Зоны нейтрализации - Богдан Петецкий

Момент, когда монитор начал сходить с орбиты. Через полчаса они должны были сесть.

– Порядок, Торит, – обрадовался Нетти. – Давай замеры. Я ничего не вижу на этом экране.

– Ноль и ноль, один, – сообщил Торит.

– Больше кислорода, – голос Энн.

– Ноль и ноль, два.

Они вводили корабль в коридор.

– Ноль и ноль, три.

– Так держать.

– Там какие-то чертовы горы, – заметил Нотти.

– Ноль и ноль, четыре.

– Стоп дюзы, – бросил Нер.

Они уже тормозили. Момент, который никогда не относился к самым приятным.

– Ноль и ноль, пять. – Это Торит. Его голос звучит чуточку менее спокойно.

– Что там? – буркнул Нер. – Как дюзы?

– Без тяги, – тут же ответил Нотти.

– Больше кислорода, – напомнила Энн.

– Ноль и ноль, шесть, – продолжал Торит.

– Сбой оси! – голос Нера зазвучал чуть ли не пискливо.

– Четверка на оси! – исправил Нотти.

– Ноль и ноль, четыре, – доложил Торит.

Я представил, как руководитель экспедиции, Нер, вытирает сейчас украдкой пот со лба.

– Сделайте что-нибудь с этой четверкой, – промурлыкала Бистра.

– Еще минуточку, – отозвался Нотти.

– Ноль и ноль, пять, – крик Торита.

– Притяжение? – немедленно спросил Нер.

Он не дождался ответа.

– Ноль и ноль, шесть!

– Сбой!

– Потерял... – начал пискливым голосом Торит.

Что такое он мог потерять? Связь? Она еще была. Разве что его коммуникационный пульт уже начал чудить. Замеры коридора? Это был бы первый случай в истории астронавигации. Тахдаровое изображение посадочной площадки? Возможно. Шансы на то, чтобы узнать, что там случилось на самом деле, практически равнялись нулю. Это «потерял» было последним словом, которое дошло с борта монитора до базы в Будорусе.

В комнате сделалось прохладно. Я встал и передвинул ручку климатизатора. Потом вернулся к столику, отпихнул ногой кресло и уставился на черный экран анализатора. Его микроскопический динамик все еще продолжал воскрешать шумы, приходящие из космоса, из того места, где две минуты назад разговаривали люди. Я простоял так какое-то время, потом выключил аппаратик. Он замер с тихим мяуканьем, как перегруженный гиробус. Для кукол.

Я скинул скафандр, разделся, взял другой аппаратик с закодированными сообщениями спасательной экспедиции и с ним вместе забрался в постель.

Я прослушал все подробнейшим образом. От начала до конца. Но мудрее от этого не сделался. С монитором, по крайней мере, произошла авария автоматов или управления, или торможения. Если это была авария. В любом случае, он сошел с курса. В докладах с «Проксимы» и «Гелиоса» не было упоминаний даже о малейших отклонениях от программы полета. Из плоскости эклиптики они вышли за орбитой Юпитера. Сразу же после этого погрузились в гибернацию. Проснулись на высоте Пятой в системе Альфы. Без помех вышли на орбиту второго спутника Третьей. Провели там два дня, терпеливо обшаривая эфир. Сделали все, что только можно было сделать. Последнее сообщение было таким же спокойным, как и все предыдущие. Они скоординировали позывные, аварийные сигналы, несколько вариантов аварийной связи. Перешли на стационарную орбиту. Леже включил тормозные дюзы и приступил к предпосадочным маневрам. Они протекали правильно. Попросту нормально. Первые две минуты. По истечении их, неожиданно, без какого-либо предупреждающего сигнала, вообще без какого-либо возможного повода, связь прервалась. Словно между одним и другим кораблем установили металлический

Бортовые автоматы «Гелиоса» затеяли сущую кошачью музыку. Любой из мельчайших анализаторов сигнализировал об опасности. Торнс, капитан корабля, не упустил ничего. С ним был Кросвиц из Корпуса. Проверили одну за другой аварийные системы. Одновременно через равные интервалы выслали шесть коммуникационных зондов на пересекающиеся орбиты. Все с тем же самым успехом. То есть – никаким. Через минуту после старта, зонды, все, сколько их там было, перестали передавать не только изображение, но и звук. Словно кто-то выловил их огромным сачком, полным оловянной фольги. Какое-то время ждали. Наконец Торнс передал, что они переходят на более низкую орбиту, будут менять позицию. Рассчитывал на возможность обнаружения какого-нибудь радио-коридора в непроницаемом, как казалось, поле, окружающем спутник.

Последние его слова, записанные на ленте, звучали:

– Порядок, Арег. Следи за...

Первая фраза относилась к предыдущим. Вторая... Вот именно.

Обе записи, ясное дело, прошли через набор интерпретационных тестов. Анализировали каждое секундное изменение уровня, самый незначительный звук. В программы компьютеров включалось все, что только могли выдумать величайшие фантасты из числа специалистов. Длилось это битых две недели. Шесть дней назад наконец-то смирились с неизбежно следующим выводом. Ни-че-го. На основании известных параметров полета ни один из крупнейших земных вычислительных центров не смог предложить гипотетической причины катастрофы.

Я выключил аппаратик, погасил свет и вытянулся на кровати. Спать мне не хотелось. Я заложил руки за голову и лежал неподвижно. Назавтра в это время я буду засыпать в кабине ракеты. Имея под своим креслом несколько контейнеров, полных лазерных зондов, кварковых батарей, летательных аппаратов, снабженных всякого рода излучателями, ускорителями антипротонов и, один дьявол знает, чем там еще. Не скажу, чтобы меня это забавляло. Даже сейчас. Я предпочитал не думать, что будет там. Пусть даже Хисс расскажет еще тысячу баек о «случайном несчастье», контакте и суперцивилизации Альфы. Однако слабо вооруженные корабли они раздолбали.

Как же так, именно мне, первому в истории Информационного Корпуса выпало задание, к которому, по сути дела, все мы готовились? Что поделаешь, если ничего похожего до сих пор не случилось. Кто-то когда-то должен был этим первым оказаться. Впрочем, я не один лечу.

Мне пришел на ум Устер. Уже во время разговора с Итей я сопоставил некоторые даты. И оказался прав. Он полетел вместе с Леже на «Проксиме». Глупо было бы вернуться и сказать Ите, что...

Но почему именно я должен возвратиться?

Итя... Я вспомнил, как она вчера была одета. Ее волосы. Комната, полная ласкового света. И то, как она играла фужером с тонизирующим напитком.

Я улыбнулся сам себе и заснул.

* * *

Я проснулся в семь, по местному времени. Умылся, упаковал сообщения и утомил свои челюсти тем, что отыскал в буфете. Когда я ел, явился техник из обслуги. На носу у него были старинные очки с дымчатыми стеклами. Словно он возвращался из обсерватории.

Он не относился к разговорчивым. Осмотрел меня всего, беззвучно шевеля губами. Потом убрался, но ненадолго. Вернулся с собственной диагностической аппаратурой. Мне не приходилось видеть ничего столь же причудливого. Он обращался с ней как альпинист с любимым ледорубом. Проверил снаряжения, заменил кое-какие мелочи в лакее. У меня создалось впечатление, что его раздражает все, что не было в моем теле механическим.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});