Рыцарь Грааля - Юлия Андреева

Подстрекал же его на этот шаг небезызвестный Бертран де Борн, сирвенты которого заставляли каждого, кто мог держать в руках оружие, подняться на справедливую войну. Учитывая, что оружия, хотя бы самого примитивного, в то время не было только у безруких, война охватила города, подобно свирепому пожару.

И все бы было хорошо, если бы не подлое предательство короля Арагонского, который вдруг изменил данному молодому королю слову и напал на Тулузу. Чудом Раймону удалось не дать пасть графству, буквально в последний момент отразив атаки предателя, но, к сожалению, не пленив его самого.

С этого момента удача отвернулась от юного Генриха и его учителя и друга Бертрана де Борна, который хоть и заклеймил позором Альфонса Арагонского, но сделал это поздно и, видимо, не вложил в сирвенту хорошего проклятия, отчего король-предатель остался жив и невредим.

Зато принц Генрих, старший сын короля Генриха Второго и наследный принц английского престола, умер. Де Орнольяк ничего не говорил о том, был ли он отравлен или околдован, но Пейре чувствовал в этом горький привкус предательства и измены.

Бертран де Борн был потрясен смертью своего друга, его печаль и отчаяние рождали новые песни, которые де Орнольяк пел Пейре, аккомпанируя себе на старой домре или трехструнной гитаре, и Пейре плакал, воспринимая разрывающую сердце своего любимого трубадура боль.

Сколько раз, слушая и играя эти песни, Пейре проклинал злую судьбу, пожелавшую, чтобы он – Пейре Видаль – появился на свет столь поздно и не мог помчаться на выручку Бертрану, когда Генрих Английский вместе со своими баронами атаковали его замок Аутафорт и пленили самого трубадура.

Белая лютня в руках мальчика плакала и стенала, мелодии, рожденные чужой болью и отчаянием, летели над горами и лесами Тулузы, призывая их в безмолвные свидетели.

Слава Богу, который в конце концов отвлекся от своих дел и пришел на помощь к плененному и уже приговоренному к казни трубадуру, слава Богу, который вложил в уста Бертрана горестную песнь на смерть юного Генриха и которую он пропел перед английским королем.

«Бертран, ты хвастался, что тебе нужна лишь половина твоего гения. Боюсь, что и две половины не могут уже более тебя спасти», – донеслось до плененного трубадура с высот английского трона.

«Да, сэр. Я потерял свой гений и свою душу в день, когда умер твой сын Генрих», – ответил ему Бертран и запел полную тоски и скорби похоронную песню.

Никто из слышавших ее не остался равнодушным, король и подданные рыдали, покоренные песней Бертрана, которая лилась, подобно крови, из открытой раны его сердца.

Бертран остался жив!

Более того, он снова был в милости, и де Орнольяк божился, что рано или поздно Пейре сумеет познакомиться с прославленным трубадуром лично.

О том, как Пейре с друзьями подглядывали за голой бабой, и об ангелах небесных

Однажды Пейре вместе с ватагой мальчишек подкараулили коровницу Милисенту во время купания. У коровницы этой была странная особенность мыться не в доме, а именно в реке. Мальчишки приметили это уже давно и теперь по очереди караулили, ну когда же мосластая Милисента сподобится пойти на реку. Караулить начали с полнолуния, но пришлось набраться терпения, с купанием Милисента медлила. Меж собой мальчишки заключали пари о том, когда же толстуха наконец соберется совершить омовение. Но ни на старой луне, ни в новое новолуние Милисента не мылась.

Хотели уже прекратить слежку, когда толстуха надумала-таки явиться на реку. Случилось это аккурат в день перед полнолунием, так что мальчишки затаив дыхание крались за ней до самого берега. Когда дородная Милисента в одной холщовой рубахе вошла в воду, Пейре, наблюдавший эту картину в первый раз, хотел было уже разочарованно плюнуть. Мол, надо же было столько сил убить для того, чтобы увидеть корову в холстине, когда Милисента вдруг погрузилась по макушку в воду и, тут же вынырнув оттуда, начала выбираться на берег, отплевываясь и фыркая от удовольствия.

Взорам пацанов предстало дивное зрелище – старая холщовая рубаха облепила рыхлое тело коровницы, огромные как бурдюки груди колыхались, по черным мокрым волосам текла вода, внизу рубаха задралась, и были видны две мясистые ноги.

Забыв об осторожности, Пейре встал и открыв рот смотрел на необычное зрелище, когда кто-то вдруг больно схватил его за ухо. Мальчишки тут же бросились наутек. Перед Пейре стоял де Орнольяк.

– Что же ты такое делаешь, гаденыш?! – грозно зашипел трубадур, уворачиваясь от камня, пущенного застигнутой за купанием коровницей, и одновременно увлекая за собой мальчика.

Вопреки обыкновению де Орнольяк как будто был трезв.

– Что же ты такое делаешь, Пейре?! – повторил он свой вопрос, обращаясь скорее к небу, которое он теперь хотел призвать в свидетели.

– Неужели Господь наделил тебя такими талантами лишь для того, чтобы ты, подглядывая за голыми бабами, марал свою душу?

Пейре шел за де Орнольяком, потирая ухо и не зная, что сказать.

– Ты можешь стать лучшим трубадуром этой земли, Пейре, – голос де Орнольяка был тихим и добрым, казалось, он так и проникает в душу, подобно тому, как после дождя струи воды проникают в ждущую их землю. – Я думал, что ты со временем станешь самым красивым трубадуром и рыцарем чистой любви. Ты будешь служить дамам, совершенствуя свое сердце и свою душу. Ты будешь тем, кем не смог стать я. Ах, Пейре, Пейре, не здесь и не сейчас должен был я сказать тебе подобные слова. Произнести их следовало бы Совершенному, а не такому грешнику, как я.

Они свернули по направлению к заброшенному сараю. Де Орнольяк подобрал с земли спелое яблоко и, в два укуса ободрав мякоть, выбросил сердцевину в кусты чертополоха,

– Видишь ли, люди прежде были ангелами. Божьими ангелами вроде тех, чьи изображения ты видел в церкви. Только святые отцы не знают, мало, кто знает, как это было на самом деле, те же, кто ведает правду, рассказывают ее не всякому.

Де Орнольяк остановился перед сараем. Повозившись под крыльцом, он извлек оттуда пузатый бочонок с вином, вытащил пробку и, отпив, разлегся прямо на траве под одной из яблонь. Пейре последовал примеру трубадура, разложив на земле плащ и усевшись на него.

– Ты, конечно, знаешь, что Бог сотворил небо и землю, зверей, птиц и божьих ангелов, – де Орнольяк сделал еще глоток и протянул бочонок Пейре. Кислое виноградное вино оказалось неожиданно холодным.

– И человека, – Пейре отер губы и с осторожностью передал бочонок трубадуру.

– Человека… М-да. Об этом после… Сатана восстал против Господа, и тот изгнал его в преисподнюю. Не убил, заметь, не истребил, чтобы и памяти о нем не осталось, а только отстранил на время. Можешь ты себе представить короля, который, вместо того чтобы четвертовать предателя и мятежника, всего лишь изгоняет его из своих владений?