообразом будущего произведения искусства.

Фелиция была видна лежавшему Шухрату лишь отчасти. Оставив свое проектирование, она взялась за дальний край стола и потянулась, привстав со стула, чтобы разглядеть абонента. Увидав распластанного на полу мужа, покачала головой:

– Каждый раз, как мы с тобой общаемся, ты падаешь все ниже и ниже, – рассмеялась она. – Вернулся из своих индокитаев?

– Это был Кашмир. Намного северо-западнее.

– В новостях постоянно об этом говорят. То что-то взорвалось, то взяли заложников. Сплошной кошмар, а не Кашмир. Редактора буквы перепутали! Я звонила маме в Милан, та вся в слезах. Ребенка показали без руки, собаку мертвую со щенятами, и у нее глаза третий день на мокром месте. Какой-то ужас творится.

– Мне можешь не рассказывать, – задумчиво пробормотал Мухаррам. – Я же там был…

– И чем все закончится?

– Бесконечным бардаком, как и во всех этих «новых демократиях». Сперва сепаратисты убивают правительственные войска и требуют независимости, в регион вводят миротворческий контингент, он принуждает правительство согласиться на референдум, боевики, которые ничего не умеют, кроме войны, начинают делить власть и отстреливать друг друга и миротворцев. Сейчас мое начальство объявило там режим КТО…

– КТО?

– Режим контртеррористической операции – КТО. Хотя КТО там виноват, и так всем известно. Надо объявлять режим ГДЕ, а на это мозгов у миропринудителей не хватает. Не хочу обсуждать. Расскажи лучше, что ты делаешь?

Фелиция встала из-за стола, приложила ладони к проекционному боксу, а потом подняла их и потрясла в воздухе. Над столом появилась картинка, равная площади крышки стола. На ней виднелись трехмерные структуры, в которых угадывались причудливые готические узоры XIV века в современной аранжировке.

– В Брисбене через два месяца состоится встреча Клуба Тринадцати. Ну знаешь, сходка этих самых богатых людей мира. Они обсуждают, куда дальше двигаться мировой экономике, а под конец собрания публично уничтожают что-нибудь самое ценное, что есть в мире. В прошлый раз они в Фессалониках сожгли полсотни полотен русских и европейских художников. В основном классику – импрессионистов. В этот раз будут уничтожать чистую воду. Выливать в океан. Хотят, чтобы заседание их клуба украшали монументальные композиции из гранита, чья поверхность переливалась бы волнами, как поверхность воды. Я уже придумала, как создать динамичную поверхность камня. Сейчас сижу и никак не могу создать такую память вещества, чтобы после колебаний структура снова приходила к гомеостатическому состоянию. Уже пятый день моделирую, структура растекается и не держит форму.

– У тебя все получится, я уверен…

– Да я знаю, что получится. Только это все сложно дается.

Мухаррам поднялся с пола и сделал несколько шагов в сторону Фелиции. В углу зрения запульсировал круг с вписанным в него треугольником и восклицательным знаком: близость материального препятствия. Он остановился и засунул руки в карманы, разглядывая проекцию скульптуры Ратио.

– Нам надо наконец увидеться, – произнес он. – Я приезжаю в Антарктику уже третий раз, а мы все никак не встретимся вживую. Статистически для брака это не очень нормально.

– Технически мы не женаты, – ответила Фелиция. – Мы находимся в соглашении о гражданском партнерстве. Так что мы правил Антарктики не нарушаем. Но я давно тебе предлагала встретиться. Ты вечно занятой, катаешься по красным зонам, вечно кого-то спасаешь. Это только кажется, что мы сделали технологический шаг вперед, можем за три часа долететь до любой точки мира, можем войти в тур-капсулу и загрузиться в тело аватара на другом краю света. А на самом деле мы живем в трех кварталах друг от друга и не можем посидеть в кафе.

– В этот раз мы все исправим, я уверен.

– Сколько мы женаты? – переспросила Фелиция. – Лет шесть?

– Около того.

– В любом случае, не переживай по этому поводу. Я ведь уже была замужем, и свобода для меня также очень важна.

– Ты постоянно уклоняешься от ответа, когда я тебя спрашиваю о первом муже.

– У меня от тебя нет никаких секретов. Просто хорошо подумай, хочешь ли ты знать о чем-то. А то вдруг выяснится, что я его убила и во льду закопала, что ты тогда будешь делать? – Она повеселела и игриво крутанула проекцию скульптуры так, что та обратилась в юлу.

Рядом с Фелицией появилось изображение проводницы. Она улыбнулась Мухарраму и сообщила о том, что поезд прибывает на станцию Шеклтон. Это небольшой городок астрофизиков преимущественно ближневосточного происхождения, работающих по лицензии корпорации «Шанмасаа». Это не его остановка, но выйти подышать свежим воздухом южного континента он планировал с того момента, как поезд поднялся со дна Австрало-Антарктической котловины и вынырнул на берег.

– Я хотела бы поделиться с тобой одной мыслью. Мой друг Чэнь Фукан, о котором я тебе рассказывала, создает небольшую фирму, – затараторила Фелиция, словно что-то почувствовав. – У меня есть замечательная бизнес-идея. Ты знал, что почти девяносто процентов «отменщиков» кончают с собой до стасорокалетия? Мы считали, что, если отменить смерть, человек будет жить и развивать в себе новые таланты. На самом деле он устает и жить ему становится неинтересно. Он уже все видел и все прочувствовал. Причем неважно, заменил «отменщик» свое тело на искусственное или медикаментозно отменил старение. Результат одинаков. Я думаю, если купировать эмоциональный опыт, интерес к жизни снова появится. Это как снова прочесть книгу, которая тебе понравилась, если ты стер у себя эмоциональные воспоминания о первом прочтении. Чэнь сейчас пробивает лицензию в Вернадске. Будем разрабатывать эмоциональный нейропатч. Я хотела бы выслушать твое мнение.

– Подумаем. Не знаю. Если у кого-то в жизни один сплошной балаган, тот не устает жить. Скучно тем, у кого ничего не происходит, те и к сорока готовы себе мозги вытрясти. Я позвоню, когда прибуду в Фильхнербург, – ответил Мухаррам.

– Целую…

Переговорная проекция растворилась, и Мухаррам вернулся в свое тесное выполненное в японском традиционном стиле купе. Он сел на татами и уперся руками в бедра, пытаясь сконцентрироваться. До прибытия в Шеклтон оставалось двадцать минут. Он поднял глаза к потолку. На дорожной полке лежал рюкзак. В одном отделении арктическая куртка, в другом – рубашки, носки, сухой паек, документы, подарочная фляжка с логотипом ООН и разобранная трехсекционная поперечная флейта системы Бема с закрытыми клапанами не в линию из композитных полимеров.

Мухаррам достал инструмент, неторопливо собрал его воедино, вобрал в легкие побольше воздуха и приложил к губам головку «Faulisi», изготовленную отдельно от флейты. Из инструмента потекли звуки открывающей темы «L’apocalypse Des Animaux» Вангелиса в измененной версии, специально для духовых инструментов. Каждый раз, когда он играл, он чувствовал связь с теми людьми, с которыми ее, казалось, утрачивал. И прежде всего, с отцом.

Он проехал Шеклтон, не выходя во время остановки на перрон. Просто заказал нихонсю, вареную кукурузу и некоторые природные стимуляторы, чтобы не погружаться в депрессию по прибытии в Белый город. Потом он уснул. Возможно, из-за музыкальных упражнений или от навязчивых мыслей, которые стали донимать его после Кашмира, – но во сне ему снова явилась Мария. Ее холодный покойный образ не соответствовал тем живым глазам, что он помнил.